Страница 1 из 3
Марек Хласко
Страсти
© И. Подчищаева, перевод на русский язык, 2000.
- Он уже не жилец, да? - спросила медсестра. Подошла к доктору и наклонилась рядом с ним над умирающим. Плечом она касалась плеча доктора, и тот отстранился.
- Ему ничем не помочь, - сказал он.
- Он умрет?
- Наверняка.
- Сегодня?
- Да. Скоро. Может, через час, может, раньше.
- Зачем он это сделал? Как вы думаете?
- Ничего я не думаю, - сказал доктор и выпрямился. Он был высокий, худощавый; белизна халата подчеркивала следы усталости на его лице с резкими чертами. Он потер лоб рукой. - Разве теперь узнаешь.
- От страха? - спросила сестра, складывая шприцы в никелированную коробочку. - Может, боялся чего? Или ему что-то угрожало? А может, что-нибудь натворил…
Ее огромные голубые глаза сосредоточенно смотрели на доктора. «Кукла, - неприязненно подумал доктор. - Фарфоровая кукла…»
И вдруг разозлился.
- А тебе бы хотелось трагедию чужой жизни объяснить одним словом? - сердито воскликнул он, поворачиваясь к ней спиной. - Не удастся.
Он отошел к окну и отдернул занавеску; разгоряченным лбом прижался к стеклу, глубоко вздохнул. Он видел свое лицо, мутным отражением маячившее в стекле; жадно всматриваясь в темноту, напрягал зрение, пытаясь разглядеть как можно больше. Ночь была ясная и морозная; в стеклянном небе неподвижно висел удивительно тонкий серпик луны; заиндевевшие деревья в больничном дворике выглядели в его блеске волнующе театрально. Высоко вверху носился звездными тропами ветер; землю сковало морозом и льдом. «Если не потеплеет, - со злобой подумал доктор, - мы все загнемся в этой дыре». Повернув голову, сказал сестре:
- Посмотри, не осталось ли там немного кофе.
- Где?
- В моем столе. Такая желтая банка.
Сестра послушно направилась к столу и с грохотом задвигала ящиками. Он смотрел на ее сильные руки, полную шею, широко расставленные мускулистые ноги, и снова в голове мелькнуло: «Кукла».
- Нашла, - раздался через минуту ее голос.
- Завари.
- Одну или две ложки?
- Одну.
Сестра вздохнула.
- Пойду поищу какую-нибудь кружку.
- Удивительно. Я бы должен хотеть тебя.
- Доктор.
- Да.
- Почему вы такой?
- Какой?
- Злой, - сказала она. - Странный.
- Почему у тебя обувь нечищеная? Советские ученые давным-давно изобрели гуталин. А кроме того, прекрати пользоваться этим жутким лаком для ногтей, при одном взгляде тошно делается. И не причесывайся под Симону - ты так же похожа на нее, как я - на премьера Польши. Ну иди уже за своей кружкой.
Сестра вышла. Доктор взглянул на висевшие над дверью часы: было около двух ночи. Подошел к умирающему, машинально пощупал у него пульс. Ему сделалось не по себе рука лежавшего на койке человека была холодной и липкой от пота. «Никогда мне к этому не привыкнуть, - со злостью подумал он. - Никогда я не привыкну к этим потным телам со стекленеющими глазами». Его пальцы с силой стиснули вздувшиеся фиолетовые жилы на руке больного, - неровный пульс слабел с каждой минутой. «Прощай», - подумал он. И тут заметил, что умирающий смотрит на него - глаза открыты, зрачки неестественно расширены из-за высокой температуры, в уголках рта запеклась слюна. «Да уж, красавцем тебя не назовешь, - подумал доктор. - Это, конечно, не мое дело, но ты и вправду не красавец». Он нагнулся к его уху.
- Ты можешь говорить?
- Я буду жить?
- Не волнуйся. Говори спокойно.
- Буду?
- Разумеется.
Больной отвернулся лицом к стене.
- Врешь, - прошептал он.
- Долг обязывает. Ты же сам этого хотел. Поганое дело - смерть от отравления газом. У тебя было время поразмыслить.
- Я хочу тебе что-то сказать.
- Говори.
- Все, чем пугают нас на земле, чем беспрерывно шантажируют - все это блеф. Никаких страданий, никаких угрызений и расчетов с совестью. Легкий шум в голове - и конец.
- Ты еще жив. Может, удастся тебя спасти.
Зрачки умирающего помутнели. На прозрачных висках выступили бисеринки пота. Дыхание становилось все отрывистее, а сложенные на груди руки начали слегка подергиваться, как задние лапки лягушки, внезапно вытащенной из воды.
- Кто меня привез сюда?
- Люди.
- Всегда-то они вмешиваются, когда не просят. Так бы все уже было кончено.
Немного погодя доктор произнес:
- Все и так кончено.
Натянул простыню на его лицо и разогнулся. Закурил, глубоко затянувшись дымом; табак был крепкий и отдавал горечью. «Холодно, - думал он, - если не потеплеет, то и вправду загнемся». Он потер озябшие руки и сел к столу. Вынув из ящика журнал учета, принялся искать фамилию умершего.
Вошла сестра с кружкой в руке.
- Вот ваш кофе, - сказала она. - Пейте, пока горячий.
- Ты б еще дольше канителилась, - сказал он в ответ. - Даже кофе не можешь быстро заварить, как будто это не знаю какое искусство. За это время наш друг успел попасть в рай. Позвони в морг, пускай забирают. И кофе не расплескай. Где сахар?
- В ящике, - сказала она, ставя перед ним дымящуюся кружку. Подошла к аппарату на столе и начала набирать номер; несмотря на все усилия, ей не удавалось скрыть дрожь - руки ее мелко тряслись. - Морг? - спросила она деревянным голосом. - Берите каталку и быстро сюда.
Положив трубку на рычаг, она тяжело облокотилась на стол. Глаза ее были устремлены на доктора. Тот молча размешивал ложечкой сахар.
- От чего он умер? - тупо спросила она.
- Смерть наступила в результате отравления газом.
- У вас нет сердца.
- Ради удовлетворения твоего любопытства завтра же готов сходить на рентген.
- Зачем вы так?
Он приподнял набрякшие веки.
- Тебя там в твоей школе разве не учили не задавать глупых вопросов и не облокачиваться на стол?
В дверях появились двое санитаров с каталкой; один долговязый, второй низенький, со смешной круглой головой. Они подошли к покойнику.
- Невелик, - заключил высокий.
- Зато симпатичный. Похож на одного вратаря из Скерневиц, - сказал низкорослый и подмигнул сестре. Она отвернулась.
- Твой размерчик, - сказал высокий. - Интересно, нога у него как - тоже тридцать седьмой носил? Эй ты, осторожней.
- Я вот думаю, какой ящик ему закажут: с обивкой или без?
- Поспорим? Я говорю - с обивкой.
- Заметано. Спокойной ночи, доктор. Пока, сестричка. Кончай ты по нем убиваться. Лучше мной займись.
- Спокойной ночи, - сказал доктор. Он провожал их взглядом, пока за ними не закрылась дверь.
- Я этого не вынесу, - сказала сестра и резко встала. - Когда я заканчивала это чертово училище, думала, люди способны сострадать друг другу. Доктор?
- Слушаю.
- Неужели милосердия не существует?
- По мне, люди делятся на тех, кого спасти удается, и тех, кому уже не помочь.
- Ужасно. Бедняга отходит, а вы пьете кофе. А эти амбалы спорят, какой гроб ему купят родственники - с обивкой или нет. Я этого не вынесу.
- Вынесешь, - сказал доктор. - У тебя воображения не хватит представить, сколько всего может вынести человек. - Он встал и расправил плечи, широко зевнул. Размеренным шагом прошелся по комнате. - Выпиши ему свидетельство о смерти, - сказал он сестре. И не принимай все так близко к сердцу. Выпей валерьянки или брому, в общем, выпей чего-нибудь.
- Ладно, - сказала она упавшим голосом. Вид у нее был довольно жалкий: губы кривились, как у ребенка, готового вот-вот разразиться безудержным плачем, под глазами обозначились темные круги. В ее поникших плечах, в склоненной над столом шее, в руках притаилась усталость. Внезапно она подняла голову.
- Неужели так много?
- Что?
- Так много можно вынести?
- Тебе сколько лет?
- Двадцать.
- Вот поэтому ты и спрашиваешь.
- А когда человек перестает удивляться?