Одна из тридцати пяти

- В вине снотворное, и вы об этом прекрасно знаете.

Он долго смотрел на меня, пристально, изучающе, обжигающе. Мое лицо пылало. Я нервно покусывала нижнюю губу, пока он вдруг не схватил бокал поверх моей руки обеими ладонями. Я ощутила тепло его прикосновения, такого же опаляющего, как и его взор.

- Милорд, - лишь тихо всхлипнула, наблюдая, как он подносит бокал ко рту и пьет.

Получается, что моя рука еще зажата в его ладонях. И все, что происходит безумно волнительно и откровенно пугающе.

- Нет, - усмехнулся Райт, - не прокисло.

Я готова потерять сознание от всего: его близости, ужаса, момента чертовой истины.

- Не хочешь рассказать правду? А, Джина? – его нахальная рука сдернула с меня парик и шляпку. Бессчетное количество шпилек обрушилось на пол. Я вздрогнула, а Райт улыбнулся. – От начала и до конца. Я весь внимание.

Биение сердца оглушало, приводя меня в смятение. Я понимала, что Райт не просто пытается разоблачить меня, он играет, и эта игра доставляет ему удовольствие.

- Вы не оставили мне выбора, - ответила сдавлено, будто каждое слово давалось мне с трудом. Впрочем, так оно и было. – Что я еще могла сделать, чтобы избавиться от Эдмунда?

- Избавиться? – Райт хладнокровно потянул за колючку, запутавшуюся в моих волосах.

Это было больно, но я даже не посмела возмутиться.

- В переносном смысле, - ответила на невысказанный вопрос, - я хотела его усыпить, чтобы он ко мне не прикоснулся.

- В вине было столько снотворного, что он уснул бы навеки, - шепот Райта раздражал мой слух, заставлял ерзать, заливаться горячим румянцем.

-  Откуда мне знать, сколько нужно этого порошка на целую бутылку?

- Ты могла убить его, - мужчина вдруг взял меня за руку, и я спасовала – дрогнула и прокусила губу.

Он потянул за порванную на ладони перчатку. Отбросив ее в сторону, Райт рассмотрел ссадину, подул.

- Я говорю правду… боже, что вы делаете?

Он вскинул глаза.

- А на что это похоже, Джина? – спросил совершенно серьезно. – Явно не пытаю тебя. Или ты считаешь наоборот?

Да, считаю. Это самая жестокая пытка из всех, что он мог придумать. Ни один мужчина не снимал с меня перчаток. Я никогда не чувствовала ничего подобного… никогда не чувствовала прикосновений, от которых хотелось бежать на край света.

- Милорд, вы…

Он снова подул на мою руку, затем провел по ссадине кончиками пальцев.

- … чего вы хотите?

Его взгляд был слишком красноречив. Чего он хотел? Во-первых, моего полного подчинения, покорности, страха и ужаса. Настоящего преклонения. Во-вторых, меня… целиком и без остатка.

- Запомни, Джина из рода эль-Берссо, - проговорил мужчина, поднимаясь и заставляя меня встать, - больше никаких фокусов. И держись от меня подальше. Запомнила?

Неуверенный кивок.

Райт подвел меня к двери, распахнул ее.

- И хорошего тебе дня, - ехидно произнес он, всучив мне парик и шляпку.

Дверь захлопнулась перед моим носом, и я поняла, что проиграла очередное сражение.

ГЛАВА 6

Каждый новый день во дворце начинался одинаково. Сперва на башнях перекрикивалась стража, а на кухнях начиналась суета. Назойливые солнечные лучи неторопливо проникали в нашу с Элиной комнату, а за окном принимался за дело садовник, работая ножницами. Но лишь до поры до времени, ибо с каждым днем процедура пробуждения претенденток усложнялась. Несколько гувернанток  и камеристка проникали в нашу обитель, ненавязчиво передвигаясь по комнате, гремя кувшинами, тазами и подносами, и мы уже не были предоставлены сами себе, как раньше. А причиной этому был особый придворный церемониал, соблюдавшийся на протяжении нескольких веков.

- Доброе утро, дамы! – голос леди Ингрэм был сухим и безучастным.

Скажу больше, эта леди была в тысячу раз хуже мадам Жизель, которая хотя бы умела улыбаться.

В обязанности Мэг Ингрэм входило распахивать шторы, впуская ослепляющий свет, поворачиваться к нам и говорить с предельной строгостью:

- Вам надлежит привести себя в порядок и спуститься в столовую комнату к девяти часам.

В это время три горничных замирали кто где и приседали в реверансе, выражая нам почтение.

Элина вскакивала на ноги, чтобы подобрать мне подходящий наряд.

Мне подносили крепкий пряный чай и ломоть горячего хлеба. Пока я ела, две горничные стояли у моей постели и ждали. Когда чашка из прозрачного фарфора пустела, они отгибали край одеяла, наблюдая, как я поднимаюсь, потягиваюсь. Мы все вместе шли в купальню, где я принимала ванну под пристальными взорами девушек. Это была самая отвратительная часть моего утра, если не считать процедуру одевания.

Камеристка следила за тем, чтобы мой корсет был затянут должным образом, чтобы горничные шнуровали, застегивали, заматывали все ровно так, как необходимо королевской претендентке. Две капли духов на ямочку шеи, по одной на запястья – образ завершен.

Представить трудно, насколько сложно мне – свободолюбивой и сумасбродной – терпеть все это. Хотя терпеть должно войти у меня в привычку, ибо мне надлежало являться в столовую ежедневно при полной помпе.

- Леди Джина из рода эль-Берссо с компаньонкой!

Высоченные двери с позолотой захлопнулись за нашими спинами. Первый гофмейстер лично вел меня к месту за столом. За длинным широким столом на пятьдесят персон! Из всех правил, крутящихся в голове, вопило лишь одно: «Не споткнись!» Я была тридцать второй, а, следовательно, вся вереница числительных от первой до моей предшественницы уже была здесь. И все леди сидели на своих массивных стульях с высокими спинками, точно вырезанные из камня. Лакеи, пажи и разносчики блюд тоже не подавали признаков жизни. В гробовой тишине отчетливо слышались мои неуверенные шаги и биение сердца.