Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 60



— Ну и ну! — сказал Антон Павлович. — Ведь она могла подхватить что-либо очень плохое от дохлой крысы, крысы часто дохнут от чумы.

— Конечно, но что же сделаешь?

Екатерина Ивановна взволновалась:

— Как легко можно подсказать ребенку опасную идею! Недавно я слышала, мама рассказывала Соне сказку о злой мачехе, знаете, в которой мачеха довела Машу до того, что та пошла и бросилась в колодец, чтобы утопиться с горя, но вместо того, чтобы утонуть, Маша на дне колодца нашла волшебное царство.

— Я знаю эту сказку.

— А у нас во дворе есть колодец с очень низким срубом! Ведь и Соне может прийти в голову идея броситься в колодец, чтобы попасть в волшебное царство. Завтра же попрошу папу сделать на колодце крышку с запором.

— А до этого предупреди маму, чтобы она не спускала глаз с Сони, — сказал Антон, — рассказываешь сказки и забываешь, что детишки-то все принимают за чистую монету!

Я знала, что у Давыдовны есть два сына, один студент, а другой еще мальчик, но где они живут и почему мать не живет с ними, она не говорила.

Однажды она меня спросила:

— В. А., разрешите мне пригласить сюда моего сына, когда вас не будет дома.

— Пожалуйста, а что он, приехал повидать вас?

— Он приехал на несколько дней и остановился у знакомых.

Пришедши однажды домой со службы, я застала ее сына еще у нас. Маленький, невзрачный на вид молодой человек лет девятнадцати. Вид у него очень самоуверенный. Давыдовна с гордостью представила его мне.

— Надолго приехали? — спросила я у него.

— Нет, завтра уезжаю обратно.

— А далеко вам ехать? Где вы учитесь?

— Ехать довольно далеко. Я учусь в строительном техникуме, в следующем году кончаю.

Он не назвал города, где учится.

— Что же, вы тогда возьмете к себе мать?

— Тогда будет видно.

— Вы привезли с собой братишку?

— Нет.

— Жаль, что не привезли, мать скучает, ей хочется его повидать.

— Повидает, еще больше скучать будет. Так лучше, если она его не видит.

— А с кем же он там остался?

— В приюте.

— В приюте?!

— Да, он живет в приюте, в том самом городе, где я учусь, я его часто навещаю, а когда кончу и получу работу, я возьму его жить к себе.

— Бедный мальчик! Почему же вы его взяли от матери, если вы сами не можете смотреть за ним?



— Мать не сможет воспитать его правильно.

— Как это правильно?

— В коммунистическом духе.

Мне молодой человек сделался неприятным, и я ушла в другую комнату. Через несколько минут они ушли.

Когда Давыдовна возвратилась с заплаканными глазами, я ее спросила:

— Как же это вы отдали ему ребенка? Сколько Александру лет?

— Семь. Я не отдавала Александра, он его у меня украл. Приехал на каникулы после смерти отца, а когда уезжал, забрал брата. Он раньше учился здесь, в Ростове. Через некоторое время я поехала их навестить, а мне в техникуме сказали, что он уже не учится у них, в уехал в другой город. Потом я получила от него письмо, он написал, что перевелся в Сибирь и Александр с ним. А теперь вот приехал один… — она заплакала.

— Почему это он считает, что вы не можете воспитать сына правильно?

— Он говорит, я малограмотная и политически неразвитая.

— Знаете, Давыдовна, он у вас какой-то странный. За политическим образованием следит школа; да и у малограмотных матерей бывают очень образованные дети, я могу вам привести сотни примеров тому. Я бы посоветовала вам потребовать Александра через суд.

— Нет, я не хочу поднимать скандала, а потом, может быть, и правда, лучше братьям жить вместе. Ведь Михаил (старший сын) очень умный, у него хорошая голова на плечах и он добрый, вот видите, приехал повидать меня, говорит, соскучился.

Мне сын Д. не показался ни умным, ни добрым, а приехал он, скорей всего, чтобы повидаться с товарищами, с которыми учился раньше, или со знакомой девицей.

Вечером Сережа пришел домой и говорит:

— Валя, ты знаешь, что Ойстрах и Оборин дают концерты в Ростове?

— Знаю, мне хотелось бы пойти послушать.

— Я купил билеты на субботу. Мы пойдем вместе с Еленой Сергеевной, она просила меня купить билеты ей и ее мужу.

Елену Сергеевну, сотрудницу на кафедре Сережи, я не особенно люблю. Она дочь и внучка профессора и сотрудники немного ее баловали. Мне она казалась капризной. Они с мужем и сыном одних лет с Наташей жили недалеко от нас. и Е. С. показывала не один раз, что хотела бы подружиться более тесно с нами: она часто приглашала Наташу играть со своим сыном, заходила к нам "запросто" одна или с мужем по вечерам и приглашала нас к себе. Я отлично видела, что она может быть интересным и приятным другом, а ее сын, воспитанный и умный мальчик, хорошей компанией для Наташи, но у нее был недостаток, который я не могла переносить: она страшная кокетка и, что самое неприятное, она особенно усердно кокетничала с Сережей. У нее красивый и очень приятный муж, живут они, по-видимому, между собой хорошо, и мне было совершенно непонятно, почему она так упорно добивается внимания других мужчин.

Сереже они нравились. Он уверял меня, что особое внимание к нему Е.С. — плод моего воображения, но я была уверена, что у нее есть какие-то свои намерения. Мне бывало неприятно, когда иногда, придя домой со службы поздно, усталой и не в лучшем своем виде, я находила ее у нас дома — веселую, кокетливую, нарядную, почти всегда в сильно декольтированном платье. Она всегда носила сильно открытые платья и зимой и летом, несмотря на то, что кожа на плечах и шее у нее была нехорошей.

Она рыжеватая блондинка, довольно хорошо упитанная и покрытая множеством веснушек. Я бы на ее месте такие плечи и шею закрывала, а не выставляла напоказ! Вот и теперь, придя на концерт, мы увидели, что Е. С. надела светло-зеленое шелковое платье с декольте чуть ли не до пояса.

Игру Оборина и Ойстраха все мы часто слышали по радио, но увидели их впервые. Внешность Ойстраха меня разочаровала. Совсем еще молодой человек, ему, кажется, лет двадцать семь, он уже обладатель довольно заметного брюшка. Оборин, красивый и стройный, в хорошо сидевшем на нем фраке, похож на картинку из модного журнала. Ойстрах тоже был во фраке, но белый жилет подчеркивал его живот.

Концерт закончили Крейцеров ой сонатой. В исполнении первоклассных мастеров и скрипки Страдивариуса впечатление от сонаты было необыкновенно сильным.

Елена Сергеевна пригласила нас после концерта к себе на ужин. С помощью прислуги она быстро приготовила и поставила на стол хороший, аппетитно выглядевший ужин: балык, холодного цыпленка, икру, сыр и вино. После прогулки — мы возвращались после концерта пешком — у нас оказался волчий аппетит.

Квартира Е. С., состоявшая из трех комнат, большая, но страшно загроможденная мебелью, безделушками, картинками. Я как-то спросила ее: откуда у нее так много старинных вещей? И она рассказала, что в их семье, со стороны матери, три поколения имели только по одному ребенку. Она не сказала, но я видела, что эти три поколения были довольно богатыми.

Сначала мы заговорили о Крейцеровой сонате. С тех пор как Толстой написал свою, спорную, повесть, поколения русских обсуждают его выводы, сравнивая их со своими впечатлениями. У меня музыка очень редко вызывает определенные чувства. Слушаешь оркестр и в голове появляются какие-то образы, отрывки воспоминаний, приятные или страшные, а часто душа как бы играет вместе с оркестром, подчиненная чужой воле. Особенно сильно впечатление от музыки, когда видишь дирижера; я тогда жду звука, который появится за движением его руки или палочки, и как радостно, когда звук отвечает ожиданиям.

Елена Сергеевна, которая сама хорошо играла, говорила:

— Я согласна с выводом Толстого. Если партнер хороший, всегда кажется, что он разделяет именно такое же, как и твое, переживание, и это вызывает близость.

Потом разговор перешел на музыку вообще — танцевальную, военную, — а я вспомнив, что в другой комнате висит батальная картина, которую я заметила раньше, но не успела рассмотреть, пошла ее посмотреть.