Страница 37 из 38
— Браток, сейчас поможем…
Но глаза Пашкова уже закрывались.
— Прощайте, товарищи… Жаль…
Договорить он не успел. Наверно, жалел, что не довелось дожить до победы.
Три дня и три ночи отряд полуглиссеров под неутихающим огнем врага перевозил через Шпрее войска, шедшие штурмовать центральные районы Берлина. За это время было переправлено свыше шестнадцати тысяч бойцов, сто орудий и минометов, двадцать семь танков, семьсот повозок, много боеприпасов. За сутки катера делали по три десятка «огненных рейсов» через простреливаемую противником реку. Отряд был занят не только на переправах. По Шпрее и каналам, примыкающим к ней, полуглиссеры ходили в разведку, ими пользовались для связи между наступавшими частями.
За эти дни отряд понес серьезные потери. Погиб командир катера старшина 1 статьи Дудник, уже в первые часы переправы сумевший перебросить через Шпрее более двухсот бойцов. В одном из рейсов в носовую часть его полуглиссера попала мина, возник пожар. На старшине горело обмундирование, он получил тяжелые ожоги, но сумел на ходу погасить пламя, довел катер, высадил десантников. На обратном пути, вновь попав под обстрел, был смертельно ранен… Во время очередного рейса осколок пронзил грудь молодого матроса моториста Черинова, который вел катер, заменив раненого командира. Черинов нашел в себе силы довести катер до места высадки и проделать обратный путь. «И все же до Берлина я дошел…» — прошептал, когда его клали на носилки. Это были его последние слова.
Вражеский огонь вывел из строя многих моряков отряда. Было разбито и потоплено четыре полуглиссера.
Командование 9-го стрелкового Бранденбургского Краснознаменного корпуса, части которого перебрасывались через Шпрее, представило к правительственным наградам весь личный состав отряда, всех моряков до единого! Притом почти половину из них — к званию Героя Советского Союза. Подобных случаев за войну было немного.
Наступало 1 Мая. Исход боев в Берлине был уже предрешен, хотя гитлеровцы и продолжали драться с отчаянием обреченных. Штурмуя дом за домом, квартал за кварталом, улицу за улицей, советские войска сломили сопротивление врага в большей части германской столицы и вели бои в самом центре ее — штурмовали рейхстаг. К этому времени для полуглиссеров осталось мало боевой работы— через водные пути города, которые почти полностью были теперь в наших руках, войска шли по наведенным саперами переправам. Но все три бригады флотилии еще продолжали упорно, преодолевая многочисленные препятствия, двигаться по каналам от Одера к Берлину. Моряки завидовали своим товарищам с полуглиссеров. «Дадим и мы Гитлеру напоследок флотского огонька! Встретим праздник Победы в Берлине!»
Однако этой мечте не суждено было сбыться. Войска, завершающие разгром врага в его столице, уже не нуждались в помощи моряков.
Силы флотилии потребовались в другом месте. Поступил приказ: повернуть назад в Одер, следовать к его устью и принять участие в боях на море — севернее Штеттина, у побережья Померанской бухты и возле острова Рюген. До Берлина оставалось каких-нибудь два-три десятка километров. Но приказ есть приказ.
В первых числах мая корабли первой и второй бригад сосредоточились в устье Одера, готовые выйти в море. Но к тому времени полной победой закончились и бои у побережья Померанской бухты.
Там, у берегов Балтики, днепровцы и встретили великий день Победы. Но на рейхстаге среди красных флагов, водруженных солдатскими руками, развевался и флотский, по праву поставленный флаг. Флаг с полуглиссера, разбитого вражеским огнем на Шпрее. Это не легенда, а факт. Как факт и то, что корабли Днепровской флотилии дошли до Берлина. Мечта моряков сбылась.
Вскоре после окончания боев в Берлине командующий 1-м Белорусским фронтом маршал Жуков проводил разбор операции с командирами корпусов и командармами. Были приглашены и представители флотилии во главе с командующим контр-адмиралом Григорьевым. Военачальники поочередно поднимались на трибуну. Когда дошла очередь до командира 9-го стрелкового корпуса генерал-лейтенанта Рослого, он, обратившись к маршалу, сказал:
— Разрешите мне, прежде чем начать свое сообщение, низко поклониться нашим славным военным морякам. Без их решающей помощи я не смог бы в срок выполнить приказ о форсировании Шпрее и движении в район рейхстага!
И, повернувшись к сидевшим в зале морякам, поклонился им. Те, несколько смутившись, встали и отдали ответный поклон.
На вечной стоянке
В Берлине, на западном берегу Шпрее, в Трептов-парке, через который когда-то, высадившись с полуглиссеров, пробивались к рейхстагу бойцы, возле всему миру известного памятника нашим воинам, павшим в боях с фашизмом, несут караул солдаты, родившиеся уже спустя много лет после Победы. Идет четвертое десятилетие, как окончилась война. Четвертое десятилетие, как мы живем в мире. Этим мы обязаны тем, кто добыл Победу. Тем, кто лежит в братских могилах повсюду, где прокатывались фронты. Тем, кто лежит под плитами советского воинского кладбища в Трептов-парке.
На одной из плит среди многих фамилий можно найти и фамилию матроса Черинова. А в его родном Харькове, в Доме культуры электромеханического завода, на котором в далекий предвоенный год совсем еще мальчишкой начинал он свою трудовую жизнь, стоит бюст Героя.
На освобожденной от фашизма германской земле покоится и прах старшины 1 статьи Пашкова, комсорга отряда полуглиссеров. А в его родной Карелии, в городе Кондопоге, есть улица, названная его именем. На улице Пашкова в построенном для них новом доме живут его сестра и мать. Дорогу к этому дому хорошо знают и ветераны — соратники Пашкова, и юные следопыты. Гордятся в Кондопоге тем, что их земляк — Герой Советского Союза. Это высокое звание было присвоено Пашкову посмертно, как и Дуднику и Черинову. Тем же Указом от 31 мая 1945 года звание Героя присвоено и другим морякам, проявившим доблесть на Шпрее. Кавалерами Золотой Звезды стали матрос Баранов, старшина 1 статьи Казаков, старшина 2 статьи Сотников и другие. Вместе с воинами своего отряда звания Героя удостоился и его командир лейтенант Калинин. После войны, закончив военную службу, он поселился в Черкассах, на родном Днепре.
А в Пинске, который отстроился и раздался вширь и ввысь, на самом видном месте, где в Припять вливается Пина, на высоком постаменте стоит серо-голубой военный корабль. Грозно смотрит вдаль ствол орудия его носовой башни, по-боевому задраены иллюминаторы, гордо развевается на речном ветру бело-голубой военно-морской флаг. На борту этого корабля виден четко выведенный белой краской номер — «92».
Несколько лет назад в Пинске по обычаю праздновали открытие навигации. В тот раз празднование проходило особенно торжественно. Вдоль пирса местного судостроительно-судоремонтного завода выстроились только что спущенные на воду мощные теплоходы-буксиры. Среди них выделялся один, поблескивавший ослепительно белой краской, украшенный флагами расцвечивания, с надписью на борту: «Олег Ольховский». Теплоход был построен по почину комсомольцев и школьников. Они собирали металлолом, вырученные деньги вносили на его постройку. А рабочие завода и других пинских предприятий вносили свой вклад трудом, работая на субботниках.
Трап, переброшенный с пирса на теплоход, был увит по перилам гирляндами алых цветов, устлан ковровой дорожкой. На пирсе и по всей набережной толпился народ, у многих в руках были цветы. Загремела музыка. На борт теплохода поднялась пожилая женщина с букетом в руках— Юлия Владиславовна Ольховская, мать юнги с бронекатера № 92, мать Альки-пулеметчика…
Медленно и величественно, под торжественные звуки оркестра выходил «Олег Ольховский» в свой первый рейс по мирной Пине, выходил на тот же фарватер, по которому летом сорок четвертого года сквозь завесу артиллерийского огня шел на прорыв «девяносто второй» с юнгой Ольховским у пулеметов…