Дочь Озара

До цели оставалось совсем немного: расщелина, а вместе с ней и речка, делали поворот, и оттуда до глыб, образовывавших запруду, было рукой подать — с разбегу такое расстояние охотник мог преодолеть за пять-шесть прыжков. Но он не собирался бежать, а, наоборот, замедлил шаг и прислушался: стояла тишина, и именно это насторожило. Птицы обычно галдели, а тут тишина. Он почувствовал легкое беспокойство: неужели сегодня птицы не прилетали? Тогда придется обойтись рыбой — такого уже давно не случалось.

'Бородач' дошел до поворота и осторожно выглянул из-за большого камня. Тут и увидел 'рыжую'. И остолбенел. Нахальная девица сидела недалеко от воды и выпутывала из силка среднего размера птицу. Из ЕГО силка, поставленного вчера вечером!

Сначала охотник решил, что кто-то из женщин общины позарился на ЕГО добычу. Это было неслыханно! Подобное соображение привело хозяина силка в ступор. И как раз в этот момент 'рыжая' повернула голову, и ее испуганный взгляд встретился с возмущенным взглядом 'бородача'. Через миг женщину словно ветром сдуло. Еще через мгновение охотник понял, что дерзкая воровка, улепетывающая вбок по склону, чужачка, и, издав нечленораздельный вопль, бросился следом. Но момент, когда он мог в несколько прыжков настигнуть наглого нарушителя границ его охотничьих угодий, был уже упущен. И теперь 'бородач' бежал за этой рыжей девицей, рыча от ярости и негодования, брызгая слюной, задыхаясь все больше и постепенно отставая.

— Ху, уф, эй, ха, фу-у…

— Их — ой — ай! Ух-ху…

Охотник выдыхался, а расстояние между ним и целью увеличивалось и составляло уже пару десятков метров — вдвое больше, чем на берегу. Мужчина почти готов был сдаться и продолжал преследование из-за одного упрямства. А еще его злило и выбрасывало дополнительный адреналин в кровь то обстоятельство, что негодяйка упорно не расставалась с украденной добычей, несмотря на всю сложность своего положения. Повизгивая от страха, она продолжала крепко сжимать в левой руке шею птицы. Внушительное туловище с массивными крыльями периодически билось о бедро бегуньи, затрудняя движение и нарушая равновесие. Но от голода ли, от страха ли, лишившего несчастную последних остатков разума, 'рыжая' продолжала удерживать похищенную дичь, не осознавая, что она и представляет для нее главную опасность.

Сразу за выступом скалы узкая каменистая тропка, не столько протоптанная, сколько приспособленная под спуск баранами, ходившими к реке на водопой, делала резкий поворот направо. Здесь 'бородач' на короткое время потерял цель из виду. Да еще и притормозил, хватаясь рукой за выступ — уж больно ненадежной выглядела тропинка, и отвесным казался склон. В отличие от удирающей со всех ног ворюги-чужачки, преследователь мог позволить себе такую роскошь — притормозить: не лететь же, в самом деле, из-за какой-то жалкой птицы в пропасть? И тут он услышал тонкий вскрик, выдававший отчаянный испуг:

— Ай, яй-яй, ах, а-ай!!

От неожиданности охотник остановился, как вкопанный, тормозя задубелыми подошвами босых ног так резко, что они едва не задымились; затем опасливо, прижимаясь к скале, заглянул за выступ. Довольное хрюканье, вырвавшееся вслед за этим из грубой гортани 'бородача' вместе со свистящим воздухом (ох, запыхался!), обозначало по смыслу примерно следующее: попалась, паразитка!

'Рыжая' и на самом деле попалась, как кур в ощип. Не совладав со скоростью на крутом повороте, да еще и поскользнувшись на камне, она, потеряв равновесие, слетела с тропинки. И валяться бы любительнице чужой дичи бездыханной на дне глубокого ущелья, если бы не поразительная изворотливость, свойственная представительницам этой половины человечества, похоже, во все времена и эпохи. Уже падая в пропасть, женщина изловчилась ухватиться правой рукой за хилый кустик, росший на склоне; затем, дрыгая обеими ногами, ухитрилась нащупать пятками (вот везуха-то!) узенький, чуть шире стопы, каменный карниз почти на отвесном склоне. В такой беспомощной и, отчасти, пикантной позиции она и предстала взору разгоряченного погоней охотника. Тот снова хрюкнул, расслаблено и даже умильно: глупая баба, невзирая на всю критичность ситуации, продолжала сжимать в левой руке шею похищенной птицы. Ну, разве не дура? Нашла, о чем заботиться! Зато ему теперь будет с чем вернуться в пещеру к сородичам.

— Уф на, у-тю-тю.

'Бородач' сделал несколько аккуратных шагов по скользкой тропинке и присел на корточки, прямо над головой чужачки: ее светло-рыжая макушка вызывающе торчала на расстоянии вытянутой руки. Правда, глаз женщины он не видел. 'Рыжая' тихо поскуливала, понемногу приходя в себя после пережитого ужаса, но смотрела вбок, приткнувшись щекой к каменистой почве склона. А куда еще смотреть? Вверху — страшный волосатый преследователь в бараньей шкуре, смуглый, с выпученными глазами и широкой челюстью, собиравшийся проломить ей череп; внизу — глубокая пропасть, куда она только что едва не сверзилась. Положение безвыходное. Даже если бы 'бородач' ушел, 'рыжая' не смогла бы в одиночку выбраться на тропинку, несмотря на ее близость. За хилый кустик еще можно было как-то держаться, но о том, чтобы подтянуться на этом пучке веток, не стоило даже мечтать. Девица шмыгнула носом и тоненько провыла (вот попала-то!):

— Уй-юй, у-уй. Вай-ай, а-яй.

Зато, измочаленный гонкой, преследователь наслаждался своим "высоким" положением. Нарушительница границ находилась в его руках вместе с похищенной добычей — оставалось, не торопясь, разобраться в ситуации.

В первую очередь 'бородач' решил внимательно рассмотреть (обнюхать успеется) чужачку. Тем более что особых трудностей процесс не представлял: никаких излишеств, то ли в силу крайней нищеты, то ли в силу столь же крайней дикости, незнакомка на себе не имела. Собственно, ее можно было бы назвать голой, если бы не костяные трубочки в ушах и своеобразный пояс. Он состоял из веревочки, сплетенной из высушенных кишок, и нанизанных на нее морских ракушек. В отличие от 'рыжей', продвинутые подруги охотника давно уже щеголяли в шкурах животных. А тут: смотри — не хочу. И мужчина продолжал с любопытством и интересом разглядывать странную дикарку, так мало похожую на тех женщин, с которыми он привык иметь дело. Маленькая, худая и это… 'бородач' подыскивал в образной памяти сравнение… как молоденькое деревце или это… эта, косуля, вот, точно.

— Хм, тэ-эк.

Он разглядывал бледную узкую спину с выступающими позвонками и удивлялся — женщины его общины были темнокожими и коренастыми, с короткими и кривыми ногами, широким задом. Взгляд мужчины опустился до маленьких, едва округлых, ягодиц. Ноги девицы были широко расставлены, она изо всех сил опиралась ступнями на узкий карниз, касаясь худенькими бедрами склона.

Нет, совсем не похожа на нормальную женщину, лягушачьи лапки какие-то — пришел в голову новый образ. 'Бородач' сердито хмыкнул: что-то он увлекся и расслабился — лягушка, конечно же, лягушка, а не косуля. Даже жаба. Охотник представил в воображении бородавчатое создание и решил, что с жабой переборщил: пусть остается лягушкой. Тоже мне удумала, чужие силки потрошить, патлатая. Он покосился на мертвую птицу — в животе сразу заурчало: с утра ведь не евши. Чего на эту чужачку пялиться, надо сначала добычу отобрать.

Мужчина кашлянул, привлекая внимание, и негромко так, не страшно рыкнул, усиливая эффект: на этих баб пока не зарычишь — ничего не поймут. Он был грубоват и не воспитан, наш первобытный охотник, но не по причине дурного характера, а в силу близости к природе. Приподнял правую руку, собираясь показать: мол, дичь отдавай, подержала и хватит.

Услышав рык, 'рыжая' робко повернула голову кверху, пытаясь понять, чего от нее хочет преследователь. Но тут же, в ужасе закрыв глаза, громко заверещала, вдавливаясь тщедушным тельцем в каменную твердь склона. Мужчина опешил (чего она, дура?) и перевел взгляд на свою поднятую руку. Только тут он заметил, что сжимает в ладони крупный камень. Каменюку 'бородач' ухватил еще внизу, у реки, в самом начале погони: а как же без камня — надо же чем-то по башке бить? Да так и забыл про него — инстинкт, елы-молы*. Девица продолжала верещать, но тише и как-то… безнадежно совсем. Мужчина буркнул что-то под нос — в более поздние времена сказали бы 'чертыхнулся', и отбросил камень в сторону. Тот подскочил от удара, снова стукнулся о склон и запрыгал вниз, вызывая мелкий камнепад.