Страница 6 из 7
Послѣ я узналъ, что его баринъ точно живетъ въ Питерѣ, что онъ статскій совѣтникъ; сколько онъ жалованья получаетъ, я не знаю, но мнѣ кажется, если въ Питерѣ подумаютъ, чѣмъ его награждать, то, можетъ быть, и найдутъ.
Странное дѣло! наши крестьяне рѣдко отзываются съ большимъ жаромъ о своихъ прямыхъ отношеніяхъ къ помѣщику, а любятъ похвастаться, что ихъ баринъ — графъ такой-то, князь такой-то, или что ихъ баринъ всѣ чины превзошелъ!..
Поговоривъ объ этомъ баринѣ, - я пошелъ дальше и остановился немного отдохнуть у знакомаго уже мнѣ священника, въ погостѣ Николы, и отъ него услыхалъ слѣдующее преданіе:
Когда Иванъ Грозный взялъ Казань, то сталъ выводить оттуда татаръ, нѣкоторыхъ перевелъ въ Вологду, и желая ихъ совсѣмъ перевесть, заставилъ ихъ копать каналъ, чтобъ пустить воду изъ ручья, за 4 1/2 версты въ Вологду; но татары, полагать надо, были инженеры плохіе: каналъ то-они прорыть — прорыли, только вода шла не изъ ручья въ р. Вологду, а Вологда пошла въ ручей. Этотъ каналъ называется Золотухой.
Отъ погоста Николы верстахъ въ двухъ начинается Тверская губернія, и отецъ Василій, проводя меня до границы, простился со мною. Мѣстность сперва было показалась другою: поля какъ-то больше, горизонтъ шире, но это только сначала; дальше опять то же, что и сзади; тѣ же полоски, шириною аршина въ 1 1/2 выбѣгали изъ лединъ, тѣ же ледины, тѣ же загороди.
— Помогай Богъ! поздоровался я съ пахавшимъ мужикомъ, который выѣзжалъ съ полосы на дорогу очистить соху.
— Милости просимъ! отвѣчалъ тотъ, обивая прилипшую къ сохѣ землю.
— Что рано посѣялъ?
— Ранній сѣвъ къ позднему не ходитъ въ засѣкъ: знаешь пословицу? говорилъ мужикъ ухмыляясь; а и гдѣ рано? Другіе много уже посѣяли.
Я присѣлъ; мужикъ, вѣрно, обрадовавшись случаю покалякать съ постороннимъ, пересталъ пахать.
— Скажи, Христа ради, спросилъ я: какая такъ вдали виднѣется деревня?
— А вотъ это? Невицы! отвѣчалъ тотъ: Невицы, а все Пушковщиной прозывается; на 15 верстъ все Пушковщина, всѣ деревни — все Пушковщина; потому самому и мы пушкари!
— Отчего же такое прозвище?
— А вотъ отчего: былъ царь императоръ Павелъ первый… еще и дѣдовъ нашихъ не было на свѣтѣ; можетъ, при отцахъ-то нашихъ дѣдовъ жилъ императоръ Павелъ I, а при немъ былъ нашимъ бариномъ Мусинъ-Пушкинъ. За какую-то заслугу царь любилъ того Пушкина. Пушкинъ и говоритъ разъ царю: «сдѣлай, царское величество, божескую милость:- обмѣняй ты мнѣ: я тебѣ отдамъ всю мою Пушковщину, а ты мнѣ дай Лысково». Лысково — село такое есть на низу, на Волгѣ… «Возьми, говоритъ царь; только дуракъ ты, скажу я тебѣ, Пушкинъ: попроси ты у меня Лысково такъ, я отдалъ бы и такъ, а теперь давай Пушковщину въ обмѣвъ». Пушкинъ взялъ Лысково, а намъ сказана воля.
— О чемъ болтаете? послышался сзади голосъ.
Я оглянулся: облокотясь на загородь, стоялъ старикъ, шедшій, вѣрно, съ работы.
— А! это ты, Ѳедоръ Ѳомичъ! крикнулъ разскащикъ, вотъ человѣкъ спрашиваетъ, за что мы пушкарями прозываемся?
— Царь императоръ Павелъ I, дай Богъ ему вѣчную память, объявилъ насъ вольными, сказалъ пришедшій.
— Я говорилъ ему тоже, что при царѣ Павлѣ; дѣды еще не помнятъ…
— Ну, это ты совралъ, перебилъ его пришедшій: я помню, моя матка на барщину ходила.
— А вотъ что царь Павелъ здѣсь отродясь никогда не бывалъ, такъ это точно что не бывалъ, продолжалъ Ѳедоръ Ѳомичъ: да не то, что царь Павелъ, а, опричь царя Петра, ни одинъ царь не былъ.
— А царь Петръ былъ?
— Петръ былъ.
— А давно?
— Тотъ за дѣдовъ былъ! того никто и не помнитъ; въ ту пору канаву копали; такъ онъ часто изъ Москвы на канаву въ Питеръ ѣздилъ, а дорога-то шла на Волочокъ (Вышній) и на Весь (Весьегонскъ); такъ, значитъ, и здѣсь проходила дорога.
— Долго копали канаву?
— Про то не знаю и врать не хочу, отвѣчалъ старикъ, а только народу много загубили; сколько денегъ потратили, и сказать нельзя!..
— Старики говорятъ, перебилъ мой первый знакомый: старики говорятъ, у канавы одинъ берегъ — мѣшки съ деньгами, а другой — головы человѣческія.
— Это только такъ говорится, возразилъ старикъ, а дѣло было не такъ; берегъ — мѣшки съ деньгами, это значитъ: денегъ столько истратили; другой берегъ — головы человѣческія, это значитъ: народу столько на канавѣ перемерло.
— А еще говорятъ: откупщики понастроили кабаковъ, такъ въ тѣхъ кабакахъ столько денегъ пропито! а вино-то было дурное, отъ того вина и народъ такъ вымиралъ.
— А про грознаго царя Ивана не слыхалъ ты? спросилъ я старика.
— Про грознаго царя не слыхалъ, нѣтъ! отвѣчалъ старикъ, а про Пугачева слышалъ.
— Что же ты про него слышалъ?
— Сильный былъ воитель; только онъ здѣсь не былъ, не заходилъ сюда.
— Однако мнѣ пора опять за работу, сказалъ пахарь: дай Богъ вамъ путь!
— Спасибо! отвѣчалъ мужикъ: доори, а мы пойдемъ своей дорогой.
Въ Невицахъ и попросился переночевать въ первой попавшейся мнѣ избѣ; женщина лѣтъ сорока съ словами: «милости просимъ!» отворила дверь и я вошелъ въ избу.
— Что, родимый, чай странному человѣку и поѣсть можно? чай проголодался?
— Да, матушка, дай чего нибудь поѣсть!
— Ныньче я картоши (картофель) [20] варила; погоди, я тебѣ въ чашечку налью.
Послѣ картошей, хозяйка мнѣ дала морошки съ молокомъ. Это кушанье приготовляется такъ: кладутъ морошку въ горшокъ, ставятъ въ печь и когда ягоды довольно упрѣютъ, протираютъ ихъ чрезъ рѣшето; морса этого оставляютъ и на зиму ведра по три и по четыре.
— Сколько жъ тебѣ, хозяюшка денегъ надо? спросилъ я хозяйку, вставая изъ за ужина.
— А за что не деньги, родной?
— Какъ за что? за ужинъ?
— И родимый! Богъ съ тобой картоши свои, молочко свое; ягодъ Богъ пока много народилъ; за что-же брать-то? И то сказать: какъ же я возьму деньги съ страннаго человѣка?
— Да у меня деньги есть…
— И не говори этого! а коли у тебя есть, такъ поставь Богу свѣчку, вотъ и все! — А куда Богъ несетъ? круто поворотила баба, чтобъ покончить непріятный для нея разговоръ.
Поутру опять хозяйка меня накормила и опять не взяла никакой платы.
— Какъ мнѣ пройти въ Нефедьево? спросилъ я хозяйку, сказавъ ей спасибо за завтракъ.
— А вотъ ты спроси у моего мальца! отвѣчала она: онъ у насъ знаетъ, а я тебѣ не скажу.
— Онъ же почемъ знаетъ?
— Онъ ходилъ со слѣпенькимъ, такъ всѣ мѣста знаетъ; слѣпой-такой богатый; и добро-бы хорошо стихи пѣлъ, а то Дазаря, да Егорья, вотъ и все; а много собираетъ! Моему парнишкѣ отъ Николы вешняго до десяти дней послѣ Петрова дня цѣлковый по уговору заплатилъ; одному слѣпому ходить нельзя, такъ слѣпой поводыря нанимаетъ.
23-го августа, Нефедьево.
— Сколько верстъ отсюда до Вышняго Волочка? спросилъ я, выйдя изъ Невицъ.
— Извѣстно дѣло! отвѣчалъ мнѣ мужикъ, котораго я спрашивалъ: малый ребенокъ тебѣ скажетъ: до Волочка это восемьдесятъ верстъ будетъ; это вѣрно!
— Какъ же мнѣ около самой Устюжны говорили, что до Вышняго Волочка считается отъ Устюжны это восемьдесятъ верстъ?
— Это все равно, что отъ Устюжны, что отъ насъ, отъ Невицъ, — все тѣже сто восемьдесятъ верстъ!
— Да вѣдь изъ Устюжны въ Волочокъ надо идти на Нефедьево?
— На Нефедьево!
— Какъ не такъ, и отъ Устюжны и отъ Невицъ все сто восемьдесятъ верстъ? Вѣдь до Невицъ надо пройти…
— Пройдешь еще верстъ сорокъ, перебилъ женя мужикъ, такъ тебѣ меньше пойдетъ.
— Какъ? а то будетъ все сто восемьдесятъ?
— Всѣ будетъ сто восемьдесятъ.
— Это что-то хитро!
— А правду тебѣ сказать: кто здѣсь мѣрялъ дорогу? Никто! Мѣрила баба клюкой, да и махнула рукой: быть тутъ сто верстъ!.. Вотъ я тутъ тоже.
Кто ѣзжалъ по проселочнымъ дорогамъ, тому этотъ разговоръ не покажется невѣроятнымъ; спрашиваете вы: сколько верстъ до такого-то мѣста? «Верстъ будетъ 10, да и того не будетъ», отвѣтятъ вамъ. Вы проѣдете верстъ пять и опять спрашиваете, сколько осталось? «Верстъ 15t а то еще и больше!» получите совершенно неожиданно въ отвѣтъ; иногда верстъ не опредѣляютъ, а скажутъ какъ: «Близко! проѣдешь болото, да два поля, да двѣ пустошки, да лѣску немножко — вотъ тутъ тебѣ и будетъ!» Но мнѣ отъ русскихъ, собственно русскихъ, не случалось слышать, на разстояніи ста верстъ, одного и того же отвѣта — 180 верстъ.
20
Картофель еще называютъ земляными яблоками. Авт.