Страница 54 из 92
— Monsieur… allons nous deux… madame prie… madame malade…
Увидя, что я собираюсь идти, онъ какъ-то странно завизжалъ, захохоталъ, началъ метаться, слетѣлъ стрѣлой съ лѣстницы и помчался впередъ радостнымъ вѣстникомъ.
Что-то еще придумаетъ удивительная «madame», когда ужь, кажется, придумать рѣшительно нечего?
Я вошелъ къ ней и засталъ ее на обычномъ мѣстѣ, въ креслѣ у стола. Ея лицо было ужасно, все въ темно-красныхъ пятнахъ. Она отдувалась; но изо всѣхъ силъ старалась казаться спокойной.
— Что это вы, батюшка, вдругъ сбѣжали? — прямо спросила она и не особенно искусно засмѣялась. — Что съ вами приключилось? были здѣсь — и вдругъ смотрю: васъ нѣтъ! Да ужь полно, были ли вы у меня сегодня? можетъ, это мнѣ такъ только почудилось, что я васъ видѣла и разговаривала съ вами?!
— Нѣтъ, Елена Петровна, вамъ не почудилось, что было — то было…
— Такъ куда же вы дѣвались?
— Видите ли, я могу удивляться вамъ и очень вами интересоваться, я могу, malgré tout, чувствовать къ вамъ невольное расположеніе, какъ къ соотечественницѣ и изъ ряду выходящей женщинѣ, могу сердечно жалѣть васъ и желать вамъ всякаго добра; но изо всего этого еще не слѣдуетъ, что вы имѣете право предлагать мнѣ «создавать» письма Кутъ-Хуми! такое занятіе не въ моихъ привычкахъ…
Она не дала мнѣ докончить и закричала:
— Какъ? я… я вамъ предлагала это? Никогда я вамъ не говорила ничего подобнаго!..
Мнѣ стало смѣшно — какъ же я не догадался, что съ этого именно и начнется и что ни съ чего другого она, какою я зналъ ее, и начать-то не можетъ. Но что же будетъ дальше?
— Ахъ, такъ вы не говорили! — сказалъ я, — значитъ, это кто-нибудь другой предложилъ мнѣ такую почетную обязанность… Но вѣдь никого кромѣ васъ не было, мы были вдвоемъ…
Она вдругъ заплакала самыми настоящими слезами; она хваталась за голову и, въ отчаяніи, весьма хорошо изображенномъ, металась на своемъ креслѣ.
— Какое несчастье! — кричала она, — опять, опять эта гадость, этотъ дьяволъ, этотъ черный колдунъ, врагъ «хозяина» и мой врагъ овладѣлъ мною!.. Онъ привелъ меня въ безчувствіе — и овладѣлъ моимъ тѣломъ… онъ, значитъ, говорилъ моимъ языкомъ, а я ничего не знаю!..
«Боже мой, она съ ума сходитъ, помѣшалась!» — мелькнуло у меня въ головѣ.
Между тѣмъ слезы ея остановились, она нѣсколько притихла и продолжала:
— Да, вы конечно не повѣрите, вы сочтете это за вздоръ, сказку, новую безсовѣстную ложь, мною придуманную, а между тѣмъ вотъ что со мною случилось… нѣсколько лѣтъ тому назадъ, въ Америкѣ… Я ужь была почти такъ же стара и безобразна, какъ теперь… а между тѣмъ, вѣдь на свѣтѣ бываютъ всякія безобразія, въ меня влюбился тамъ молодой и красивый армянинъ… Вдругъ онъ является ко мнѣ въ домъ и начинаетъ обращаться со мною какъ только мужъ можетъ обращаться съ женой. Я его гоню вонъ; но онъ не идетъ, онъ говоритъ, что я его жена, что мы наканунѣ съ нимъ законно обвѣнчались, обвѣнчались при свидѣтеляхъ, въ числѣ которыхъ былъ и Олкоттъ… Я къ Олкотту… онъ, представьте мой ужасъ, подтверждаетъ… онъ былъ свидѣтелемъ на свадьбѣ и подписался… Такъ вѣдь мнѣ какихъ денегъ стоилъ разводъ съ этимъ армяниномъ!.. Вотъ что бываетъ со мною… такъ и теперь…. Думайте что хотите, но, клянусь вамъ всѣмъ святымъ, я ничего не помню… вы слышали звуки, исходившіе отъ моего языка, но мой разсудокъ, моя воля и сознанье — отсутствовали…
«Нѣтъ, — рѣшилъ я, — она вовсе не сходитъ съ ума, она остается сама собою».
— Придумайте какое-нибудь сносное объясненіе, — сказалъ я.
Она тотчасъ же и придумала.
— Да что жъ, — воскликнула она, — наконецъ это и такъ можетъ быть, что не врагъ нашъ, а самъ «хозяинъ» говорилъ моимъ языкомъ… онъ просто хотѣлъ подвергнуть васъ испытанію!
— Ну, вотъ это объясненіе ужь нѣсколько лучше перваго, только все же не выдерживаетъ строгой критики, — замѣтилъ я.
Она вдругъ перемѣнила тонъ и злобно на меня посмотрѣла.
— Однако… вы напрасно такъ строги, — медленно произнесла она. — Очень-то строгимъ вамъ быть не приходится, вѣдь вы, какъ бы то ни было, ужь сильно скомпрометтировали себя, давъ Лондонскимъ «психистамъ» описаніе появленія передъ вами «хозяина»! Хоть дѣйствительность, хоть сонъ, хоть даже мое гипнотическое внушеніе, — а вѣдь все жъ таки видѣли, и описали, и это они пропечатали за вашей подписью. Такъ теперь ужь поздно на попятный, да и самолюбіе вамъ не позволитъ! Если моя игра и плоха, и вамъ не по нутру, все же теперь вамъ остается faire bo
— Я давно ужь зналъ, что рано или поздно вы мнѣ это скажете, — отвѣчалъ я, — только, представьте себѣ, меня ничуть все это не пугаетъ. Вы меня видно мало знаете. Прошу васъ не прибѣгать со мною къ подобному оружію…
— Я васъ вовсе не пугаю, — воскликнула Блаватская, — только подумайте хорошенько. Если вы теперь вдругъ станете увѣрять, что не вѣрите больше въ существованіе «хозяина» и Кутъ-Хуми, вамъ будутъ очень, очень большія непріятности. Подумайте объ этомъ, это не шутка!
— Я никогда и никого, ни словесно, ни письменно не увѣрялъ въ томъ, что вѣрю непреложно существованію вашихъ махатмъ. Что же касается непріятностей, то, будучи такъ коротко знакомымъ съ вами, развѣ можно избѣжать ихъ?
— Не серчайте и не язвите, — опять перемѣняя тонъ и ласково улыбаясь, перебила меня «madame», — мнѣ вѣдь все равно, я думаю только о вашемъ спокойствіи и благѣ. Да, конечно, это всего вѣрнѣе, что тутъ было испытаніе, — продолжала она, совсѣмъ уже успокаиваясь, — если не васъ, то, по крайней мѣрѣ, всѣхъ теософовъ удовлетворитъ такое объясненіе… Тѣмъ болѣе, что, какъ я и написала вамъ, «хозяинъ» былъ у меня и сказалъ мнѣ относительно васъ многое. Я вамъ сообщу кое-что съ его словъ… о томъ, что случится съ вами въ теченіе двухъ мѣсяцевъ. Я умоляю васъ, подождите только два мѣсяца — и тогда вы должны будете, несмотря ни на что, убѣдиться въ существованіи «хозяина». Слушайте, вотъ что съ вами случится…
И она, съ необыкновенной увѣренностью, совершенно опредѣленно и точно, сдѣлала мнѣ цѣлый рядъ предсказаній, возвѣстила мнѣ самыя удивительныя событія въ моей личной жизни, которыя должны, одно за другимъ, случиться не позже какъ черезъ два мѣсяца.
— Да перестаньте же, Елена Петровна, — говорилъ я, — вѣдь надо же отдавать себѣ отчетъ въ томъ, что вы дѣлаете. Вѣдь это же смѣшно — и вы такъ увѣренно говорите, какъ какая-нибудь гадалка на кофейной гущѣ!
— Я говорю увѣренно, — съ достоинствомъ объявила она, — потому что говорю со словъ «хозяина», а онъ ошибаться не можетъ. Вы были такъ терпѣливы со мною, такъ долго со мною возились, вы говорите до сихъ поръ, что, malgré tout, расположены ко мнѣ и меня жалѣете. Умоляю же васъ исполнить мою послѣднюю просьбу: потерпите только два мѣсяца, слышите — только два мѣсяца! Если черезъ эти два мѣсяца вы не убѣдитесь въ существованіи «хозяина» и въ томъ, что всѣ его предсказанія исполнились, — тогда дѣлайте что хотите, хоть печатайте все, что вамъ извѣстно… Только два мѣсяца!.. умоляю васъ… обѣщайте мнѣ!
Она, очевидно, хотѣла выгадать время, разсчитывала на всякія случайности и совпаденія и пуще всего боялась, чтобъ именно теперь, когда дѣла ея такъ плохи, не огласился, среди теософическаго общества, ея разрывъ со мною. Но вѣдь все равно, съ такимъ жалкимъ багажомъ, какой былъ у меня, я могъ мало сдѣлать, ничего особенно важнаго, то-есть документальнаго, я не могъ сообщить ни «лондонскому обществу для психическихъ изслѣдованій», ни парижскимъ теософамъ.
Мнѣ тоже оставалось надѣяться, что въ два мѣсяца что-нибудь выяснится и мой багажъ увеличится.
— Хорошо, — сказалъ я, — обѣщаю вамъ спокойно ждать два мѣсяца, хотя не думайте, что вы поселили во мнѣ хоть малѣйшую тѣнь сомнѣнія…
— О, оставайтесь съ сомнѣніемъ или безъ сомнѣнія! — перебила она, — вы будете ужасно посрамлены!.. конецъ вѣнчаетъ дѣло… «хозяинъ» съумѣетъ удивить васъ, наказать и простить… запишите только его предсказанія, а засимъ, если угодно, я имени его не буду произносить передъ вами до тѣхъ поръ, пока вы сами о немъ не заговорите.