Страница 24 из 53
-
До Виръ-Базара отсюда рукою подать; онъ лежитъ какъ разъ противъ, на правомъ берегу; за нимъ начинается самая цвѣтущая и роскошная область Черногоріи, обильная виноградомъ и южными фруктами, примыкающая теперь черезъ округъ Антивари въ водамъ Адріатики — Церничская нахія. Виръ-Базаръ — по-русски «Старый Рынокъ» — одна изъ главныхъ береговыхъ опоръ Черногоріи на Скутарійскомъ озерѣ; тамъ и крѣпость, и разные военные склады, и старинное мѣсто торговаго обмѣна между албанскими и черногорскими прибрежными жителями. Городъ Скутари нельзя было разглядѣть за туманами дали, хотя увѣряютъ, будто въ очень ясные дни можно видѣть его минареты. Этотъ Скадръ, древняя резиденція сербскихъ князей, — еще болѣе древняя колонія римлянъ, — теперь обратился въ характернѣйшій центръ ислама, въ безусловно турецкій городъ. Народъ черногорскій, также какъ и сербы королевства, удивительно твердо знаетъ свою исторію и свой патріотическій эпосъ.
— Все Скадрско блато было прежде сербское. Въ Скадрѣ-градѣ Вукашинъ-царь жилъ, отецъ Марка-Кралевича… — сообщилъ мнѣ нашъ старый гребецъ, обходившій вмѣстѣ съ нами крѣпостныя стѣны.
И онъ, и всѣ черногорцы пришли въ искренній восторгъ, когда оказалось, что мнѣ были извѣстны не только Вукашинъ и Марко-Кралевичъ, но даже отрывки старыхъ пѣсенъ ихъ о воеводѣ Момчилѣ, о градѣ Пирлиторѣ, о горѣ Дормиторѣ…
p ты кралицей-госпожой!
— писалъ, по словамъ старой пѣсни, краль Вукашинъ Видосавѣ, женѣ воеводы Момчила.
— Бога ми! Бога ми! — въ радостномъ изумленіи переглядывались они другъ съ другомъ, слушая мое посильное коверканье ихъ поэтическихъ легендъ, которыя я передаю здѣсь въ русскомъ переводѣ.
Дѣйствительно, Скутарійское озеро полно для серба историческихъ воспоминаній всякаго рода. До самаго конца XIV вѣжа, начиная съ VII, т.-е. цѣлыхъ семь столѣтій сряду, и градъ Скадръ, и Скадрско Блато принадлежали сербамъ, и Черногорія только получила бы свое старинное законное наслѣдіе и самую необходимую ей часть древняго сербскаго царства, если бы присоединила къ себѣ, наконецъ, этотъ родной ей уголокъ, это внутреннее море своего рода, проливающее столько свѣтлой поэзіи и мирнаго чувства въ суровый пейзажъ ея неприступныхъ воинственныхъ горъ…
Черногорскій сержантъ не забылъ показать намъ и свою крѣпостную артиллерію; все это большею частью мѣдныя и чугунныя пушки совсѣмъ старыхъ образцовъ; на нѣкоторыхъ замѣтны еще Наполеоновскіе орлы; это трофеи черногорцевъ, кровью добытые у разбитыхъ французовъ, когда тѣ завладѣли Каттаро и Рагузою. Лежатъ тутъ и тѣ двѣ мѣдныя русскія пушки, съ помощью которыхъ князь Николай овладѣлъ Лессендрою. Они тутъ законные владыки взятой ими крѣпости по тому же праву, какъ и старый черногорецъ, показывавшій ихъ намъ. Остальныя орудія — все добыча турецкихъ войнъ.
Войну съ французами въ Поморьѣ черногорцы, къ удивленію моему, еще помнятъ отлично, по разсказамъ отцовъ и дѣдовъ; помнятъ й то, что они бились тогда рядомъ съ русскими, честно и храбро помогавшими имъ.
— Все тогда наше было, вся Бока и Дубровникъ! — со вздохомъ говорилъ старый гребецъ. — Нашъ владыка, святопочившій Петръ, уже и жить переѣхалъ въ Которъ. Да политика проклятая все назадъ у насъ отняла, что мы себѣ ружьями да ханджарами добыли.
Онъ произносилъ слово «политика» съ какою-то особенною ненавистью и презрѣньемъ, какъ что-то діаметрально противоположное всякой правдѣ, добытой ханджаромъ…
Бесѣда наша особенно оживилась, когда Божо досталъ изъ нашихъ походныхъ куржинъ двѣ бутылки добраго церничскаго вина съ кускомъ сыру, хлѣбомъ и яйцами, и мы разсѣлись на травѣ подъ тѣнью исторической кулы владыки Радо, куда пригласили съ собою и нашихъ черногорскихъ хозяевъ. Долго они отказывались отъ вина, — можетъ быть, этикета ради, — но я ихъ убѣдилъ, наконецъ, что войникамъ нисколько не предосудительно выпить чарочку винограднаго зелья, и съ легкой руки сержанта каждый юнакъ опрокинулъ по очереди за наше здоровье по стаканчику краснаго.
И черногорскіе войники, и черногорскіе гребцы оказались изрядно свѣдущими въ политическихъ дѣлахъ своей родины.
Русскаго деревенскаго мужика въ этомъ отношеніи и сравнивать нельзя съ сербомъ, черногорцемъ или грекомъ. Онъ обыкновенно знаетъ о политикѣ столько же, сколько и лошадь, на которой онъ пашетъ. Собесѣдники же мои черногорцы увѣренно судили и рядили и о «бугарахъ» (болгарахъ), такъ отблагодарившихъ русскихъ братьевъ за пролитую ими кровь, и о сербахъ королевства, у которыхъ все идетъ дурно потому, что они только политикуютъ да газеты читаютъ, и о ненавистныхъ всѣмъ швабахъ, преслѣдующихъ православную вѣру въ Герцеговинѣ и Босніи.
Всѣ собесѣдники наши единодушно жаловались на тѣсноту своей маленькой гористой родины и разсказывали, сколько ихъ ежегодно уходитъ отсюда въ разные далекіе города и страны, чтобы найти какой-нибудь заработокъ.
«Нашихъ черногорцевъ теперь вездѣ найдешь, — увѣряли они, — и въ Румыніи, и въ Стамбулѣ, и въ Александріи, и въ Вѣнѣ, и въ Берлинѣ, и въ Америкѣ, а ужъ въ Венеціи, въ Италіи — и говорить нечего! Въ Сербіи много нашихъ поселилось навсегда. И въ Россіи у васъ есть кое-кто изъ нашихъ. Вотъ Джуричи, напр., получили отъ русскаго царя около Бердянска по 10–15 десятинъ земли на душу, живутъ себѣ ничего, хвалятъ землю вашу».
Жаръ уже нѣсколько спалъ, когда мы отправились въ обратный путь; такъ какъ на озерѣ поигрывалъ легкій вѣтерокъ, то и на нашемъ ландрасѣ подняли парусъ. Черногорскіе паруса на Скадрскомъ Блатѣ, въ отличіе отъ турецкихъ и албанскихъ, всѣ отмѣчены большими крестами. Смотря на озеро отъ Лессендры и Вранины, ясно видишь, что тотъ маленькій уголокъ Скадрскаго Блата, что идетъ къ югу отъ нихъ — только расширеніе лимана рѣки Обода, залившаго мало-по-малу свои низменные берега и обратившаго въ цѣпь прибрежныхъ островковъ холмы и горы берега. Настоящее же Скутарійское озеро начинается только за Лессендрою и Враниною, гдѣ оно гораздо открытѣе и шире и гораздо менѣе похоже на «блато». Замѣчательно, что въ древности, при римлянахъ, Скутарійское озеро было гораздо уже, не считалось за озеро и составляло, собственно говоря, разливъ по низменной котловинѣ теченія многочисленныхъ рѣкъ, направляющихся сюда съ сѣвера, востока и запада, Рѣки Черноевича, Цермничви, Морачи съ Цевною, Ситницею и проч. притоками своими, — такъ что р. Бонна, вытекающая теперь на югѣ у г. Скутари изъ Скутарійскаго озера и впадающая въ Адріатическое море, въ сущности была прямымъ продолженіемъ и окончательнымъ исходомъ тѣхъ же рѣкъ.
Недалеко отъ устья Рѣки мы нагнали нѣсколько большихъ парусныхъ лодокъ, до краевъ переполненныхъ набившимся въ нихъ народомъ; это были албанцы изъ Скадра, мужчины, женщины, дѣти, горѣвшіе на солнцѣ яркою пестротою своихъ нарядовъ, позументами, шелками, цѣпочками и насѣчками своего богатаго оружія. Всѣ, конечно, ѣхали на праздникъ въ Цетинье. Одна разбитная красивая албанка, съ бубнами въ рукахъ, вдругъ запѣла, акомпанируя себѣ звонкими бубнами и еще болѣе звонкимъ хохотомъ, какую-то подмывающую плясовую пѣсню, и на всѣхъ лодкахъ, не исключая вашихъ суровыхъ черногорцевъ, все разомъ оживилось и запѣло, подтягивая въ тактъ развеселой бабѣ…