Страница 20 из 45
Из главного притвора идут рядом два хода в недра скалы. Мы вошли в полумрак пещеры и огляделись не сразу. Огромный храм строгой архитектуры, благородных линий и размеров, изумительным образом выточен в сердцевине дикой скалы — с такою геометрическою правильностью, с такою точностью работы, что просто глазам своим не веришь. Храм этот характером своей архитектуры служит явным подражанием наружной церкви Кегарта. Тут тот же прекрасный купол, те же своды, тот же притвор, хотя и сделанные несколько грубее. Каким образом люди, работавшие, как кроты, внутри сплошных толщей слепой скалы, могли так безошибочно определять размеры и расстояния, соблюдать одинаковый радиус сводов и куполов, округлять так верно и ровно колонны, — для меня остается неразрешимою загадкою; в устройстве этого древнего армянского храма много типических особенностей, повторяющихся и в наружной церкви. Тесные пещерки в стенах с крутыми каменными лесенками служили своего рода семейными ложами для почетнейших прихожан. По бокам алтаря, открытого, как у католиков, и поднятого на высокую площадку, темные, узкие придельчики, в которые ведут особые лесенки, и где сохранялись в прежнее время драгоценности храма. Престол, сиденья и все принадлежности храма высечены из сырца скалы, также как стены и столбы его; на боковых стенах алтаря — грубые, детски-неумелые изображения двух апостолов, положивших начало христианству в Армении, — Варфоломея и Фаддея. Они нарисованы без сияния вокруг головы, из чего армянские археологи заключают, по словам отца Ваграма, будто эта живопись относится к IV-му или V-му веку, так как, начиная с VI-го века, христианских святых стали постоянно писать с сияниями. На стене притвора — оригинальная скульптура аллегорического значения: олень сдерживает на цепи двух огромных львов, а ниже — орел вцепился когтями в барана. Это олицетворена христианская кротость армянского царя, смирившего злобных и могучих врагов, а вместе изображено страдание христианской церкви в когтях варваров. Среди плит есть, между прочим, плита с гербом древних князей армянских Прошей, когда-то — владельцев всей этой местности, вместе с озером Гокчею, и строителей этого храма, о чем сделана надпись на одной из плит храма («Под владычеством благочестивого и богомольного тагадяра (т. е. „возлагателя короны“) Грузии, Авага, Шаханшаха и его сына Захарии, я, Прош, сын Васака, потомок Хагбака, купив у владельцев края преудивительный Айри-ванк, с горою, равниною и всем, чем он был снабжен, — вырубил в скале этот дом Божий на память о себе, моих детях и моей жене Хутлу-Хатун. Совместно с людьми, я сделал благочестивый дар всего сего монастыри святого Копия». Судя по именам строителей, археологи относят эту постройку к половине XIII века, чем опровергается предположение отца Ваграха о живописи IV или V-го века, если только Прош не расширил уже существовавший подземный храм.). Убранство этого пещерного храма, также как и убранство наружной церкви, бедно до жалости. Настоящих икон нет, а есть плохие малеванья на полотне, в грошовых рамках, и то очень немногие, изображающие, большею частью, св. Григория в облаченьи католикоса, да св. Копье, которому посвящен монастырь.
Из притвора проведен доморощенный телефон своего рода — труба, пробитая в толще скалы в верхний храм, через которую можно отлично переговариваться, как мы убедились на опыте.
Рядом с пещерным храмом, который я описал, — другой, совсем на него не похожий, храм, также искусно и изумительно высеченный из одного цельного камня, в толщах скалы, с таким же куполом и сводами, с таким же притвором и даже таким же телефоном-трубою, проведенным в верхние отделения монастыря. В особом приделе притвора — подземный бассейн с водою, в который проведены канальчики и борозды из всех отделений этой пещерной лавры, чтобы обеспечить водою ее жителей в случае осады (По-видимому, это-то и есть самый древний храм, построенный еще в IV-м веке св. Григорием-Просветителем и давший монастырю его первоначальное имя «айри-ванк», т. е. «пещерный монастырь». На стенах его нет никаких надписей.).
По длинному, полутемному коридору, высеченному в скале, — стены которого покрыты множеством старинных плит с крестами, — пробрались мы в верхний храм, тоже выточенный в недрах скалы, как раз над нижними храмами, с которыми он может сноситься через трубы, пробитые сквозь каменное основание его.
Этот третий пещерный храм кажется несколько изящнее и веселее нижних, но выдолблен и разукрашен совершенно по тому же образцу, с прекрасным круглым куполом, с четырьмя грандиозными колоннами в притворе (Этот верхний храм еще несколько моложе храма Проша. Вокруг капители одного из массивных столбов его прочитана такая надпись: «С помощью Божьей я, Папак, сын Проша, и моя подруга Ергузукан, мы выкопали эту молельню в пещере скалы, на вечное поминовенье наших душ и душ наших детей, на наши законные капиталы». Это произошло при настоятеле Григории в 1288 году.).
Из него уже мы выбрались наверх, на уступы скалы, скрывающей в своей темной утробе эти чудеса древнего человеческого искусства. Поистине, эта пещерная многоярусная лавра стоит всяких египетских пирамид и подземных капищ Аписа, всяких знаменитых сооружений Рима. Она производит впечатление такой же колоссальности замысла, такой же невероятной настойчивости в труде, такого же дивного искусства, изумительного тем более, что оно не могло пользоваться техническими изобретениями и усовершенствованиями новейшего времени, а достигалось самыми простыми первобытными средствами.
Нужно удивляться, как такое археологическое и историческое сокровище, такая единственная архитектурная диковина, слишком мало известна не только образованному европейцу, не только русским ученым, но даже и огромному большинству ближайших жителей Кавказа, до такой степени, что в богатом специальном собрании кавказских видов самого известного тифлисского фотографа я не нашел никакого намека на Кегарт, и хозяин этой фотографии, справившись с каталогом кавказских исторических памятников Бакрадзе, уверял меня, что Кегарт там вовсе не упоминается, да и он сам, занимаясь столько лет сниманием всевозможных видов с интересных местностей и памятников Кавказа, никогда не слыхал о существовании Кегарта.
Бродя над крышами пещерных храмов, мы видели много пещер, тщательно высеченных на разных высотах скалы и украшенных, как и храмы, тонкою каменною резьбою вокруг входов и оконных отверстий; вслед за отцом Ваграмом, лазавшим по обрывам не хуже дикой козы, мы забрались в некоторые из них. В пещерах этих и кухоньки, и кладовые, и жилые кельи; иные уже совсем развалились; есть простые ямы, вырубленные в камне, заменявшие древним монахам закрома для ячменя и пшеницы; есть и цистерны для воды. Словом, в недрах этих черных скал, кроме великолепных храмов монастыря, был еще скрыт целый монашеский поселок со всеми его хозяйственными службами. Старая стена с башнями, защищавшая монастырь, до сих пор обходит его сзади и сверху, откуда доступ к нему легче, чем снизу, по узкой тропинке ущелья, на которой один человек, залегший за камни, мог бы остановить целый отряд.
Но в старые века жилье было далеко не в одной скале, к которой прислонился монастырь. Куда ни поглядишь с высоты, на которую мы теперь забрались, отовсюду из-за пропасти глядят черные дырья пещер.
Отец Ваграм указал нам на одну пещерку, черневшую прямо против монастыря, высоко в отвесном обрыве горы, своею правильно вырубленною широкою дверью и тремя окнами в ряд…
— То пещера царя Трдата, — сказал он нам; она просторная, из нескольких комнат. Царь скрывался там в опасные минуты жизни. Недавно еще цел был узкий карниз скалы, по которому хотя и с опасностью можно было добраться до нее, но несколько лет тому назад он осыпался, и теперь никаким образом нельзя в нее войти… Он предложил нам спуститься с монастырской скалы и повел нас к громадной арке осыпавшейся горы, о которой я упомянул раньше. Как раз около нее показал он нам трех-ярусную пещерную церковь, отлично высеченную в скале и покрытую снаружи множеством резных украшений в виде карнизов, поясов, оконных арочек и отдельно вставленных плит…