Русская Армения

На пять верст из Эривани тянутся виноградники и сплошные роскошные сады орехов, смоковниц, шелковиц, персиков, абрикосов; все это уже позолотилось румянцем осени, но еще крепко держит лист, несмотря на наступивший ноябрь. Стройные пирамидальные тополя огромной высоты с своими белыми стволами и скрученными желтыми зонтиками — окружают все сады и дороги и дают характерную физиономию окрестному пейзажу. Куда ни кинешь глаз, — везде нескончаемые ряды, полки, легионы тополей. Они так нежно и весело вырезаются своим золотым кружевом на прохладной голубизне неба! Виноградники частью уже глубоко закопаны и засыпаны землею на зиму. Канавы, орошение — на каждом шагу, в садах, в полях, в виноградниках, всегда окруженных высокими каменными и глиняными оградами, наподобие среднеазиатских «дувалов». По дороге никак не обминуешь длинных караванов верблюдов, осликов и даже быков, нагруженных вьюками. После дилижанского перевала буйволов почти уже не встречается, — их заменили быки.

Несмотря на высоту 3.000 футов, на которой мы теперь находимся, юг дает себя знать. Солнце греет как летом; обилие всяких плодов кругом, все ходят по летнему, живут на балконах и крышах, окна и двери везде настежь, ни одной меховой шапки ни на ком, и пыль по дорогам и улицам — как у нас в июле.

Но через пять верст — степь, густо засеянная мелкими камешками, — ни хлебов, ни травы! Темно-бурые и черные овцы одни бродят по ней; бродят также и жуют что-то горбачи-верблюды. Везде, куда нельзя здесь провести воды, — мертвая пустыня, хотя левее, под далекими снеговыми горами, уходит в таинственную даль широкая и ровная долина, вся заросшая тополями и садами, вся сверкающая водяными лентами канав.

Арарат уже с утра охватил, поразил, околдовал мое воображение. Отсюда он еще великолепнее: громадная снеговая масса, воздымающаяся из такой дали выше деревьев и домов первого плана, сверкает там на горизонте словно среброкованный престол Божий. Нельзя оторвать глаз от этого божественного титана. Он все время провожает нас, владычествуя над всем, и кажется, будто двигается вместе с нами к Эчмиадзину. Никакая ближняя возвышенность не в силах заслонить его.

Малый Арарат — острая, круглая пирамида, почти конус, сравнительно небольшой приросток Большого; Большой Арарат — широкая, величественная пирамида с чуть заметно округленными тремя зубьями его вершин; четвертая — несколько ниже и острее; за нею скат — и крутое плечо, тоже в вечных снегах. Длинная, пологая седлина связывает Большой Арарат с его меньшим братом.

Особенно хорош этот снеговой старец, загораживающий небо, когда на его туманно-серебристом фоне вырезаются стройные ряды золотистых тополей или темные горбатые силуэты пасущихся верблюдов, того же самого уныло-серого цвета, как и глина пустыни, и ее лохматые бурьяны, среди которых они бродят. Проехали Ширабад, деревню с хорошими, большими домами, со множеством садов. А за нею — опять пустыня.

Но вот еще раз появились вдали на равнине нескончаемые полчища тополей и садов, и из-за них неожиданно вынырнули в разных местах характерные острые шатры восьмиугольных армянских храмов.

Это — Эчмиадзин с своим посадом Вагаршапатом, древнейшею столицею былого армянского царства.

Мы теперь в стране самых младенческих преданий человечества, в настоящей колыбели его истории. Тысячелетние предания всех народов сюда именно относят первоначальное жительство человека, откуда он начал свое расселение по лицу земному и свое разделение на семитов, иафетитов и хамитов, — три основные породы его, заключившие в себе все последующее бесконечное разнообразие племен и наречий.

Убеждение наивного простонародья араратских окрестностей до сих пор искренно разделяет веру средневековых ученых путешественников и богословов о чудесном нахождении на недоступных вершинах этой святой горы незримого для грешных очей ковчега праотца Ноя. До трех раз благочестивый пустынник Иаков силился подняться в свое время до таинственной вершины, но каждый раз, выбившись из сил, засыпал на полупути и пробуждался опять у подножья горы, откуда начинал свое восхождение. Он получил, однако, во сне кусок дерева из Ноева ковчега в дар за свое усердие и пожертвовал эту святыню в эчмиадзинский монастырь, где она хранится и доселе.

И хотя впоследствии разные ученые, каковы Паррот, Абих, Ходьзко и другие, уверяли, будто они достигли самой высшей точки Большого Арарата и нигде там не видели ковчега Ноева, но в глазах благочестивых людей эти похвальбы неверующих ученых не имеют никакого значения, ибо необходима особенная святость жизни, чтобы быть удостоенным лицезреть араратскую святыню, пребывающую в его ледниках со дня всемирного потопа. А что праотец Ной здесь именно остановил ковчег свой, построенный из негниющего дерева гофер, то об этом совершенно ясно сказано в священном писании; да и вся окрестная страна полна свидетельств об истине этого события.

Недаром широкая долина араратская так обильна солонцеватою почвою, вышедшею из-под соленых пучин моря, залившего в дни потопа сушу земную; недаром в соседстве святой горы — нахичеванские соляные копи и знаменитые залежи кульпинской соли.

А самый город Нахичевань есть именно то место, где, по верованию армян, поселился, по выходе из ковчега, и потом умер Ной, прародитель человечества. В Нахичевани издревле показывали могилу Ноя, к которой всегда во множестве притекали паломники изо всех стран мира, да и слово «Нахичевань» прямо-таки обозначает на древне-армянском языке — «первое жилище».

Писатели армянские связывают и название города Эривани с всемирным потопом. Местные жители произносят это слово — «ереван», что означает по-армянски: «видно», «показалось». Древнее предание уверяет, будто Ной, осматривая в первый раз после выхода из ковчега с высот Арарата окрестные земли, прежде всего увидел показавшиеся из-под вод потопа возвышенности Эривани, почему и произнес слово «еревуме», т. е. «видна» (земля).

Недалеко от Эривани есть местность «Аркури», название которого составлено из двух слов: «арк» и «кури», что в переводе значит: «он насадил виноградную лозу». Место это считается туземцами за то самое, где Ной насадил первый виноградник, и откуда виноделие распространилось потом во все стороны, в Азию и на Кавказ. На восточной стороне Арарата существует маленький округ, называемый Арнойвотн, что обозначает по-армянски: «при ноге Ноя»; местное предание объясняет это название тем, что Ной остановился здесь при выходе из ковчега.

Рай первых человеков, по мнению некоторых писателей древности, тоже был недалеко от Арарата, у истоков реки Евфрата, и этого взгляда держался даже поэт-богослов Мильтон в своей поэме «Потерянный Рай». По какой-нибудь причине и множество древнейших мифов приурочиваются к стране под-араратской. Миф о Прометее, похитившем у Зевса божественный огонь и прикованном к скале Кавказа, легенды об аргонавтах, искавших золота в одной из рек Закавказья, — все стремятся к тем же первобытным местам, в которых вековечные верования народов признали колыбель человечества. Да и недаром кругом Арарата возникло одно из самых древнейших царств земли — царство армянское, современник Вавилона и Ассирии, известное еще задолго да Моисея и его пяти книг. Армяне по справедливости могут считаться среди современных народов старейшими сынами земли. О них уже говорит Библия и доисторические гвоздеобразные надписи ассирийцев.

Сами армяне называют себя не этим общеупотребительным у всех народов именем, а «гайканцами», по имени первого мифического царя их — Гайка. Армянами же прозвали их древние греки, — может быть, желая выразить этим их принадлежность к арийскому племени; по объяснению же армянских ученых, название армян усвоено им соседними народами по имени одного из первых славных царей их, Арама, потомка Гайка, который, по преданию, совершил множество подвигов храбрости и мудрых деяний, значительно расширивших пределы его царства.

Торгому, или Форгому, прямого внука Иафетова от сына его, Гомера, армяне считают родоначальником племени, из которого вышел Гайк, и притом его родным отцом; поэтому они нередко величают себя в старинных книгах и актах «домом Торгомы». Вот от какой доисторической древности, от каких ветхозаветных преданий, ведет свое происхождение армянский народ. Сравнительно с этою седою древностью древность наших Гостомыслов и Рюриков — кажется детскою шуткой.