Страница 3 из 11
— Можете даже поцѣловать ее. При вашей тетенькѣ не опасно.
Куцынъ прильнулъ къ рукѣ съ такой жадностью, что даже оцарапалъ себѣ губу о брилліантовыя кольца, которыхъ на рукѣ Агнички было великое множество.
— Это васъ Богъ наказалъ, — замѣтила ему Агничка, видя, что онъ обтираетъ платкомъ кровь. — Обрадовались и накинулись, какъ невѣдь на что. Ну, садитесь. Не хотите-ли одеколону на губу? — прибавила она.
— Ничего-съ, Агнія Васильевна!.. Маленькая царапинка. И такъ затянетъ, — отвѣчалъ Куцынъ, садясь.
— Ну, тогда выпейте мадеры. У меня генералъ всегда мадеру пьетъ. Красное вино ему доктора запрещаютъ, бѣлое онъ не любитъ, ну, мадеру и пьетъ.
— Да она генеральскій напитокъ и есть, — вставила свое слово тетка. — Вотъ я ужъ знаю трехъ генераловъ — одного военнаго, одного судейскаго и вашего статскаго — и всѣ мадеру обожаютъ.
— А вы, тетенька, что-же это мнѣ наврали насчетъ приданаго-то? — началъ Куцынъ, обращаясь къ теткѣ:- сказали, что три тысячи, а на повѣрку всего только тысячу. Да и насчетъ голубого будуара…
— Милый мой! что мнѣ принцесса сказала, то я съ ея словъ тебѣ и передала, — откликнулась тетка.
— Генералъ такъ и порѣшилъ сначала, что жениху дадимъ три тысячи, но онъ думалъ, что Василій Ермолаичъ пожилой человѣкъ. Когда-же я ему сказала, что Василію Ермолаичу и тридцати лѣтъ нѣтъ, то не захотѣлъ даже вовсе нимъ дѣло, и ужъ только я пожалѣла Василія Ермолаича и уговорила генерала, сказавъ, что тутъ даже тысячу рублей возьмутъ, — проговорила Агничка.
— Позвольте! Да вѣдь молодой-то, я думаю, лучше, цѣннѣе! — воскликнулъ Куцынъ, поперхнувшись мадерой, которую пилъ.
— А онъ боится, опасается. «Намъ, говоритъ, гораздо лучше старичка или пожилого». Понятное дѣло, что ревнуетъ… О, онъ ужасти какой ревнивый! А что до будуара, то я сказала Дарьѣ Максимовнѣ, сказала, не отрекаюсь, что вы, Василій Ермолаичъ, можете жить въ голубомъ будуарѣ, пока квартиру мою будете караулить, — поясняла Агничка. — Такъ тетенька и передала вамъ. А теперь мой генералъ спятился… То есть онъ даже и не пятился, потому я отъ себя сказала насчетъ будуара. А когда онъ узналъ, то ему стало жалко мебели и онъ сказалъ: «ну, для такого гуся и комнаты нашей горничной достаточно».
Куцына при этихъ словахъ покоробило, и онъ проговорилъ, пожимая плечами:
— Странно… Что-же я за обсѣвокъ въ полѣ! Я недуренъ собой, брюнетъ, чиновникъ четырнадцатаго класса. Брюнеты, Агнія Васильевна, очень цѣнятся.
— А онъ брюнетовъ-то и боится. Ну, да вы насчетъ будуара не безпокойтесь. По всѣмъ вѣроятіямъ, будуаръ голубой я вамъ и выхлопочу.
— И за тысячу рублей при этихъ порядкахъ, Агнія Васильевна, я не могу жениться. Никакъ не могу, — твердо сказалъ Куцынъ. — Пусть генералъ уѣзжаетъ одинъ, безъ васъ за границу, уѣзжаетъ навсегда, тогда я на васъ и за тысячу рублей женюсь. Но такъ, чтобы намъ жить, какъ мужу съ женой.
— Что вы, что вы! Ни за что на свѣтѣ! — воскликнула Агничка.
— Тысячу рублей и шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами, — прибавилъ Куцынъ.
— Не стоитъ объ этомъ и разговаривать…. Помилуйте, я генераломъ только и дышу.
— Ну, а если по вашему, то вотъ какія мои условія…
— Нѣтъ, нѣтъ, объ условіяхъ ужъ будете съ генераломъ говорить! — замахала руками Агничка, блестя брилліантами колецъ. — Я не умѣю торговаться и опять что-нибудь напутаю. А генералъ сейчасъ пріѣдетъ. Онъ сказалъ, что послѣ восьми часовъ, а ужъ восемь било. Кушайте мадеру, закусывайте апельсинами, — предложила Агничка Куцыну. — Или, быть можетъ, вы клюквенной пастилы хотите или конфетъ? У меня и то, и другое есть.
— Да ставь, ставь все на столъ, — откликнулась Дарья Максимовна. — Жениха подчивать надо.
— Ахъ, какой ужъ я женихъ при такихъ порядкахъ! — тяжело вздохнулъ Куцынъ. — Бѣдность моя, Агнія Васильевна, заставляетъ на такое дѣло торговаться. Пожить хочется, въ люди выйти. Только, Агнія Васильевна, изъ-за того и иду на это дѣло, чтобъ Анемподистъ Валерьянычъ меня въ люди вытянулъ, мѣсто какое-нибудь получше предоставилъ. На протекцію Анемподиста Валерьяныча я вполнѣ надѣюсь и ужъ вы будете первая моя ходатайница, какъ старая подруга и любовь.
Агничка кивнула головкой.
— Насчетъ этого не безпокойтесь, — сказала она. — Генералъ даже говорилъ объ этомъ. «Пускай, говоритъ, онъ безъ насъ квартиру покараулитъ, а какъ только мы вернемся изъ-за границы, сейчасъ я ему буду о мѣстѣ хлопотать въ провинціи и ушлемъ его куда-нибудь подальше»…
— Позвольте, зачѣмъ-же подальше-то?
Куцынъ сдѣлалъ печальное лицо,
— А ужъ объ этомъ съ самимъ генераломъ поговорите, — сказала Агничка. — Онъ скоро пріѣдетъ. Да вотъ онъ!
Въ это время раздался въ прихожей звонокъ.
Агничка бросилась въ прихожую. Тамъ послышалось чмоканье и слово «папочка». Затѣмъ раздался громкій кашель, наконецъ громкое сморканіе, а черезъ минуту въ гостиную входилъ, шаркая ногами, средняго роста старикъ въ черномъ сюртукѣ, съ краснымъ носомъ, съ бакенбардами въ просѣдь. Онъ былъ лысъ и зачесывалъ темные еще волосы съ лѣвой стороны головы на правую черезъ лысину. Входя въ гостиную, онъ протиралъ носовымъ платкомъ стекла золотого пенснэ.
Агничка тотчасъ-же отрекомендовала ему Куцына.
— Вотъ, папаша, женихъ, о которомъ я вамъ говорила.
Анемподистъ Валерьяновичъ произнесъ многозначительное «гмъ», надѣлъ на носъ пенснэ, — пристально посмотрѣлъ въ лицо Куцына и сказалъ:
— Молодъ на такое дѣло идти. Надо-бы какого-нибудь постарше.
Онъ подалъ Куцыну два пальца, которые тотъ схватилъ обѣими руками.
— А вотъ это евонная тетенька, — отрекомендовала ему Агничка Дарью Максимовну.
На нее онъ только покосился и произнесъ:
— Тетку-то я впрочемъ, кажется, видѣлъ у тебя.
— Видѣли, ваше превосходительство, видѣли! Видѣли, когда я Агніи Васильевнѣ гадала на картахъ о вашемъ превосходительствѣ.
— Обо мнѣ? Ну, и что-же вышло? — угрюмо спросилъ старикъ.
— Что любите ее безконечно и обожаете.
— Гмъ… Чайку-бы, Агничка, поскорѣй… Иззябъ я. Погода ужасная на дворѣ, - сказалъ Анемподистъ Валерьяновичъ, садясь.
— Сейчасъ, сейчасъ, папаша! Я распоряжусь.
И Агничка выбѣжала изъ гостиной. Генералъ сидѣлъ, разсматривалъ сквозь пенснэ Куцына, и вынималъ изъ своихъ ушей вату и пряталъ ее въ жилетный карманъ.
IV
— Вы что-же собственно будете? — обратился Анемподистъ Валерьяновичъ къ Куцыну послѣ нѣкоторой паузы. — Вы канцелярскій служитель или чиновникъ?
— Чиновникъ, ваше превосходительство, — почтительно отвѣчалъ Куцынъ и даже привсталъ со стула. — Недавно выдержалъ экзаменъ на первый чинъ.
— Такъ… — пробормоталъ Анемподистъ Валерьяновичъ и, вынувъ изъ кармана сигару, слегка облизалъ ее.
Куцынъ схватилъ со стола коробку со спичками, чиркнулъ объ нее спичкой и тотчасъ-же подоспѣлъ къ нему съ огнемъ. Генералъ закурилъ сигару и кивнулъ Куцыну въ знакъ благодарности.
— Такъ… — повторилъ онъ и опять спросилъ: — По почтовому вѣдомству служите?
— По почтовому, ваше превосходительство, но очень у насъ скудно содержаніе.
— Такъ… А у кого-же оно не скудно? Вездѣ скудно, вездѣ…
— А работой завалены. Теперича сортировка… Да она у насъ! съ восьми часовъ утра до семи вечера.
— Ну, молодежь-то должна трудиться. Богъ труды любитъ. А въ праздности развратъ, растленіе нравовъ. Праздность — мать пороковъ, — наставительно произнесъ генералъ и опять спросилъ Куцына:- Сколько-же вы жалованья получаете?
— Какое наше жалованье, ваше превосходительство!
Куцынъ махнулъ рукой.
— Однако? Однако? Я долженъ знать… — стоялъ на своемъ генералъ.
— Тридцать рублей-съ… Еле на квартиру и столъ хватаетъ. А я люблю быть чисто одѣвшись. Чтобы и галстучекъ, и манишечка, и все, что слѣдуетъ. А на какія средства, помилуйте! Живу на окраинѣ… Шагаешь, шагаешь на службу-то и со службы. Сколько сапоговъ истреплешь! А на конку не хватаетъ. Трудно, очень трудно, ваше превосходительство. Вотъ оттого-то и иду на такое дѣло.