На лоне природы

— Ахъ, да… Ледникъ-то вы дадите ли намъ? спохватилась съемщица. — Вѣдь ужъ безъ ледника нельзя.

— Есть ледничекъ. Отчего не дать, ежели за набивку заплатите. Сами по четыре рубля платили — ну, тоже и съ вашей милости.

— Ври больше, Прокофьичъ! За вино тебѣ мужики ледники набивали.

— Милая, да вѣдь вино-то денегъ стоитъ. Я такъ и разсчитываю, что ледникъ мнѣ въ четыре рубля обошелся.

— Нѣтъ, нѣтъ. За ледникъ мы ужъ ничего не заплатимъ. Ледникъ къ дачѣ полагается, заговорила съемщица.

— Невозможно этому быть, сударыня. За ледникъ всѣ отдѣльно считаютъ, отвѣчалъ лавочникъ.

— Врешь. Наши мужики сдаютъ дачи и никто за ледникъ не считаетъ, перебила его баба.

— Позвольте… Да вѣдь у мужиковъ-то ледники снѣгомъ набиты, а у меня льдомъ. Ну, да ужъ чтобъ много не торговаться, за ледникъ зелененькую. Вѣдь ледники, сударыня, намъ самимъ по нашей торговой части нужны.

— Даромъ, даромъ ледникъ.

— Невозможно этому быть. Даромъ, конечно, мы позволимъ вашей чести вотъ ногу-то телятины положить, ежели она у насъ куплена, а чтобъ все лѣто даромъ ледникомъ пользоваться — это невозможно. Положьте три рублика.

— Не возьму дачу. Дача со службами сдается. Ледникъ, сарай для дровъ.

— У насъ самихъ сарая-то не бывало. Навѣседъ можно сдѣлать, а ужъ насчетъ сарая увольте, да и за ледникъ-то положьте хоть два рублика.

— Ни копѣйки.

— Тогда разойдемся. Будемъ ждать другого жильца. Ее-ей, сударыня, вѣдь набивка льдомъ намъ денегъ стоила. Вы ужъ изъ-за двухъ рублей не извольте спорить. Лучше я вотъ что… Лучше я за эти деньги велю вамъ вскопать грядку и маку посѣю, отлично макъ зацвѣтетъ.

— Ну, рубликъ я дамъ за ледникъ, сказалъ лавочнику съемщикъ.

— Не спущу, баринъ. Не хотите, такъ берите задатокъ назадъ. Два рубля и такъ цѣна не дорогая.

Пришлось согласиться. Лавочникъ ударилъ по рукамъ и запилъ пивомъ сдачу дачи.

Просидѣвъ съ полчаса, онъ удалился и вскорѣ прислалъ съ сыномъ росписку въ полученіи задатка. Въ роспискѣ былъ включенъ и ледникъ.

Съемщики, пространствовавъ цѣлый день, начали зѣвать. Они жестоко устали и попросили покоя. Баба настлала имъ соломы на полу, покрыла простыней, дала подушки и удалилась, пожелавъ покойной ночи. Когда съемщики ложились спать, на часахъ пробило хриплымъ боемъ одиннадцать. Съ улицы доносилась пьяная пѣсня разбредающихся изъ кабака по домамъ гулякъ, но усталость съемщиковъ была такъ велика, что она не помѣшала имъ тотчасъ же заснуть крѣпчайшимъ сномъ. Усталость и весенній воздухъ сдѣлали свое дѣло.

XXII

На утро съемщики проснулись рано. На деревнѣ горланили пѣтухи, подъ окномъ кудахтали куры, за дощатой перегородкой копошились хозяева и не дали спать. Было всего только шесть часовъ утра. Заслыша, что съемщики уже поднялись, хозяйка заглянула къ нимъ въ комнату и сказала:

— Не заспалось вамъ на новомъ-то мѣстѣ? Мы-то вѣдь рано встаемъ, а господа долго спятъ. Самоварчикъ прикажете?

— Да, да… Да поскорѣй бы намъ уѣхать. Хочется къ первому поѣзду попасть. Вѣдь мы совсѣмъ не разсчитывали и ночевать-то здѣсь. Насъ дома ждутъ и недоумѣваютъ, что съ нами сталось. Вѣдь у насъ дѣти дома, заговорили они.

— Успѣете къ первому поѣзду, въ лучшемъ видѣ успѣете. Какъ чайку напьетесь, да позавтракаете, мужъ живо заложитъ лошадь и отвезетъ васъ. Конечно, дорога теперь каторжная, но лошаденка-то у насъ бойкая.

Умывшись, съемщики сходили посмотрѣть на нанятую ими дачу. Узнавъ, что съемщики вскорѣ уѣзжаютъ и что на желѣзную дорогу повезетъ ихъ мужикъ, у котораго они остановились, лавочникъ почесалъ затылокъ и сказалъ:

— Какъ же это такъ?.. Вѣдь ужъ вы теперь мои дачники. Задатокъ дали. У меня лошади-то даромъ стоятъ. Мнѣ вѣдь надо отъ васъ попользоваться.

— Нѣтъ, ужъ попрошу васъ и на будущее время не стѣснять насъ проѣздомъ, а предоставить намъ ѣздить вездѣ и всюду съ тѣмъ, съ кѣмъ мы захотимъ, возразилъ съемщикъ.

— Помилуйте, да вѣдь для этого и дачу строилъ, чтобъ отъ жильца пользоваться. А насчетъ цѣны не бойтесь. Мы дешевле мужиковъ будемъ брать, потому лѣтомъ лошадь все равно будетъ у меня ѣздить каждое утро на желѣзную дорогу за товаромъ. Между отходомъ перваго утренняго поѣзда и приходомъ всего полтора часа. Васъ лошадь свезетъ на поѣздъ, который отходитъ, а потомъ дождется того, который приходитъ. Еще лучше ей отдохнуть.

— Дешевле другихъ будете брать за проѣздъ, тогда съ удовольствіемъ будемъ ѣздить.

— Дешевле-съ. Вѣдь лошади все равно порожнемъ нужно ѣхать на желѣзную дорогу, а что полтора часа раньше выѣхать, что полтора часа позднѣе — намъ все единственно. Мы полтину серебра будемъ вашей милости каждый разъ ставить.

— А мужики, говорятъ, возятъ за сорокъ копѣекъ.

— Да ужъ это какой-нибудь ледащій мужиченко за сорокъ-то копѣекъ повезетъ. Ну, да ладно, будемъ и мы возить за сорокъ копѣекъ, только ужъ, пожалуйста, насъ не обижайте. Зачѣмъ съ хозяевами ссориться! Лучше съ хозяевами въ мирѣ жить.

— Я не понимаю, какая же тутъ можетъ быть ссора!

— Не желаемъ свою выгоду въ чужія руки отдавать. Вѣдь для этого и дачи сдаютъ, чтобъ ужъ все отъ дачника… Нѣтъ, ужъ пожалуйста, давайте въ мирѣ жить.

Съемщикъ взглянулъ на жену и покачалъ головой.

— Хорошо, хорошо, обратился онъ къ лавочнику. — Но ежели съ насъ за провозъ другіе будутъ брать дешевле сорока копѣекъ, то ужъ не прогнѣвайтесь.

Черезъ четверть часа съемщики сидѣли за самоваромъ. На столѣ стояла яичница, хоть они ея и не требовали.

— Господа хозяева! Надо съ вами разсчитаться за ночлегъ и все прочее, сказалъ съемщикъ. — Много ли съ насъ?

Вышли мужикъ и баба. Оба стали къ сторонкѣ. Баба утирала передникомъ губы. Мужикъ поглаживалъ бороду. Оба молчали. Съемщикъ вынулъ бумажникъ.

— Такъ много ли съ насъ? повторилъ съемщикъ. — Считайте ужъ, чтобъ и отвезти насъ на желѣзную дорогу. Сколько?

— Да ужъ вамъ, сударыня, лучше знать. Вы — господа, отвѣчала баба.

— Сколько же однако?

— Что пожалуете, сказалъ мужикъ. — Вы ужъ насъ не обидите.

— Курица, двѣ яичницы, полсотни раковъ, три самовара, ночлегъ… считалъ съемщикъ. — За водку и пиво я уже отдалъ. Два проѣзда… Ну, три рубля.

— Что вы, сударь, помилуйте… улыбнулся мужикъ.

— Баринъ шутятъ, прибавила баба. — Они мнѣ отдѣльно на фунтъ кофею обѣщали дать.

— Такъ сколько же? Я не знаю, право… Ну, вотъ вамъ четыре рубля.

— Это, то-есть, вы безъ проѣзда считаете? спросилъ мужикъ.

— Какъ безъ проѣзда? За все четыре рубля. Вчера насъ въ колонію возилъ, вотъ и сегодня на станцію отвезешь.

— Что вы, помилуйте… Да вѣдь въ колонію по этой дорогѣ туда и обратно меньше двухъ рублей и везти нельзя. Теперь рабочая пора. Ну, на станцію рубль.

— Что ты, что ты! Лавочникъ предлагаетъ за сорокъ копѣекъ меня на станцію возить.

— Такъ вѣдь то лавочникъ. У него все равно лошадь на желѣзную дорогу порожнемъ ходитъ. А меня вы отъ дѣла оторвали вчера. Да сегодня нужно полдня потерять.

Съемщики совсѣмъ смѣшались. Они посматривали другъ на друга и не знали что отвѣчать.

— Вся бѣда, разумѣется, въ томъ, что мы съ вами за все про все раньше не уговорились, сказалъ наконецъ съемщикъ.

— Да ужъ это кажиный человѣкъ долженъ самъ понимать, отвѣчалъ мужикъ.

— Ну, а я не знаю здѣшнихъ цѣнъ. Объясни мнѣ, сколько же я вамъ долженъ!

Мужикъ подумалъ и началъ считать:

— За два проѣзда, чтобы ни вамъ обидно не было, ни мнѣ — ну, два съ полтиной…

— Господи Боже мой! воскликнула съемщица.

— Рабочая пора теперь, барыня. Я полосу пахалъ. Лѣтомъ мы дешевле возимъ.

— Сколько же за курицу?

— Ну, рубликъ.

— Да вѣдь она шесть гривенъ въ Петербургѣ стоитъ, а здѣсь деревня…

— То, барыня, въ Петербургѣ. У насъ курица ноская. Вѣдь она яйца несла. Помилуйте, за что же я ее кормила-то всю зиму? подхватила баба. — Теперь, сами знаете, какая пора. Нешто весной крестьяне куръ рѣжутъ?

— Вѣдь это же безбожно рубль за курицу! пожималъ плечами съемщикъ.