На лоне природы

— Ахъ, нѣтъ, господинъ. Ежели вамъ палатку не надо, то за садъ мы не беремъ. Вы думаете насчетъ ягодъ и яблоковъ, такъ ягоды и яблони у насъ назади, на огородѣ. Туда мы совсѣмъ не пускаемъ жильцовъ, потому что ягоды и яблоки продаемъ. И капусту продаемъ, и морковь продаемъ, и огурцы. Вотъ ежели вамъ понадобится, то купить у насъ всегда можно, когда поспѣетъ. Вамъ, господинъ, кажется дорого за дачу, такъ погодите, я пошлю за мужемъ. Можетъ быть, онъ и уступитъ.

Съемщики не останавливались и пошли по улицѣ.

— Хорошей дачи вы больше не найдете. У насъ въ колоніи все хорошее отдано. И наша дача была бы отдана, ежели бы госпожа генеральша у генерала не умерла, говорила имъ въ слѣдъ нѣмка. — У насъ, вообще, всѣ господа по нѣскольку лѣтъ подъ-рядъ живутъ. Уѣзжаетъ съ дачи и на будущій годъ задатокъ оставляетъ. У насъ все больше нѣмцы изъ Петербурга живутъ.

Съемщики прошлись по всей деревнѣ. Дани, дѣйствительно, были почти всѣ сняты. Что было не сдано — все это казалось имъ неудобно и, кромѣ того, колонисты вездѣ предъявляли требованія косвенныхъ налоговъ за лодку, за палатку, за купальню и т. п.

— Что, господинъ? Не сходитесь? спрашивалъ съемщиковъ ѣдущій за ними слѣдомъ въ телѣжкѣ мужикъ-возница.

— Нѣтъ, не подходитъ. Сейчасъ поѣдемъ обратно въ Капустино и покончимъ съ мелочнымъ лавочникомъ.

— То-то, я думаю, съ русскими-то лучше. Вѣдь ужъ нѣмецъ — онъ все нѣмецъ и душа у него нѣмецкая.

— Одно достоинство у нихъ, это чистота образцовая. Этого ужъ отъ нихъ отнять нельзя, сказалъ съемщикъ, подсадилъ жену въ телѣжку, сѣлъ самъ и сказалъ:- Поѣзжай обратно.

Обратная дорога ничѣмъ особеннымъ не отличалась, только около желѣзнодорожной станціи встрѣтили они того мужика, который утромъ возилъ ихъ въ Капустино и потребовалъ на половинѣ дороги или двойную плату за проѣздъ или того, чтобъ они сходили среди грязи изъ телѣжки и шли пѣшкомъ. Мужикъ, завидя ихъ, принялся ругаться.

— Голь перекатная! Выжиги голоштанные, а не господа! слышалось съемщикамъ въ догонку.

По пріѣздѣ въ Капустино, баба, у которой остановились съемщики, встрѣтила ихъ съ распростертыми объятіями. Съемщицу она чуть не на рукахъ высадила изъ телѣжки.

— Обопритесь мнѣ, барыня, въ плечи-то, обопритесь, а я васъ въ охапкѣ на чистенькое мѣстечко и вынесу, говорила она.

— Не безпокойся, милая, не безпокойся. Я и такъ вылѣзу.

— Да чего тутъ безпокоиться! Вамъ вѣдь телѣжечка-то не съ привычки, по питерски-то вѣдь, поди, все на извозчичьей линейкѣ ѣздите. Вотъ такъ… Вотъ и сошли. А ужъ какъ я рада, что вы у насъ въ Капустинѣ-то жить будете, такъ и сказать нельзя! продолжала она, узнавъ отъ съемщиковъ о рѣшеніи ихъ снять дачу у лавочника. — Очень ужъ вы мнѣ, барыня-сударыня, сразу понравились. Да и баринъ-то вашъ такой мужчина основательный. Пожалуйте въ избу. У меня ужъ и курочка для вашей милости къ ужину сварена.

— Зачѣмъ же ты, матушка, напрасно безпокоилась? Мы ужъ сыты, по горло сыты. Съ насъ и давишней ѣды было достаточно.

— Ничего, сударыня, покушаете. Я и рачковъ вамъ сварила. Давеча ребятишки принесли раковъ изъ рѣчки, такъ вотъ я вамъ и спроворила. Я знаю, что господа любятъ эту животную кушать. А у насъ раки хорошіе.

— За водкой къ ракамъ прикажете сбѣгать? спрашивалъ мужъ бабы, слѣзая съ телѣги и сморкая лошадь, чтобы заставить ее фыркать.

— Да ужъ при ракахъ нужно выпить рюмку-другую. Принеси, отвѣчалъ съемщикъ.

— Ну, вотъ и отлично. Поднесете и мнѣ стаканчикъ. Сегодня ужъ все равно не работать. Я, баринъ, и пивка парочку захвачу. Давно ужъ я пива-то не пилъ.

— Захвати, захвати.

— Прикажете и лавочника къ намъ позвать, чтобы вамъ покончить съ нимъ насчетъ дачи-то?

— Да, пожалуй.

— То-то, я думаю, что за пивомъ-то вы лучше съ нимъ сговоритесь. Онъ и съ цѣны вамъ малость спуститъ. Онъ ласковость, баринъ, любитъ, и ежели съ господами выпить, то очень это обожаетъ. Много онъ не пьетъ, а компанію развести любитъ. Я, баринъ, ужъ полдюжины пива-то захвачу. Что останется, то можно и обратно. Захватить полдюжины?

— Все равно. Пожалуй.

— Пряничковъ моимъ ребятишкамъ, сударыня-барыня, полфунтика можно взять? спрашивала въ свою очередь баба.

— Хорошо, хорошо.

— Левонтій! Такъ ты захвати и пряниковъ для ребятишекъ. Пусть ихъ за барынино здоровье погрызутъ. Да возьми лимонъ, чтобы господамъ съ пріятствомъ чаи пить. Пожалуйте, баринъ и барыня, разоблакайтесь, приглашала баба съемщиковъ. — Сейчасъ самоваръ подамъ. Самоваръ у меня уже готовъ и только крышечкой прикрытъ.

Смеркалось. На столѣ уже горѣла лампа, поставлены были тарелки, высился горшокъ съ вареной курицей, прикрытый полотенцемъ, чтобы не остылъ, лежалъ нарѣзанный ситникъ, а въ глиняной латочкѣ навалены были грудой вареные раки.

XXI

Вскорѣ явился къ съемщикамъ мелочной лавочникъ. Явился онъ, снявъ передникъ и, какъ показалось съемщикамъ, нѣсколько прифрантившись и даже умасливъ главу свою елеемъ. Волосы какъ-то особенно были прилизаны на вискахъ. Войдя въ избу, онъ перекрестился на образа и обратился къ хозяйкѣ съ упрекомъ:

— А ты что же это, Корнѣевна, вздумала у меня постояльцевъ съ постоялаго двора отбивать? Вѣдь господа-то были-бы моими ночлежниками, ежели бы ты ихъ не сманила. И не стыдно это тебѣ? Вѣдь я права плачу. А ты что платишь?

— Пошелъ! Поѣхалъ! Здравствуйте! Вотъ ужъ подлинно, что китъ позавидовалъ плотичкѣ, воскликнула баба. — Я у тебя ночлежниковъ отбиваю! Да вѣдь водка-то у тебя въ питейномъ куплена, пиво-то отъ тебя же, ситникъ тоже отъ тебя. Мало мы у тебя для господъ угощенья-то всякаго накупили!

— Шучу, шучу… А ты ужъ и за правду приняла, улыбнулся лавочникъ и, поклонившись съемщикамъ, сказалъ: — Хлѣбъ да соль, чай да сахаръ, господа!

— Милости просимъ компанію съ нами раздѣлить, пригласилъ съемщикъ. — Чайку, пивца не желаете ли? А то, можетъ быть, водочки?

— Отъ водки увольте, потому, безъ благовременія. Чай сейчасъ только пилъ, а вотъ пивца съ вашей милостью за компанію…

Лавочникъ придвинулъ къ столу стулъ и сѣлъ.

— Ну, что жъ, скинте что-нибудь за наемъ дачи-то, да и сдавайте намъ, началъ съемщикъ.

— И радъ бы, ваша милость, скинуть, да проценты не выходятъ. Вѣдь кто строится подъ жильца, то тутъ такая вещь, чтобы проценты… Не изъ чего скидывать-то. И такъ ужъ я дешево выпросилъ.

— Ну, ужъ хоть пять рублей скиньте. Все хоть немножко на переѣздку намъ будетъ.

— Развѣ ужъ только заборомъ товара въ лавкѣ покроете? опять улыбнулся мелочной лавочникъ и прибавилъ:- Ну, хорошо, извольте. Прикажите задаточекъ съ вашей милости получить. Росписку изъ лавки пришлю.

— Вотъ ужъ заборомъ товара прошу насъ не неволить, отвѣчалъ съемщикъ. — Что будетъ у васъ хорошо и недорого, мы и сами ради брать у васъ въ лавкѣ, а ужъ что плохо, да гдѣ дорожиться будете, то не прогнѣвайтесь.

— Торгуемъ на совѣсть. Будьте покойны. Да вотъ, спросите здѣшнихъ хозяевъ. Что они скажутъ супротивъ меня?

— Ну, ну, бываетъ тоже. Ужь не хвастайся, Савелій Прокофьичъ. Хлѣбъ подчасъ словно замазка.

— Милая, да что жъ мнѣ драться съ пекаремъ-то, коли онъ зѣньки нальетъ да не пропечетъ его какъ слѣдуетъ! Мнѣ самому обидно.

— Поди ты! Просто приказываешь для вѣсу, чтобы не пропекалъ. А кофей зачѣмъ у тебя пополамъ съ жареннымъ горохомъ?

— Вотъ ужъ чай, сахаръ и кофе напередъ скажу, что буду изъ города привозить, сказалъ съемщикъ.

— Не стоитъ вамъ возжаться, сударь, стѣснитъ васъ все это, а что да чаю и кофею для вашей милости, то буду особенный вамъ привозить. Я самъ до чаю охотникъ и худого не допущу.

— Нѣтъ, нѣтъ. Этотъ товаръ я привыкъ ужъ брать въ одномъ мѣстѣ.

— Надоѣстъ, ваша милость, изъ города-то возить. Впрочемъ, какъ хотите: вольному воля. За шиворотъ тянуть не буду, а напередъ знаю, что безъ меня не обойдетесь.

— Палисадничекъ прошу мнѣ къ дачкѣ сдѣлать.

— Это все будетъ въ исправности. Палисадникъ, скамеечку… Зовите только гостей почаще, да угощайте ихъ получше. Вѣдь я и телятиной занимаюсь. Вотъ когда сговоритесь дачники насчетъ телятины, то можно и теленочка зарѣзать. Кому заднюю ногу, кому переднюю, кому потроха. Въ городъ же возимъ телятъ продавать, такъ, чѣмъ возить, лучше же у себя дома не подорожиться.