Страница 38 из 44
— Все равно погодите… А знаете, граф, что я влюблена в него. — Она указывала на офицера, улыбаясь. — Ах, боже мой, как я о нем страдаю!
Граф все держал поднос со стаканом. Он принужденно улыбался.
— Ну, что ж! я вас поздравляю с этим…
— Право, ей-богу… влюблена. Луиза захохотала.
Потом еще минут пять продолжала она разговор в этом роде, а граф все стоял перед нею с подносом. Между тем наперсница говорила с моим иногородним другом пофранцузски очень ловко и бойко. Наконец мы раскланялись.
Луиза снова протянула мне руку.
— Приезжайте ко мне… Пожалуйста… привозите вашего приятеля.
И она приятно улыбнулась моему иногороднему другу. Граф все стоял с подносом. Мы вышли в коридор.
— Боже мой! Что это такое? Я не верю своим ушам! — воскликнул мой иногородний друг, — я не могу прийти в себя, объясните мне…
— Что такое?
— Ведь я воображал, что ваши петербургские камелии имеют хоть какое-нибудь внешнее образование, хоть говорить умеют… а это… да неужели они все в таком роде?
— Нет… Есть такие, которые умеют держать себя лучше и говорят довольно прилично.
— И я мог подозревать, что это моя маска! И с чего мне этакая глупость пришла в голову?.. Ну, а этот граф-то что такое?..
— Граф имеет тысяч полтораста доходу, он влюблен в Луизу, как безумный, страшно ревнует ее и всегда там, где она… Ну, а Луиза все больше и больше завлекает его. Вы не смотрите на нее, что она такая простенькая на вид: она прехитрая!..
— Но как же может завлечь такая женщина? Что в этом личике? с ней слова сказать не о чем. Даже эта госпожа, которая с ней выезжает, — гений ума и образования перед нею!.. И на таких женщин тратят сотни тысяч!.. Ничего не понимаю!..
В маскараде Дворянского собрания я хотел было подвести моего иногороднего друга к Арманс, чтобы примирить его несколько с петербургскими камелиями. Арманс — француженка, и, несмотря на то, что ее образование немного выше образования Луизы, Арманс умеет бросать пыль в глаза своею болтовнёю и поддерживать разговор. Она очень весела, жива и находчива на ответы; она может принимать на себя какие угодно роли — разыгрывать недоступную даму и вдруг превращаться в самую разгульную и отчаянную лоретку. Она отлично поет: Un soir a la barriere… канканирует изумительно и вообще очень забавна; но познакомить с нею моего иногороднего друга я не мог, потому что он уже был занят своею маской.
Я сидел в маленькой угольной комнате и смотрел на известного читателю господина с соболями вместо бровей и с нахальным носом, который держал какую-то маску за руку и кричал ей, поводя своими соболями:
— Поверь мне, бо-маск, что я не пожалею тысячи целковых. Пароль д'онер. Деньги — вещь наживная… Надобно иметь только немножко здесь.
И он тыкал пальцем в свой узенький лоб…
В эту минуту мой иногородний друг очутился передо мной и схватил меня за руку.
— Я тебя ищу везде. Поздравь меня, — сказал он мне, улыбаясь, — я наконец знаю, кто моя маска, и ты ее знаешь…
— Неужели?
Он наклонился к моему уху и шепнул:
— Александра Николаевна… — и к этому прибавил фамилию, о которой я умолчу из скромности.
— Александра Николаевна! — воскликнул я, стараясь выразить как можно более удивления.
— Она, она! Пойдемте к ней; она мне велела привести тебя, она ждет нас.
Когда мы подошли к Александре Николаевне, она взяла меня за руку и сказала:
— Знаете ли, что мы очень сошлись с вашим приятелем?.. Но я только сейчас узнала, что вы знакомы друг с другом. Вы, верно, будете так добры, что возьмете на себя труд привезти его ко мне завтра… Не правда ли? тем более, что вы очень давно у меня не были и я на вас сердита. Если вы хотите заслужить прощение, исполните то, о чем я вас прошу… Итак, a demain, messieurs!..
Она полсала нам руки, кивнула головой и скрылась.
Через десять минут она снова расхаживала по залам, только в другом домино, не узнаваемая моим иногородним другом. Она подошла ко мне.
— Что ж, ты завтра привезешь его ко мне? — спросила она. — А знаешь ли, он премилый и преумный…
— В самом деле?.. Да ты уж не начинаешь ли чувствовать к нему некоторого влечения?
— А почему же нет?.. Он еще такой молодой сердцем, у него еще кровь кипит… Не к вам же чувствовать влечение… все вы противные, бездушные эгоисты, вы уже отжили, в вас нет искры жизни!.. Скажи, ты его хорошо знаешь?
— Довольно. Да говори прямо: тебе хочется знать, богат он или нет?.. Он имеет хорошее состояние. Влюбиться в него полезно, я советую тебе.
— Гадкий! — произнесла Александра Николаевна, ударив меня пальчиком по носу.
На другой день в два часа утра мы явились к ней… В комнате царствовал полусвет… Кружевные занавески на окнах были опущены; сквозь них виднелись цветы. Камин пылал довольно ярко. Александра Николаевна сидела в самом темном углу комнаты. Ее утренний туалет, ее поза, высунувшаяся из-под платья ножка, ручка с блестящими кольцами на одном пальце, беспокойно передвигавшаяся, ее взгляды, каждый поворот головы и проч., - все, что приводило моего иногороднего друга в упоение, было в моих глазах одним расчетом.
И как ловко избегала она яркого дневного света!..
Когда мы уселись против нее, она сказала, обращаясь к моему иногороднему другу:
— Прежде всего я должна просить у вас прощения. Вы, верно, не ожидали этого?..
Не удивляйтесь: именно прощенье — c'est le mot, потому что мы были против вас в заговоре. Ваш приятель — мой старый знакомый (она указала на меня) — упросил меня развлечь вас, сказал мне, что вы приезжие, что у вас в Петербурге нет знакомых. Я живо вообразила ваше положение, как вы должны будете скучать одни: ведь наши дамы интригуют только знакомых кавалеров, — а эти господа (она снова указала на меня) так вялы и скучны, что я, признаюсь, с удовольствием взяла на себя роль развлекать нового, живого человека, не похожего на них… я хотела доставить вам несколько приятных минут… не знаю, успела ли я в этом?..
Она бросила на него проницательный взгляд.
— Что касается до меня я никогда не забуду тех приятных часов, которые вы мне доставили: мне никогда не было так хорошо в маскарадах.
Она снова взглянула на моего иногороднего друга и продолжала:
— Если я в маске могла сколько-нибудь быть вам приятной, занять вас хоть на минуту, развлечь вас… я желала бы, чтобы эти впечатления я сумела поддержать в вас теперь, когда без маски. Вы видели перед собой вымышленную женщину, теперь вы видите настоящую. Мне было бы очень приятно, если бы вы с настоящей были так же откровенны и прямы, как с вымышленной…
Она остановилась на минуту и прибавила, протягивая к нему свою руку:
— Знакомство, которое началось шуткой, может продолжаться серьезно. Не правда ли?..
Он поцеловал ее руку…
Шарлотта Федоровна (Вовсе не детский рассказ) Я шел по Невскому проспекту утром на второй день масленицы. Молодой, только что выпущенный гусар, еще без усов, сын одной моей старинной знакомой, за которым ехали сани napoй с крутозавившейся на отлете пристяжной, на которую он беспрестанно оглядывался, остановил меня восклицанием:
— Charme de vois voir!
— Здравствуйте, — отвечал я.
— А что, вы будете, — продолжал гусар, вставляя в глаз стеклышко и смотря на меня, хотя он мог видеть меня легко простым глазом, потому что мы стояли лицом к лицу, — будете завтра на пикнике, который устраивает Шарлота Федоровна?
— Что такое? — спросил я.
Он повторил свои слова.
— Шарлота Федоровна! А-а! Так Шарлота Федоровна дает пикник?
— Да завтра, батюшка, весь город там, все наши!
— Весь ваш полк?
— Нет, quelle idee! я разумею все наши, то есть все порядочные люди… Сережа Вельский, Саша Гребецкой…
— Вот что! Ну прощайте, желаю вам веселиться, — сказал я.
Пройдя несколько шагов, я был опять остановлен, но на этот раз моим старым приятелем.
— Очень рад, что я тебя встретил, — сказал я ему, — мне ты нужен. Я хотел зайти к тебе завтра вечером, чтобы переговорить об одном деле.