Цикл правления

— Как ты думаешь, он их убьет?

Ортус и Гиртих стояли возле горящего дома и смотрели на еще целую таверну. Вокруг бегали люди, слышались крики и проклятия. Неподалеку раздался плач ребенка и потом быстро стих.

— Наши люди выжгли всю деревню, здесь ничего завтра не останется, кроме, конечно же, пепла. А Дарт справится. Я в него верю.

— Посмотрим, Гиртих, посмотрим.

В таверне погас свет, послышался тяжелый удар об пол и крики женщины, а также плач ребенка.

— Вот видишь, уже справился. Теперь ты уверен в его хладнокровии?

— Уверен. Пойдем отсюда, здесь гарью пахнет.

Пепел покрывал землю. Ни одно здание не осталось целым хотя бы наполовину, кроме таверны, которая, слегка покрытая гарью, одиноко стояла посреди теперь уже пустого поселка. Вскоре после ухода магов подожгли и таверну. Но пламя не смогло охватить даже маленькой части трехэтажного здания. Внезапно пошедший дождь потушил царящий вокруг огненный хаос. Позже некоторые стали говорить, что в этот день произошла страшная трагедия, и что даже боги оплакивали погибших…

Однако никто не знал, что один из постояльцев третьего этажа остался жив. Он был бродячим бардом, который скрывался от закона. После всего пережитого он написал самую знаменитую из своих песен:

Сожжен я буду на костре…

Мой пепел пусть развеет ветер,

Но память разорвет года.

Я не колдун и не бессмертен,

А рыцарь вольного пера.

По миру шел я без сапог,

Биенье сердца грело душу.

И честь щитом я сделать смог,

Пером я правду не нарушил.

14 Глава

Проклятие пустыни

Земли кочевников, пустыня Доран Кредо Истрем.

Казалось, что деревья, как вышколенные вояки, стали в ряд, дожидаясь приказа своего командора, поддерживая своими верхушками темнеющий небосклон. Их зеленая листва тихо шелестела под порывами ночного ветра. Их корни тонули в густой темно-зеленой траве, при свете луны, отливающей синевой.

Конь всхрапнул и наклонил голову, пощипывая молодые стебельки травы. Клем натянул поводья, надеясь оторвать его от этого занятия, но ничего не вышло. Обругав коня и его ближайших родичей, гном ударил пятками в бока животного, и оно, медленно перебирая копытами, продолжило свое движение. То там, то здесь на ветвях кустарника висели клочки иссиня-черной шерсти Проклятого. Оглянувшись назад, Клем увидел Киа, которая с отстраненным видом смотрела вдаль перед собой, ее лошадь сама выбирала дорогу.

Киа, склонив голову, вглядывалась в узоры на дороге, создаваемые тенью от деревьев. В душе, казалось, все покрылось ледяной коркой, превратившись в заснеженную пустыню. Ее охватило необъяснимое спокойствие, в некотором роде безразличие ко всему- но Киа была рада и этому. Впервые с того момента, когда они сожгли тела Грога и Мелакора, ее не терзала душевная боль. Откинув со лба прядь медных волос, она почувствовала, как на плечи ложится усталость. Не хотелось ничего, хотя нет… Хотелось не двигаться, не делать лишних движений — хотелось остановиться и заснуть. Подняв голову, Киа различила сквозь переплетение веток кусок ночного небосклона, покрытого крупными звездами. Их сияние было столь совершенным, что эльфийка закрыла глаза, не желая их видеть. Немного похолодало, ветер теребил волосы Киа, не оставляя ее в покое. Накинув капюшон на голову, она погладила мягкую ткань плаща. Им пришлось заняться мародерством, чтобы обеспечить себе пропитание на время всего пути к Альруху и запастись теплыми вещами, так как ночью в пустыне становится очень холодно. Этот плащ принадлежал Мелакору — болезненное напоминание о нем. Девушке не хотелось забывать мгновения того, что произошло, ведь с ними исчезла бы какая-то часть ее самой. Если бы была возможность изменить что-нибудь в прошлом, то она изменила бы лишь одно — Мелакор и Грог остались бы живы. Но эльфийка была не в силах, никто не смог бы вернуть мертвых в мир живых. Киа со злостью натянула поводья скакуна, громко заржавшего от причиненной боли. Отпустив поводья, девушка глубоко вздохнула, стараясь успокоиться — ею вновь овладело безразличие.

Густая трава смягчала звуки шагов Проклятого, но все его попытки охотиться были напрасны. Мелкие зверьки укрылись в норах, разглядывая оттуда проезжающий мимо отряд.

Конь Клема боязливо отшатнулся от кустов, в темноте напоминающих хищное животное. Гном похлопал его по шее, желая успокоить. Клем хмурился, по привычке поглаживая одной рукой бороду. Он чувствовал, что со смертью Грога нечто умерло и в нем. Вспоминая своего друга, гном старался не грустить — ведь сейчас Грог пирует в Чертогах Воинской Славы и напивается вволю хмельного эля. Воины не любят, когда по ним плачут на земле, мешая насладиться всеми преимуществами Чертога. Но предательская слеза все же скатилась по щеке, и гном поскорее ее смахнул. Клем не знал, где сейчас наслаждается эльфийский воин… хотя он умер, защищая Кианэму, значит, достоин быть в Чертогах, если, конечно, они у них есть — все-таки эльфы такой нежный народ, только в песнях и разбирается. Но Киа не такая. Гном с грустью оглянулся назад. Она не отпускает погибших, доставляя тем самым себе душевную боль и не давая успокоение душам воинов. Клем знал, что она пересилит себя и осознает, как нужно поступить, но он боялся, что будет слишком поздно.

Луну скрыли темные облака, и лес на мгновение охватила тьма.

Киа остановила своего коня, дожидаясь остальных членов отряда. Копыта животного подняли облако пыли, заставив эльфийку прикрыть рот рукой. Когда же пыль осела, Киа вгляделась вдаль, отмечая про себя, что здесь ничего не изменилось с последнего их визита. Вновь, как и в прошлый раз, запели дюны, чьи песни напоминали вопли неупокоенных душ. Передернув плечами, Киа оглянулась: лошадь Клема снова остановилась и, наклонив голову, доедала сухие стебли неизвестного растения. Если бы Грог был рядом, он бы обязательно сообщил название этого растения, легенду, связанную с ним, если она, конечно, существовала. Стиснув зубы, эльфийка тряхнула головой, стараясь избавиться от тяжелых воспоминаний.

Клем, вогнав пятки кобыле в бока, попытался сдвинуть ее с места, но ничего не вышло. Вдруг неподалеку из-за дюны выскочило нечто иссиня-черное, оказавшись Проклятым. Лошадь Клема навострила уши и, почуяв запах хищника, сдвинулась с места, не желая становиться его добычей. Гном, обернувшись, кивнул ему, благодаря за помощь. Девушка вновь посмотрела на песчаные барханы, стараясь разглядеть в их золотистой дымке что-то, отчего так защемило в сердце.

Киа соскочила на землю, вытерев пот с лица. Рубашка прилипла к телу, сковывая движения. Волосы падали на глаза, прилипая ко лбу, и приходилось периодически его протирать. Вновь накинув ткань на голову, эльфийка закрыла лицо, спасая его от солнечных ожогов. Позади нее послышалась грубая ругань — это спешился гном. В стороне Киа заметила Проклятого, который, остановившись, всматривался вдаль. Проследив за его взглядом, она различила в тумане еле заметные очертания пирамидального сооружения, но через мгновение оно исчезло. Покачав головой, Киа посмотрела на небо, но различила лишь нечеткий солнечный диск. "Скоро поднимется сильная песчаная буря", — подумала она и, обернувшись к Клему, произнесла:

— Нам нужно найти пристанище, пока не началась буря.

Гном удивленно приподнял бровь:

— Какая буря?

Позади нее послышались шаги. Она не обернулась, потому что знала, кто это.

— Кианэма права, вскоре начнется буря. Надо поспешить, если, конечно, вам не хочется быть погребенными заживо.