Страница 6 из 8
— Пришлось покрутиться. Не один я, конечно, но и моя доля немалая. Как жили раньше? Земли запущенные, урожаи низкие, колхозники на трудодни граммы получали… А теперь все зажили в достатке. Второй год бригада держит первенство по области. На сельскохозяйственной выставке павильон свой имеем. Да, трудов положено немало! И вот за все… благодарность!
Иванов махнул рукой и тяжело вздохнул. Почему-то в жесте его Головину почудилась нарочитость.
Будто вспомнив о своих обязанностях гостеприимного хозяина, он придвинул гостю пачку «Беломора».
— Кури?те, товарищ полковник!
Головин закурил.
Закурил и хозяин, жадно затягиваясь и с силой выдыхая дым.
— Да, случай, конечно, прискорбный, — вернулся к начатой беседе Головин. — Как все-таки вы расцениваете этот выстрел?
— Враждебные элементы распоясались! — отрубил Иванов и зло выкрикнул: — Не запугают! Постоим за народное дело! Гитлера сломили, а тут одним выстрелом думают запугать?!
И снова Головину показалось, что в голосе Иванова звучали фальшивые нотки. От слов его отдавало каким-то неискренним пафосом.
«Возможно, это влияние Клебанова?» — остановил себя Головин и, чтобы проверить впечатление, спросил:
— Вы, по всей вероятности, уже беседовали с моим заместителем?
— Несколько раз. Он ко мне в больницу приезжал.
«Так и есть! Это Клебанов его настрополил».
— Вы сказали о враждебных элементах. У вас имеются на примете подозрительные лица?
— Санько мне расправой угрожал. Вообще, личность темная. Жил на оккупированной территории.
— Санько к убийству не причастен. А на оккупированной территории, к сожалению, вынуждены были оставаться миллионы советских людей. Это не порок их, а несчастье.
— Да, да, конечно, это так, — поспешно согласился Иванов.
— А кроме Санько, кто, по вашему мнению, не внушает особенного доверия?
— Трудно сказать. Тонкое дело! Враг с открытым лицом не ходит… Нет, не прикину в уме, кто бы на такое злодейство мог решиться… Сам не раз задумывался, а вот назвать никого не берусь…
Он уклонялся от прямого ответа. Лицо его было спокойно, но глаза будто хотели ускользнуть, укрыться от пытливого взгляда полковника. Дальнейшая беседа не дала ничего такого, за что можно было бы зацепиться в поисках.
В подавленном настроении Головин шагал по улице села.
«Странно, — думал он, — выдает себя пострадавшим за народное дело, говорит, что в селе есть враждебно настроенные люди, а назвать их не может. И этот бегающий взгляд. И эта самореклама. Словно один он трудился, боролся, строил колхоз…»
Посреди улицы у колодца оживленно судачили о чем-то женщины. Головин подошел к ним.
— Здравствуйте, бабоньки! — сказал он весело. — Можно и проезжему водички напиться?
— Здравствуйте, если не шутите! — отозвалась бойкая молодуха. — Водички нам не жаль…
— Не шучу, а водички хочу, — в том же шутливом тоне продолжал Головин. Он рад был немного побалагурить, чтобы отделаться от своих неотвязных мыслей.
Молодая кареглазая женщина с лукавым изгибом губ указала рукой на два полных ведра, стоявших на срубе, и молвила с мягкой усмешкой:
— Да вы не стесняйтесь, денег не спросим, а коли не хватит, еще наносим.
— Ах и вода!— похвалил Головин. Он отпил через край ведра еще несколько глотков. — Истинный нарзан!…
Соседки переглянулись и почему-то притихли. Они смотрели на женщину, что неторопливо шла к колодцу от ближайшей калитки.
Он понял ревнивые взгляды соседок: стройная смуглянка была очень красива. Черные косы ее мягко обвивали голову, ясные черные глаза смотрели радостно и удивленно.
— Добрый вечер! — поздоровалась она.
Ей никто не ответил.
Привычными плавными движениями она опустила ведро и зачерпнула воду, коротко взглянув на полковника влажными, как черная смородина после дождя, глазами. Перекинув коромысло через плечо, женщина гордо вскинула голову и так же неторопливо пошла назад, легко и плавно, слегка покачивая бедрами.
— Какая красавица! — невольно вырвалось у Головина.
— Приглянулась? — спросила кареглазая, и зубы ее блеснули в насмешливой улыбке. — Она до вас, мужиков, не гордая. Только занятая сейчас.
— С бригадиром, бесстыдница, пугается, — сердито сказала пожилая колхозница и сплюнула.
— С каким бригадиром?
— Так с Ивановым же! — усмехнулась кареглазая.
— С Ивановым? — удивленно переспросил Головин.— У него же есть жена.
— Жена так, для порядку… А гостит у других.
— И жена-то у него третья или пятая, — добавила пожилая колхозница и осуждающе покачала головой.
— А я думал — Иванов хороший семьянин, — с деланым равнодушием заметил Головин.
— Ой, хороший семьянин! — прыснула кареглазая. — Кобель он бессовестный, а не семьянин! Не одна горькими слезами от него плакала… Авдотью эту, красавицу, муж из-за него топором хотел зарубить. Отпросилась, клялась и божилась перед всей родней, что будет верная да покорная.
— Притихла что-то последнее время, — задумчиво сказала высокая, средних лет женщина со строгим лицом, обращаясь к подругам. — Раньше, помните, как высоко неслась? Наплакалась от нее на свинарнике. И то не так, и это не по ее характеру. Любовница бригадира, чего же не командовать! А теперь тише воды, ниже травы ходит.
— Кто же ее муж?
— Прицепщик. Возле тракторов в МТС работает. Пока не женился — был парень как парень. А теперь такой худющий да страшный! Она-то женщина в соку. Вот и ищет мужика покрепче. А кто виноват, что человек извелся? Она же, бесстыдная! — злобно выкрикнула молчавшая до сих пор болезненного вида женщина с коричневыми пятнами под глазами.
Чувствуя, что страсти не в меру разгорелись, Головин попробовал немного утихомирить женщин.
— Жизнь, бабоньки, прожить — не поле перейти. Случается, что и с дороги человек собьется. Вот бы и помочь такому правильную дорогу отыскать. И потом чужая душа — потемки. У каждого свой характер, свои побуждения, своя психология…
— Какая такая психология? — оборвала его пожилая колхозница. — Распутство это, а не психология!
Над улицей заклубилось густое облако пыли — это возвращались со стадом пастухи. Поспешно подхватывая ведра, женщины стали расходиться.
— Спасибо за воду и приятную беседу! — крикнул им вдогонку Головин.
— На здоровьечко! — обернулась кареглазая. Ведра на ее коромысле колыхнулись, и вода выплеснулась ей на ноги. Женщина рассмеялась и быстро пошла вдоль улицы, спеша к своему двору.
Головин повернул к сельсовету, где его ждала машина.
«Что, если отрешиться от политической подоплеки и подойти к делу с иной стороны? — подумал он. — Вполне возможно, что в Иванова стрелял кто-то из обиженных мужей…»
Листая свой блокнот, капитан Григорьев не раз поглядывал на часы и, как только Головин вошел, быстро вскочил с места и доложил торопливо:
— Ракетница, товарищ полковник, была в продаже в городском спортивном магазине и куплена в воскресенье 10 апреля. Вот чек на ее продажу, изъятый из архива магазина.
— Кто из весельчан был в этот день в городе? — спросил Головин.
— Колхоз организовал выезд на базар автомашиной. Вот список всех, кто ездил десятого в город. — Пробежав глазами протянутый ему список, Головин остановил взгляд на одной фамилии.
— Прицепщик Васько, — вслух прочитал он. — Вы знаете, какая у него семья?
Григорьев взглянул в свой блокнот:
— Двое детей и жена.
— А ее, случайно, зовут не Авдотьей? — оживился Головин.
— Так точно, Авдотья, — удивленно ответил Григорьев. — Вы тоже ее знаете, товарищ полковник?
— Случайно видел и невольно запомнил — красивая женщина.
— Тогда это она. Разрешите продолжать?
— Пока оставим Авдотью в стороне. Ваши соображения, капитан?
— Кто-то из приезжавших на базар мог купить ракетницу и патроны к ней. Старик, торгующий самосадом с буркуном, оказывается, в этот день был на рынке. Значит, тот, кто купил ракетницу, мог купить и табак.