Убийство в одиннадцать часов

А. А. Милн

Убийство в одиннадцать часов

Да, сэр, лично я читаю детективы, но большинство полицейских ни за что в этом не признаётся. Они смеются над детективами, потому что в жизни все совсем не так. Может, оно и правильно, не знаю, но, спрашивается, зачем мне читать полицейские отчеты, от которых мне и на работе нет продыху? Чем меньше детективы похожи на мою жизнь, тем лучше. И читаю я их, верно, по той же причине, что и другие. Надо же человеку хоть немного отдыхать от самого себя!

Вы никогда не задумывались, почему убийцу в детективе обязательно застреливают, или давят машиной, или сбрасывают с утеса? Нет его — и дело с концом. Никакого тебе суда. А представьте, что он дядюшка невесты! Вот уж весело ей будет проснуться в медовый месяц да вспомнить, что его как раз должны повесить.

Но есть еще кое-что. Доказательства. Все эти любители дедукции и индукции очень умные, не спорю, и они могут вычислить убийцу, но вот уж улик им ни за что не отыскать. Спросите любого полицейского. Все они знают по полдюжине убийц, по которым плачет веревка, но… Нет доказательств. Ведь читателю что ни подсунь, он всему рад. Разве его любимый сыщик может ошибиться? А я говорю о доказательствах, которые должны убедить присяжных. О тех самых доказательствах, от которых один пшик остался после того, как судья отверг одну половину, а адвокат — другую. От свидетелей и вовсе никакого толку никогда нет: не подвели — и то слава Богу. Любителю легко. Ему лишь бы найти убийцу и хорошенько все ему объяснить, а тот уж сам в последней главе наложит на себя руки. Попробовал бы такой сыщик побыть на моем месте, когда у меня черт знает сколько начальства, не считая, естественно, судьи и присяжных… Убийцы? А что убийцы? Они сотнями разгуливают по улицам, это вам не детективы читать.

Знал я когда-то одного сыщика — любителя. Умный был и работал прямо как в книжках. В тот раз он мне большую помощь оказал. Мы оба знали убийцу. А толку что? Я уж и так, и сяк, а дело ни с места. Нет доказательств — и все тут. Я вам расскажу, если хотите.

Пелхам-плейс — отличное место. Мистер Картер, живший там, очень любил птиц. Он устроил в парке — как это теперь называется? — птичий заповедник. Знаете, лес кругом, озеро, речушка и птицы, какие только есть на свете, — дрозды, зимородки и всякие другие. Он их изучал и фотографировал для своей книги. Не знаю уж, какая у него получилась бы книга, только он ее не написал. Убили его. В июне. Ударили по голове так называемым тупым предметом и бросили в лесу. Записей у него было много и фотографий тоже, а вот книгу он не написал.

И завещание мистер Картер не написал, поэтому имущество было поделено поровну между его четырьмя племянниками — Амброузом и Майклом Картерами и Джоном и Питером Уайменами. Амброуз, самый старший, жил при дяде и хотел передать заповедник государству, но остальные не согласились, хотя их дядя всегда об этом мечтал. А потом война, и заповеднику пришел конец.

Амброуз — мой сыщик — любитель — помогал дяде и с птицами, и с книгой. Он говорил, что следить за птицами — все равно что следить за людьми: хорошо развивается наблюдательность, а ведь это важно и для сыщиков. Его правда. Джон был актером, но почти все время безработным актером, а Питер незадолго до несчастья обручился, хотя его адвокатская практика еще не приносила особого дохода, так что оба постоянно нуждались в деньгах. Майкл Картер — двоюродный брат Амброуза — занимался бизнесом, но жену он себе взял транжиру из транжир. Вот так-то.

Сначала я познакомился с Амброузом. Он позвонил в участок и сообщил, что убили мистера Генри Картера из Пелхам-плейс. Наш доктор был занят другим делом, поэтому я взял с собой лишь сержанта и шофера. Не знаю уж, отчего я решил, что труп будет в доме, и потому немного удивился, когда мистер Амброуз Картер, ожидавший меня у двери, сказал нашему шоферу:

— Поезжайте налево, а на первой развилке поверните направо. — Потом он тоже сел в машину. — Прошу прощения, инспектор, но вы ведь не будете возражать, если я пока покомандую? Он в лесу.

Мне понравилось, как он себя держит, и вообще…

Случилось-то вот что. Мистер Картер отправился в заповедник около десяти утра. Обычно он проводил в нем весь день и возвращался только к ужину, но, бывало, оставался и на ночь. Тогда уж до рассвета. Поэтому вечером его никто не хватился.

— Где он ночует в лесу? — спросил я.

— В шалаше. Увидите.

— А как у него с едой?

— И еда, и фонарь — все у него есть. Там очень уютно. Я и сам несколько раз оставался.

— Когда же вы забеспокоились?

— Когда утром он не приехал, чтобы принять ванну и позавтракать. Мы с Джоном, это мой двоюродный брат, подумали, может, он заболел. Джон в лесу… с телом. Но там чужих не бывает. Это ведь настоящий заповедник.

Если чужих не бывает, значит, убийца — один из родственников. Вот и пришла пора познакомить вас с семейством. У Амброуза и Джона весьма выразительные лица, хотя и совсем разные. Джон Уаймен — высокий, смуглый, красивый. Амброуз Картер — постарше, и лицо у него очень подвижное, которое легко принимает любое выражение. Роста он среднего. Когда-нибудь, наверное, растолстеет.

Вскоре он остановил машину, и мы увидели прекрасное лесное озеро, окруженное деревьями. Глаз не оторвешь! Джон Уаймен сидел на бревне и курил сигарету. Когда мы подошли, он сказал:

— Целый час жду.

Амброуз извинился. Джон, естественно, никого не видел и не слышал, и я отправил его домой с сержантом Хасси, которому приказал подождать доктора и привезти его ко мне.

— Вы дядюшку любили? — спросил я Амброуза.

— Хотите знать, не я ли убийца? — усмехнулся он.

— Вообще-то я не это имел в виду.

— Прошу прощения, инспектор. Мы с ним неплохо ладили. Работа мне нравилась, но не могу сказать, любил я его или не любил. Он был как будто… не человек. Его интересовали только птицы, а к людям он был равнодушен.

— Понятно.

Мистер Картер лежал на спине. Голова и правое запястье у него были разбиты, словно он, защищаясь от первого удара, поднял руку. Похоже, убили его давно.

— Когда вы в последний раз видели его живым?

— Вчера в половине десятого утра, — ответил Амброуз.

— Он умер часа через два или три после этого. Точно мы узнаем, когда приедет доктор.

— А часы?

Я наклонился взглянуть на запястье. Разбитые часы показывали одиннадцать. Убийство в одиннадцать часов, сказал я себе. Отличное название для детектива.

— А знаете, — сказал вдруг Амброуз, — я могу поклясться…

— В чем?

— Он носил часы на левом запястье, — проговорил он и отошел в сторонку, словно сболтнул лишнее.

— Где вы и мистер Уаймен нашли его?

— Здесь.

— И что особенного заметили?

— Заметил, что у него повреждены рука и часы, но не обратил на это внимания. Правда, у меня промелькнула мысль: вроде часы он носил на другой руке, — ну я и удивился.

— Вы уверены?

— Абсолютно уверен. Посмотрите сами. На другой руке должен быть след.

Все правильно. Я бы тоже это выяснил со временем, но Амброуз оказался посмекалистее, недаром ведь за птицами следил. Тут он подошел поближе и вдруг, остановившись возле головы своего дяди, тихо хмыкнул.

— В чем дело, сэр?

— Посмотрите, инспектор. Убийца сломал дяде Генри руку до того, как убил его, потом надел часы и раздавил их, чтобы вы подумали, будто убийство произошло в одиннадцать часов.

— Значит, он поставил стрелки на нужное ему время…

— Правильно.

— И убийство произошло вовсе не в одиннадцать часов…

— Правильно. И…

— И это значит, что у убийцы на одиннадцать часов алиби. — Я был горд своей догадливостью. — Но мы не знаем, на какое время у него нет алиби. Не знаем, когда он убил.

Земля была сухой. Следов никаких. Мне прислали на подмогу двух полицейских, но и они не нашли ничего похожего на орудие убийства. Наверное, его бросили в озеро. Сразу после приезда доктора я собирался задать домочадцам убитого несколько вопросов, а тем временем с полным почтением внимал мистеру Амброузу. Почему бы и нет, если уж он решил поиграть в Шерлока Холмса. Мы сели на бревно и закурили.