Страница 9 из 40
Добравшись до своей комнатки, сестра со вздохом обернулась и оглядела часовню в свете свечей. Статую Императора отодвинули от дверей, скамьи переставили, и помещение снова выглядело так, как подобает храму, а не убежищу от кровожадных чумных зомби. Скоро сюда вернутся прихожане и опять начнутся уроки, хотя и на молитвах, и на занятиях будет не так многолюдно, как прежде. Чума неверия и безумная жестокость тех, кто поддался заразе, унесли две трети паломников и членов экипажа, и до остановки у следующего мира-святыни «Вестник» не сможет пополнить их число.
К тому времени, как на палубах корабля вновь станет тесно от праведников, кто-то другой возложит на себя обязанность проповедовать с кафедры Божественное Слово Императора. Аджента уже сообщила капитану Бринле Кейфманну о том, что сойдет с «Вестника благочестия» во время запланированной стоянки и попытается отыскать судно, направляющееся в сторону сегментума Соляр. Её ждало возвращение в обитель ордена Расколотого Шифра.
С грустной улыбкой посмотрев на дюжину малышей, свернувшихся под грудами одеял, Аджента прошептала молитву за каждого из них. После того, как «Вестник» войдет в орбитальный док, осиротевших ребят передадут планетарным властям, той их ветви, что отвечает за судьбу детей, потерявших родителей. Маленьких паломников ждет рабский труд по контракту, военная служба или иная профессия, более всего отвечающая интересам Империума. Зная о своей возможной судьбе, старшие ребята из числа сирот уже скрылись на нижних палубах корабля, присоединившись к племенам пустотников или криминальным группировкам. И те, и другие укроют их от патрулей ополчения, прочёсывающих корабль. Что касается Долгана, то ни его, ни других детей с Сертиса Аджента не видела с тех пор, как на корабле восстановился порядок, и догадывалась, что они тоже сбежали «ниже ватерлинии».
Отвернувшись, сестра зажгла свечу в своей аскетической комнатке и расправила скатку с постельными принадлежностями. Она не спала больше суток — а не высыпалась больше года — и, ощутив приближение дрёмы, широко зевнула, легла и аккуратно положила очки на столик. Скомкав одеяло, Аджента закрыла глаза и опустила голову на получившуюся подушку.
Коснувшись виском чего-то твёрдого, скрытого в складках ткани, сестра-диалогус немедленно села, одной рукой хватая очки и надевая их обратно, а другой доставая на свет чужеродный объект. В её ладони оказался холодный и лёгкий шарик, который она отдала космодесантнику, но на поверхности сферы уже не было видно рун и символов, а замысловатые узоры не испускали сияния.
Устало улыбнувшись, Аджента положила вещицу на столик вместе с очками. Таинственные загадки артефакта могли подождать завтрашнего дня. Сейчас, если Император позволит, она собиралась наконец-то хорошенько выспаться.
Джош Рейнольдс
Нераскаявшийся
Оборонительная сеть Корамонда отключилась, небо над крупнейшим и старейшим ульем Путника осветилось огнем, и уличные сирены громогласно взвыли, охваченные механической паникой. Артиллерийские батареи Железных Воинов выполнили свою задачу. Имперские силы занимали позиции, готовясь дать отпор захватчикам, а тем временем взлетали челноки, унося орды перепуганных беженцев к сомнительной безопасности транспортных кораблей, ждущих на орбите некогда цветущего храмового мира. Им не суждено было спастись — железные кольца опоясывали планету, точно так же, как они охватывали улей, и всему предстояло сгинуть в жерновах демонических машин Медренгарда.
Заворочавшись на разостланной скатке, Скаранкс стряхнул дремоту, понукаемый к пробуждению вживленным под кожу имплантатом в основании шеи. Увидев, что в задыхающееся от пепла небо поднимаются клубы дыма, он вздохнул — наконец-то пришло время доказать собственную полезность.
— Принесите мой шлем, — пробормотал Скаранкс, указывая на требуемый предмет мощной рукой, покрытой шрамами. Черный шлем-череп ухмылялся из тигля, наполненного красными угольками, которые время от времени помешивал один из мутантов-рабов, скрывающих лица под капюшонами. Эти создания обихаживали людей в извилистых осадных траншеях, раскинувшихся по болотистым пустошам у стен улья. Тихий приказ хозяина заставил мутантов, выведенных для служения, вскинуться, словно охотничьих псов. Второй раб быстро подковылял к тиглю, тряся головой и шаркая ногами; затем он — или она, Скаранкс не был уверен — поднял тяжелые кузнечные щипцы и вытащил шлем из разогретого гнезда. В холодном воздухе от черепа пошел пар. Волочась к хозяину, он — оно — держало щипцы как можно дальше от своего тела.
Шлем-череп был сделан из гнутых листов металла, усыпанных острыми шипами, словно заклепками. На горгульей челюсти висел латный воротник с грубо вырезанной восьмиконечной звездой Хаоса; болтаясь в воздухе, он как будто корчился и извивался в щипцах, пытаясь вырваться на свободу.
Скаранкс сел — его тяжелое тело двигалось плавно, несмотря на иногда возникающую ломоту в суставах. Согнув-разогнув поочередно руки и обутые в сапоги ноги, воин поднялся. На могучем бойце была перепачканная униформа, заляпанная грязью тысячи миров, и поврежденный, видавший лучшие годы армапластовый нагрудник, снятый с убитого врага. Обнаженные мускулистые руки покрывали шрамы и выжженные клейма его Повелителя. Следуя привычке, настолько укоренившейся, что она превратилась в инстинкт, Скаранкс провел пальцами по оскверненному имперскому орлу на бляхе разгрузочного пояса, еще одного военного трофея.
— Посмотрите-ка, ищейка желез очухалась — должно быть, войне скоро конец, — произнес один из людей в траншее. Как и его товарищи, солдат носил пеструю форму 23-го полка Бриганнийских Железнобоких: темный мундир и скверно сидящий нательный бронежилет, а также противогаз с выпуклыми, как глаза насекомого, линзами, свисавший с покрытой нарывами шеи. В ответ на остроту бойца, лениво поигрывавшего штыком в воспаленных пальцах, раздался сиплый гогот. Скаранкс не оскорбился — он услышал тревогу, скрытую за насмешкой. Война действительно почти закончилась, и это значило, что им предстоит сражение. Все, кто находился в траншее, знали, против кого и чего им предстоит драться, и один лишь Скаранкс ждал этого с нетерпением.
Не обращая внимания на оклики и поддевки, воин голыми руками осторожно высвободил шлем из щипцов. Кожа на пальцах зашипела и почернела, но Скаранкс ничего не почувствовал — боль содрали с него, как и прочие слабости. Тем временем солдаты притихли, хохот быстро сменился нервным молчанием. Подняв шлем, воин покрыл голову, ощутив, как раскаленный докрасна металл впивается в рубцовую ткань, служившую ему лицом, и учуял смрад поджаривающейся плоти. По мере того, как запах выползал из-под маски, люди вокруг тихонько отодвигались в сторону.
— Мои зелья и клинок, да побыстрее, — он нетерпеливо щелкнул обожженными пальцами. Скаранкс не рычал и не орал, так как это говорило бы о слабости — а он не был слаб. Воин не знал страха, ярости или досады; или, по крайней мере, ему нравилось так думать. Сам Благодетель обещал, что Скаранкс будет свободен от ниточек, за которые боги тянут людей, и это сделало его полезным как для владык черных заводов Медренгарда, так и для нынешнего Повелителя. Воина нельзя было разозлить, напугать или соблазнить — он мог только повиноваться, как и рабы, торопливо исполнявшие новый приказ.
Один из них развернул кожаный сверток, в котором оказалось несколько ржавых шприцев отталкивающего вида, а другой, обхватив цепной меч Скаранкса ладонями, напоминающими ласты, протянул оружие хозяину рукоятью вперед. Взяв широкий, тяжелый клинок — мускулы предплечья вздулись от напряжения, — воин взмахнул им для пробы. Когда-то меч принадлежал ангелу, но потом Скаранкс забрал оружие себе и лично вырезал на нем символы и позорящие слова, освятив для новой жизни. Клинок, как и сам воин, был переделан в нечто лучшее.
— На колени.
Раб нехотя повиновался, скуля и потирая обезображенные ладони. Щелкнув переключателем, Скаранкс пробудил цепной меч, издавший резкий вой. Рука воина дрожала от вибрации зубьев; он помедлил, наслаждаясь инертным и смертоносным весом оружия, а затем ленивым взмахом разрубил стоявшего на коленях мутанта от темени до паха. Вырвав вкусивший крови клинок из оседающих алых останков, Скаранкс довольно хмыкнул, а нестройный вой сменился рокочущим ворчанием. Меч всегда просыпался не в настроении, и его следовало кормить.