Расстановка

Хозяин квартиры понял это, и умолк. Рэд благодарно кивнул в ответ.

— Также я мог бы сказать, что мы вернем смысл жизни и гибели тысяч героев прошлого, погибших в прежние времена за революцию, ради счастья людей — ведь если нынешний режим будет царить, то получается что все революционеры жили и погибли зря… Придя к власти, мы дали бы людям верную картину истории, не только природы. Я мог бы сказать, что наша система будет демократичнее нынешней, больше учитывать мнение граждан, самого народа. Мы не хотим очередной казармы.

— Это очень важно — взволнованно произнес Чершевский. — В восприятии многих, вы лишь претенденты на трон тирана…

— Нет конечно — улыбнулся Рэд — Мы боремся с диктатурой не для того, чтобы установить вместо нее свою тиранию…

Чершевский кивнул.

— Но обратите внимание — продолжил подпольщик — это всё мои слова, а голым словам в политике верить нельзя. Потому я и говорю: все эти ответы поверхностны. В них — наша идеология, благие намерения. Благие пожелания. Любой проницательный человек обязательно спросит: где гарантия выполнения ваших красивых обещаний? Революцию делают для того, чтобы большинству людей лучше жилось. А при вас будет ли лучше? Да? Обоснуйте. И без голых слов, а фактами. Вот что спросят в первую очередь.

— И как вы ответите на этот вызов? — Алеша склонил голову набок.

— Давайте рассмотрим простого человека, не интеллигента, а работягу с конвейера. Социалисты прошлого, в том числе и Марел Карс, видели причину его бед в эксплуатации: половину рабочего дня он работает на себя, вторую половину — на дядю, на капиталиста.

— Да, Карс именно в этом видел главную проблему.

— Кроме того, рабочего подстерегают голод, болезни, угроза безработицы. Он беззащитен и перед природными катастрофами. Значит, он обязательно выдумает какого-нибудь бога, чтобы молитвой "влиять" на эти стихийные беды, от него не зависящие. Капиталисты разных стран, чтобы отвлекать внимание угнетенных от себя, от угнетателей-единокровцев, переключают возмущение людей на иностранцев, делят рынки сбыта, ведут для этого войны. Монополиям нужно и сильное государство, жесткая власть, преследование бунтовщиков — чтобы стабильно получать прибыль. То есть причины религиозного обмана, национализма, фашизма, войн, тирании — лежат в экономике. В капитализме.

— Да, так считал Марел Карс.

— Но что он предлагал вместо этого? — заговорщик Рэд воздел палец к потолку, требуя внимания — Он предлагал рабочим взять власть в свои руки, свергнуть капиталистов. Передать их собственность в распоряжение общества. Не "поделить", конечно. Наоборот, централизовать в руках ассоциации работников. Это все, что он предлагал. Его конструктивная часть, как мы считаем, совершенно недостаточна… Я буду жестко ее критиковать.

В комнате воцарилось недоуменное молчание. Николай Чершевский знал Рэда как убежденного социалиста, уважающего революционные традиции прошлого. И тут вдруг — критика древнего ученого. Что бы это значило? Алексей обратился в слух, а Николай воскликнул:

— Вот не ожидал! Вы же социалист, насколько я понимаю? Почему вдруг вы против предложения Карса?

— Да ведь такая революция не решает ни одной проблемы. Сама по себе.

— Вот как? — развел руками литератор — Смелое заявление!

— Судите сами. Возьмем того же работягу на второй день после этой революции. Был он вынужден приходить на фабрику в один и тот же час, повторять у конвейера рутинные стандартные движения, глушить утомление от этого водкой и религией. Да, он придаток машины, это мучительная, недостойная, ужасная роль для разумного существа. — Рэд вновь воздел палец к потолку — И что? Он после революции будет приходить на работу когда пожелает? Творчески вертеть любые рукоятки вопреки технологии? Заниматься рисованием и поэзией, когда мимо идет лента конвейера? В таком случае, фабрика взлетит на воздух. А не будет фабрики — не будет бытовой техники, лекарств, мебели, автомобилей, компьютеров, электрогенераторов. Города погрузятся во мрак, начнутся эпидемии и человечество откатится вспять. Остановите конвейер — и миллиарды жителей Мезли умрут от голода и болезней.

— Хм… Ну конечно, конвейер объективно нужен. Но ведь рабочий день уменьшится.. — возразил Алексей — Работник уже не будет полдня работать на капиталиста.

— Давайте посмотрим, куда деваются эти полдня. Задайтесь вопросом: сколько минут из этого времени рабочий работает на личное потребление капиталиста? На его автомашины, шмотки, курорты, рестораны, бассейны, дворцы… Ну? — Рэд жестом пригласил собеседников быть активнее в споре. — Если завод огромен, если на нем десятки тысяч рабочих, то доля потребления капиталиста в рабочем дне каждого составляет минут пятнадцать, не больше. Не может капиталист носить сотню костюмов и разъезжать на ста машинах сразу. Чисто физически, его потребности ограничены — а заводы на него работают гигантские.

— Хм… — почесал в затылке Николай — Ну, остальная прибыль идет на поддержание и расширение производства.

— Как вы думаете, после революции надо будет производство расширять и поддерживать? Или деньги, которые на это шли, можно проесть — выплатить в виде зарплаты? А может, вообще не производить прибыль, вдвое уменьшив рабочий день? Тогда пройдет пять лет, и заводы обветшают, рухнут.

— Хм… Да… Работать придется почти столько же… — после долгого молчания протянул Николай — Но все же у рабочего появятся социальные гарантии, ему будет доставаться большая часть национального продукта…

— Угу, угу. — закивал Рэд — Он, как и прежде, придаток машины, подчинен дисциплине. Получает рабочий больше, лечится бесплатно, учит детей бесплатно. Запрещена религия, ведется научное просвещение. Нет безработицы, все трудоустроены.

— Ну вот… В этом и прогресс! — улыбнулся писатель.

— Да. — хитро прищурился Рэд — Но почему вот это — социальная революция? Это что, новый способ производства? Это же игра с нулевой суммой, перераспределение уже созданных на конвейере благ. При сохранности конвейера и всего с ним связанного. Это социальная революция? Нет. Передел собственности, и только. От рутинного труда рабочий не избавлен, от профзаболеваний не избавлен, от природных стихий по-прежнему незащищен. Подчинен фабричной дисциплине на работе, и решениям рабочей ассоциации вне работы. Как был пешкой в чужих руках, так и остался. Ну, построили корове теплый хлев, убили прежнего хозяина. По-прежнему она в положении дойной коровы… Это — революция?

— Хм… Вот не ожидал от вас таких анти-социалистических выпадов….

— Николай, это не выпады, а проблемы, и чтобы людям не врать, мы должны проблемам глядеть в лицо. Без страха, как исследователи общества. Учение Карса — это ведь не религия, а наука. В обществе идут изменения, накапливается опыт. Необходима критика.

— Ну… — писатель на миг замешкался, затем азартно возразил: — Хорошо, я отвечу так. Рабочего утешит сознание, что раньше им управлял диктатор, а теперь управляет он сам, совместно с другими. Допустим, через компьютерную сеть он голосует и принимает решения… В общих решениях есть и его капелька. Он не корова, как вы говорите, а хозяин своей судьбы…

— "Утешит сознание" — передразнил Рэд — Это не революция, а знаете что?

— Что?

— Это психотерапия. — Рэд улыбался тонкими губами. Серые его глаза лукаво и добродушно глядели на Чершевского — Психотерапия для рабочего. Раньше он каждый шаг, на работе и вне работы, подчинял дисциплине — и теперь то же самое. Раньше он страдал от болезней, стихий, голода, холода — и сейчас тоже. Раньше он полдня работал на расширение производства — и сейчас тоже. Но вот раньше его "утешала" рабославная религия, а теперь "утешит" сознание причастности к принятию решений.

— М-да… — вставил реплику Алеша — А ведь "общее решение" может быть и таким: дом его снесут, проведя шоссе на этом месте. Его единственный голос против большинства ничего не весит в этом решении.