Приключения-75

— Не любо — не слушай, — вспомнил я поговорку матери, — а врать не мешай. Итак... Вернемся к нашим — чтобы быть оригинальным, скажу — барашкам. Капитан фрахта оказался ворчуном наподобие Боба и к тому же скупым, как мой Павиан. Катер, на котором бедняг болтало по океану, был сильно потрепан, его крутые бока расцвели ржавчиной. С него сняли мотор, кое-какое оборудование. Этого хватило бы Пройдохе Ке и Мыну на то, чтобы доехать бесплатно до первого же порта, но они предпочли работать матросами — Ке потому, что у него не было ломаного гроша за душой, а Мын из конспирации. Пакеты с героином он сумел протащить на фрахт. Часть пакетов Мын спрятал под жилет, который не снимал с тела.

Сложность их положения заключалась в том, что они не придумали ни одной более или менее складной легенды, как очутились на подступах к острову Пасхи, Единственное, что они могли сочинить, — наплели о каком-то богатом американце, который нанял их. Янки рыбачил и утонул, после того как перепился... Им повезло в том, что они наскочили на судно с филиппинским экипажем, которому было ровным счетом наплевать, за что двое цветных перерезали глотку белому, тем более американцу. Может быть, поэтому двадцать матросов филиппинской фелюги отнеслись к двум спасенным с. почтением, замешенным на доле страха, и не лезли с глупыми вопросами.

Как я уже говорил, капитан был скуп, неразговорчив, себе на уме, а это имело прямые последствия для наших героев.

Капитан был осторожен, как таможенник, которому остался год до государственной пенсии. Он хмыкнул, давая понять, что треп обоих новоявленных матросов его полностью удовлетворяет, но, как говорят игроки в преферанс, где-то «нарисовал зуб».

Фелюга дотопала до порта. И вот тут, хотите вы или не хотите, я остановлюсь подробнее на происшедших событиях. Когда фелюга вошла в порт и встала на причал, неожиданно к месту стоянки подкатил «джип» с портовой полицией. Как позднее догадался Пройдоха, капитан дал телеграмму в порт, что им в океане при странных обстоятельствах подобрано двое людей с военного быстроходного катера, лишенного каких-либо опознавательных знаков. Хотя Пройдоха и выбросил оружие за борт, любому мореходу достаточно было взглянуть на полубак, чтобы догадаться, что железный станок, вклепанный в палубу, служил отнюдь не для того, чтобы устанавливать навигационные приборы. Пиратство в данном уголке океана процветает, некоторые фрахты по сей день ходят с мешками песка, уложенными вдоль бортов, — из-за мешков безопаснее отстреливаться.

Пройдоху Ке и Мына арестовали, засунули в «джип» и отвезли в здание, назначение которого знают все портовые подонки. Здесь произвели обыск. Первым ощупали Пройдоху. Нашли лишь какие-то тетради. Что в них было написано, никто не понял, да и не хотел понять — так, чепуха. Когда очередь дошла до Мына, тот сделал неожиданный финт — ударил полицейского головой в живот и выпрыгнул в окно. За ним бросились в погоню. Пройдоха воспользовался суматохой и улизнул. Он подробно описал свои страхи в дневнике, описал, как прятался за какими-то огромными катушками с кабелем, ползал на брюхе под железнодорожными вагонами.

Мына пристрелили. При обыске трупа нашли жилет с героином.

Неизвестно, по каким соображениям, но полиция не приложила особых стараний, чтобы отыскать Пройдоху. Возможно, они прикарманили героин. И это дало Пройдохе возможность наняться на другой корабль и уйти в море.

Почти год он слонялся по волнам, пока не попал в Гонконг.

В этом суматошном городе Ке сошел на берег и занялся новой работой. Вы отлично знаете этот тип людей — они отираются в порту или на аэровокзале, буквально вырывают друг у друга чемоданы пассажиров в надежде заработать несколько монет. Водят солдат американской морской пехоты по злачным местам в роли сводников. Пройдоха был неглупым парнем. Если ему попадались туристы, он обязательно заводил их в китайский квартал. Там у него была договоренность с приказчиком антикварной лавки. Пройдоха имел доход с покупок туристов. Обычная картина. Вроде гейши, которая имеет процент от денег, истраченных с ее помощью клиентом ресторанчика.

Здесь, в лавке, он и познакомился с неким господином Фу — хозяином лавки. Пройдоха понравился господину...

Мой рассказ был прерван неожиданным появлением служанки. Она выплыла из сумерек бесшумно и плавно и замерла на пороге.

— Что вам? — приподнялась Клер. — Я не звала.

— Госпожа, — сказала служанка. — К вашему гостю пожаловал человек. Вот его визитная карточка.

— К кому пришел человек? — не поняла Клер.

— К сэру Артуру Кингу.

— Дайте карточку, — сказал я.

Она подошла с подносом, на котором лежала карточка, сделанная из рисовой соломки. Я прочитал фамилию неожиданного визитера и почувствовал, как вспотели ладони.

— Пришел хозяин антикварной лавки господин Фу.

Господина Фу можно было назвать «образцовым европейцем». На нем был черный, строгий двубортный костюм из английской шерсти, белая сатиновая, а не какая-нибудь нейлоновая рубашка, галстук в горошек, манжеты выглядывали ровно настолько, насколько положено. Черные башмаки с тупыми модными носами. Единственно, в чем чувствовался перебор, признак дурного тона — золотые зубы, золотые швейцарские часы «Лонжин» на массивном золотом браслете, золотые запонки, золотое кольцо с опалом. Здесь, в Макао, признаки богатства, выставленные напоказ, свидетельствовали не столько о том, что хозяин имеет достаток, сколько демонстрировали силу: хозяин побрякушек не боится налета мелких грабителей. Подобные знаки силы, как красный цвет у божьей коровки, предупреждали: трогать нельзя, я несъедобен, мною можно смертельно отравиться.

Мы сидели в неглубоких креслах и откровенно изучали друг друга, конечно, не молча, а в соответствии с церемониями, выработанными великим Конфуцием и модернизированными в духе нашего времени. Господин Фу улыбался. Казалось, внутри его работала портативная атомная станция, которая выделяла тепловую энергию, достаточную для освещения городка с двадцатипятитысячным населением. Я тоже раскочегарил внутри себя паровую машину и заулыбался.

Мы знали друг друга заочно. Правда, о господине Фу я знал больше, чем он обо мне. Его визит и был вызван именно этой причиной. Мы оба это понимали и оба готовились к борьбе.

— Как ваше здоровье? — сделал первый ход господин Фу. Говорил он по-английски. Про себя я отметил, что у него нет акцента.

— Спасибо, отлично, а как поживает ваше дражайшее тело?

— О, спасибо, спасибо! — закивал господин Фу, чуть не растаяв от радости. — Вы хорошо говорите по-китайски. Лучше, чем я.

— Извините, — взмолился, в свою очередь, я. — Разве могу я, ничтожный, сравниться с таким блестящим знатоком языка и каллиграфии, как мой дражайший гость! Я знаю только шаньдунский и шанхайский диалекты, а вы знаете все, даже самый трудный — кантонский. Ваш антикварный магазин известен далеко за пределами Гонконга. Я встречал людей, которые показывали мне нефритовых рыб эпохи Суй, которых они имели счастье купить в вашей лавке. Правда, почтенные господа, которые показывали мне этих рыб, мало знают прославленную историю Срединного государства, и мне показалось, что они спутали эпохи, что часто бывает с иностранцами. Рыбы, по-моему, более поздней эпохи, даже совсем поздней...

Тут я замолчал и улыбнулся. На лице господина Фу отразилась гамма улыбок — вначале мягких тонов: они источали, как сказали бы на Ближнем Востоке, имбирь — ему нравились мои похвалы, и в этом он был искренен, но последние слова заставили сменить имбирь на подслащенную воду, потому что намек на эпохи имел основания. И то, что мы поняли друг друга, нам обоим очень понравилось.

— О, господин Кинг! — сказал Фу, — Конечно, иностранцы покупают все, что им покажешь. В этом и заключается смысл торговли. Как ваше мнение?

— Я вполне с вами согласен.

— Сами посудите... В настоящее время истинно древних вещей осталось очень мало. Наша история, история Срединного государства, очень древняя, древнее таких государств, как Египет, Индия, тем более Греция... Как истинному патриоту, мне стыдно торговать подлинными ценностями. У меня есть коллекция древних монет. Это моя гордость и мое состояние. Ракушки побережья, глиняные монеты, шаньдунские мечи и бронзовые драконы эпохи Чжоу, связки чох странствующих монахов, которые в пути заменяли календарь, ибо их было ровно двенадцать и на каждой был символ созвездия; монеты тайпинов... Даже монеты тайпинов представляют сокровища только для знатоков, к которым принадлежите и вы. И для меня было бы великим счастьем, если бы вы удостоили посещением мой скромный дом и могли посмотреть и оценить мой труд. Мы ведь с вами люди цивилизованные в отличие от посетителей моей ничтожной антикварной лавки. Для невежд рисунок тушью на новом шелке равноценен подлинной керамической плите из Сычуаня с божественным изображением Фу-си и Нюй-ва. Как вам известно, на этой керамической плите изображен Фу-си, держащий солнечный диск, и Нюй-ва с диском луны, что связано с представлением о мужском и женском началах в природе.