Приключения-75

— Хуан, — высунулся китаец. — В баке почти нет бензина.

— Черт! — Хуан начал ругаться вполголоса на всех языках. — Сидите здесь, я принесу две канистры... Как же я не предусмотрел! Они нарочно держат баки пустыми, чтобы никто не сбежал. Ключи от горючего Комацу-сан носит с собой.

— Комацу-бака, — добавил Пройдоха, наконец осмелившийся произнести вслух оскорбительное слово.

— Черепаха или сатана — не имеет значения, — ответил Хуан. — У меня на кухне есть бензин, две канистры. Я растоплял им печки. Сидите, скоро вернусь.

Мын скрылся в люке. Пройдоха спустился к нему.

— Две канистры тоже мало... — сказал Пройдоха.

— Да, — согласился Мын. — До материка не добраться. Ничего, Хуан знает, где мы находимся, и как-нибудь, хоть под парусами, доплывем до какого-нибудь острова. Там купим горючее.

— Если нас не перехватят в море, — сказал грустно Пройдоха. — Нас будут искать. Они кинутся следом.

— Будем мало-мало прятаться, — сказал весело Мын. — Я живой не дамся. Мы убили их человека. Его автомат я беру себе. Я живым не дамся...

Мын потряс автоматом, точно давал клятву.

Прошло полчаса. И вдруг в стороне бараков рассыпался веер трассирующих пуль.. Под курткой у Ке забилась Балерина. На скале моментально вспыхнул прожектор, и его луч заметался по бухточке.

— Заводи мотор! — закричал Пройдоха. Он выкинул из-под куртки Балерину, бросился к автоматической пушке, навел пушку на башню и, прежде чем луч прожектора ослепил его, дал длинную очередь. От катера к скале протянулась огненная дорожка, потом вспыхнули разрывы, прожектор потух.

— Собаки! — выругался Пройдоха, отирая пот с лица.

— Где Толстый Хуан? — крикнул из машинного отделения Мын. Мотор внизу работал, сжигая остатки драгоценного горючего. — У них есть еще пулеметы? Они расстреляют нас!

— Не знаю!

Стрельба у бараков оборвалась. Это могло означать, что Хуан или убит, или бежит к катеру.

— Отчаливаем! — прохрипел Мын.

— Убью! — закричал Пройдоха. — Без Хуана не пойдем: он знает, где мы находимся. Без него мы заблудимся.

С берега по катеру хлестнули очереди из автоматов. Пройдоха ответил на вспышки выстрелов из пушки.

Хуан не вернулся.

И когда взвились в небо осветительные ракеты и в бухте стало светло как днем, Пройдоха отскочил за рубку, мотор взревел, и катер отвалил от маленькой пристани. За кормой тянулась белая пена...

Моторы работали надежно. Мын вылез из машинного отделения и следом за Пройдохой пошел в рубку.

В рубке, кроме компаса, ничего не оказалось. Они взломали какие-то ящички, но безрезультатно.

— Хуан знал, куда идти, — вздохнул Пройдоха. — Он знал. Поэтому и не сказал нам, чтобы мы без него не смылись.

— Все равно... Пойдем на север, пока хватит горючего...

— Нет, — возразил Пройдоха. — Пойдем на юго-восток. Включи приемник.

Щелкнул выключатель. Из приемника забила морзянка.

— Вот, — показал на приемник Пройдоха. — Сейчас в банде Вонг тревога. Они бросятся шарить по ближайшим островам, кинутся на перехват, чтобы отрезать нас от материка. Каждый пошел бы на север, а мы пойдем в океан. Жратва на катере есть?

— Не знаю.

— Будем рыбу ловить. Жалко, Хуана нет. У него наверняка был план спасения. Мы уйдем в океан, и, когда кончится бензин, нас погонит течение, подальше от проклятого острова. Только так мы можем проскочить. Кто-нибудь подберет! Сколько пресной воды?

Они начали осматривать катер. Забирались в самые укромные уголки, осмотрели небольшую каюту. На узле Хуана сидела перепутанная Балерина. Она жалобно завизжала и поползла к Пройдохе. Следом протянулась кровавая дорожка. У обезьянки был раздавлен в спешке кончик хвоста.

— Не плачь! Не плачь! — утешал ее Пройдоха. Он оторвал подол рубашки и сделал Балерине перевязку. И она, точно понимая его, перестала визжать.

— Погляди, что было у Толстого Хуана! — раздался сдавленный голос Мына.

Он стоял над развороченным узлом. В нем оказались пакеты из толстого полиэтилена. Мын и Пройдоха знали, что было в этих пухлых пакетах: белый, рассыпчатый, как сахарная пудра, порошок, который стоил тысячи долларов, пиастров, марок и гульденов, — он был устойчивее любой валюты, ему не грозили ни девальвация, ни экономические кризисы.

— Хуан не дурак, — сказал Мын, и его глаза алчно заблестели.

Отрывки из дневника Пройдохи Ке:

«...Опять она, Зовущая смерть! Я сразу вспомнил старшего брата. Я бы дал ему теперь забвения, сколько он хотел. Белый порошок! В нем жизнь и смерть таких, как мой старший брат. Белый порошок заменил им родину, отца и мать, жен и детей, он стал для них смыслом и плотью жизни, этот белый порошок. У меня двадцать пакетов порошка. Трудно поверить, что в щепотке белого вещества скрыто страдание и блаженство, в нем грезы и мечты, в него впиталось больше преступлений, чем капель воды в прибрежный песок. Это рабство! Это смерть!

Откуда у Толстого Хуана столько героина?

Китаец Мын словно сошел с ума. Он плясал и пел. Обложил себя пакетами с Зовущей смертью. Он говорит, что теперь будет самым богатым в своем городе. Купит землю, купит лавку, купит машину, выпишет из континентального Китая отца с матерью, а детям даст образование... Он прав. Невозможно подсчитать, сколько мы везем с собой золота, которое получим в обмен на Зовущую смерть.

Я хочу выкинуть, героин в море. Я не верю, что он принесет счастье. И в то же время мне жалко выбрасывать двадцать пакетов белого порошка за борт, потому что больше никогда не будет такой удачи. Когда мы доберемся до большого порта, я найду способ обменять героин на деньги. Я знаю законы наркоманов. Я не буду разбавлять порошок лимонной кислотой, наживаться на обмане, я найду оптового покупателя и продам один пакет, всего лишь один пакет. И это будет очень много денег. Потом, когда я огляжусь, извлеку из тайника еще один пакет... Если в порту узнают, сколько у меня героина, меня сразу зарежут... Мое спасение, что никому не придет в голову, что я обладаю состоянием, сотнями тысяч долларов.

Только бы не проболтался китаец Мын.

От него нужно избавиться, но как?

Может, убить его?

Это голос Зовущей смерти! Героин — это смерть. Мы с Мыном спасаемся от пиратов, а у меня в голове уже возникают кровавые замыслы.

...Идем под парусом, куском толстого брезента. Я ловлю рыбу. Чем я буду кормить Балерину? Она жалобно смотрит на меня. У нас почти нет воды.

...Мын спит. Он умеет спать. А мы с Балериной сидим в тени рубки, и она ластится ко мне. Я бросаю за борт леску с крючком, на крючок надеваю летающую рыбку. Они часто падают на палубу. Балерина волнуется, бегает вдоль борта, и, как только раздается шлепок рыбы, она приходит в неописуемый восторг.

...Несчастье пришло. Оно должно было прийти, потому что мы везем с собой Зовущую смерть. Зачем я не выбросил узел Хуана, когда мы выскочили из лагуны в море! Будь проклято то мгновение, когда Хуан принес свой узел на тропу!

Мын помешался на пакетах с Зовущей смертью. Он обкладывался ими, как мешочками с золотом, и, полузакрыв глаза, бредил:

— Я отдам долги... Выкуплю родителей. Мои дети получат образование. Я куплю лавку...

Его бормотание привлекло Балерину. Она схватила один пакет и побежала. Мын озверел. Он бросился за ней с ножом. Но разве можно поймать обезьяну, если она что-то украла? Балерина думала, что с ней играют. Мын бросился в рубку, выбежал с автоматом. Я повис на нем, отнял автомат. Мын визжал, как предводитель стаи обезьян, а Балерина сидела на мачте и скалила зубы. Она не любила Мына. И чтобы насолить ему, разорвала пакет... Мын онемел. Балерина отбросила пакет, и он упал за борт, а Мын застонал.

— Ты отдашь свой, — сказал он. — Это твоя обезьяна. Она выкинула в воду тысячи долларов. Весь ее тухлый род не стоит сотой доли пакета.

Не знаю, сколько кристаллов Зовущей смерти попало в ноздри Балерины. Она сползла вниз, прошла на четырех лапах мимо нас... А мы стояли как заколдованные, мы не знали, что предпринять, мы боялись ее.