Оранжевое лето

— Как не настоящий? Не брат?

— Он… брат. Но не родной.

— Ну да. Двоюродный.

— Нет, не двоюродный. Названый… Три дня как брат. Он… Я не знаю, как сказать. Я очень хотел, чтобы мы были братья. У него совсем никого нет… а я просто очень хотел. Лин, ты не обижайся, что он так сказал. Он просто очень стеснительный… он бы ни за что не признался.

— Так он не племянник Райана?

— Нет… Райан его вообще ненавидит.

Дэмиэн неожиданно для себя стал плакать. У него горели уши и щеки. Он чувствовал себя предателем.

"Все равно это лучше, чем если все раскроется потом!" — убеждал он себя, но оттого, что теперь нужно было говорить всю правду до конца, мальчику было очень плохо. А рассказать теперь надо было все, потому что одно как назло цеплялось за другое, и цепочка была длинная.

— За что?

— Не знаю… Может, думает, что я богатый, а он бедный… У него ничего нет. Райан не прав, но я-то что могу сделать…

— Как это нет? А как же этот… ковер? И автобус, и все?

— Да вот так. У него и квартиру чуть не отобрали. Я… я не знаю. Это знаешь как плохо, что я тебе сейчас все рассказываю.

— Не рассказывай тогда. Правда, Дэмиэн, не нужно. Если Итан захочет, он расскажет все сам.

— Я не могу… это нужно. Это для него нужно. Лин… Он только о тебе и думает, Лин. Ты… сейчас ничего не говори, ладно? И не смейся.

— Я вовсе не собираюсь, Дэм.

Дэмиэн помолчал. Он собирался с мыслями. Он не знал, как сказать все, что он хотел и должен был сказать.

— Он тебе это ни за что не расскажет, Лин. Ты не сердись, что он соврал. Он мне показывал… много рисунков. И ты везде. У него есть огромный такой портрет… Такой красивый. Лин… — Дэмиэн задумался. — Хочешь, я покажу тебе его?

Не дожидаясь ответа, Дэм лихорадочно взлетел по лестнице в свою комнату, схватил камеру и только потом ощутил в ногах неприятную слабость. Незачем было говорить девушке о портрете. Это было совсем некрасиво.

"Но ведь это нужно! Он же никогда не покажет!"

Мальчик медленно спустился вниз. Лин ждала его внизу. Она присела на колени перед Дэмом и посмотрела ему в глаза.

— Послушай, Дэм. Может, не стоит? Если Итан не показал его мне, значит, он просто не хочет этого делать.

— Нет. Будет еще хуже, если не сейчас, — прошептал Дэм. — Вот…

Он включил камеру и отодвинул плоскую панельку-экран. На нем замелькали неровными пятнами мои стены, потом Дэм выровнял объектив, и в кадре оказался я.

Я не видел тогда, что Дэм снимает. Я был увлечен почти уже готовым портретом и прорисовывал листик на дереве, рядом с которым нарисовал девушку. Потом я оглянулся на Дэма, чтобы что-то сказать ему, и проглотил все слова…

В общем, та самая запись. Если бы я знал, что Дэм покажет ее Лин, я бы, возможно, и отобрал у него тогда камеру. А если бы был сильно зол, то, может, и разбил бы.

— Я все-таки предатель. Он теперь будет меня ненавидеть, — сказал мальчик, когда запись закончилась и экран погас. — Лин, ты злишься на него?

— За что? За то, что он меня нарисовал?

Дэмиэн молчал.

— Ну… в общем, и за это тоже…

— Нет. Конечно, нет. Просто странно. Он ведь мог рассказать мне это все.

— Не мог бы. Он до вчерашнего дня был вообще… у него квартиру отобрали. Конфисковали… Я его к себе пригласил, он согласился… а сейчас Шон его выручил. Понимаешь, он… хотел, чтобы получше… посолиднее. Он очень хочет быть красивым, богатым… клевым. Чтобы… чтобы тебе понравиться. Лин! Он необыкновенный, правда. Просто он испугался. Лин, ты знаешь что? Ты ему не говори, что мы сейчас с тобой про это… вернее, что я тебе все рассказал.

— Никогда, — пообещала девушка.

— И… это. Если ты теперь считаешь… если он тебе… ну. Если ты его ненавидишь, скажи мне. Он очень расстроится, если это от тебя услышит. Пожалуйста… скажи, если можешь. А я ему передам… как-нибудь осторожно.

— Могу, — сказала девушка. — Я могу сказать тебе запросто. Твой названый застенчивый брат мне очень нравится. Можешь ему так и передать.

Дэм улыбнулся сквозь слезы.

— Правда?

Дэмиэн уснул, счастливый, с мыслью, стоит ли передавать это мне. Он решил, что не стоит. Ведь тогда пришлось бы упомянуть и о недавнем разговоре. Дэмиэн не боялся признаться, что все рассказал Лин. Но все равно вышло бы не так, как надо.

Да и не обязательно было это передавать, рассудил мальчик.

Я встал со скрипучей раскладушки. Я передумал спать и подошел к книжному шкафу. Достал оттуда книгу с потрепанным корешком. Это был какой-то старый роман. Буквы на обложке стерлись, а первые страницы были выдраны, поэтому я так и не узнал, что это за книга. Я хотел начать читать и разобраться по ходу, о чем в ней шла речь, но неожиданно книга открылась на середине. На развороте между страницами лежал пожелтевший конвертик. Я посмотрел в него и догадался — фотографии. Я вынул их из конверта и понял, что это за снимки.

Бледные, едва цветные карточки восьмилетней давности. Берег речки, старая лодка, кругловатый смеющийся Тай, пристроившийся рядом Шон с напуганными глазами, и я — тонкий, голый по пояс, стоящий по колено в воде. В руках у меня согнутая удочка. Леска и крючок запутались в черных отросших волосах. Нам с Шоном по пятнадцати.

Черно-белый снимок. Мой портрет. Я стою боком, чтобы не было видно неровного шрама, и улыбаюсь. Красивая фотография… Тай умел фотографировать.

А вот этот снимок я никак не ожидал увидеть в старом конвертике. Я готов был поспорить, что этого вообще никогда не было. Я на фотографии стою под проливным дождем в темном мокром плаще. Мне лет восемнадцать. Вид у меня измученный и усталый.

Плащ у меня такой действительно был… Но снимок? Когда это? Где?

А впрочем, все равно. На следующей карточке Шон сидит на моем любимом камне. Там, где сейчас сторожка. Шону на вид лет четырнадцать.

Вся орава интернатских ребят… Среди них и я. С самого края, проморгавший момент съемки и смотрящий в сторону.

"Откуда у него эти фотки?" — подумал я, еще раз посмотрел на себя под дождем, покачал головой и пролистал фотографии до другой, черно-белой. Я положил фотографии обратно и подумал, что было бы неплохо сняться с Дэмом. Я вспомнил оранжевого змея.

— Ой, — сказал я. — Ведь забуду. Точно забуду.

Я постоял немного, подумав, и поставил на руке крестик. Нужно было зайти завтра в магазин и купить гуашевые краски.

И тут я вспомнил. Я вспомнил, черт возьми!

Я рванул из шкафа старый роман, раскрыл на середине, достал из конверта фотографии. Вот он, портрет… Я развернул его. На обороте Тай размашистым почерком написал то самое стихотворение. Я помнил его наизусть. Как его писал сзади Тай, помнил тоже. И все равно взгляд заскользил по ровным прерывистым строчкам.