Письмо никому

— А как фамилия? Может, я знаю?..

Вопрос поставил Егора в тупик. Сказать совершенно дикую? А вдруг таковая имеется и смотритель отведет их в совершенно ненужный край кладбища. Или, напротив, назвать распространенную. Тогда может статься… Нет, лучше вовсе ничего не говорить.

Егор ответил иным вопросом.

— А вот скажите… Немцы… Оккупанты где своих хоронили. Здесь же?..

— Да не, тут ни одного нету… Когда наши десант здесь выбросили, и немцы его переколошматили, то закопали тех, конечно, у нас. Желаете туда сходить?

— Еще не знаю, — ответил Егор.

И тут же подумал: десант, вероятно, случился уже после гибели итальянца.

— Еще не знаю, — повторил он и поправился. — Но, вероятно, нет…

За свои годы Егор побывал, наверное, на сотнях кладбищ, и это, Водолазово, ничего нового ему не несло. Бывали кладбища степные, без единого деревца, где ветра сдувают землю с могильных холмов, а в горячей земле покойные пекутся словно картофель. Видал и лесные, скрытые от чужих, словно партизанская база. Лазил по катакомбам, приходил к покойникам респектабельным, покоящимся в фамильных склепах, или, напротив, к бродягам, которым не хватило имени — только цифры на могилах. Пожалуй, самым странным было кладбище, которое Егор видел то ли в Черногории, то ли в Македонии. Там хоронили в сложенных из песчаника склонах горы — получались полумогилы-полуниши.

Водолазово кладбище было обыкновенным. Плебейским, но с традициями, обычаями.

Каждая семья, которая имела здесь участок, считали своим долгом посадить дерево, чтоб в поминальный день можно было работать в тени. Семьи исчезали, уходили в ту же землю, развеивались по миру, а деревья продолжали жить своей жизнью.

Банальных крестов тут не ставили — дерево было недолговечным. Варили ограды, ставили памятники, вырезанные из гранита, песчаника. Выглядело это так, словно родственники покойных состязались в фантазийности памятников. В любом случае, если отбросить ауру подобных мест, на некоторые скульптуры было интересно посмотреть.

— Смотри…

На перекрестке двух аллей стояло нечто странное — походило на большой колпак, на домик. Схожесть усиливало то, что на высоте человеческого роста шел ряд небольших круглых окошек-иллюминаторов.

Антон стал обходить домишко вокруг. К крыше колпака было приварено массивное кольцо, но не было ни люков, ни дверей. Когда Антон сделал полный круг, увидел то, что не заметил сразу. У ее подножья лежала плита — на ней были выбиты ряд фамилий, даты рождения. И дата смерти — одна на всех пятерых.

— Что это?.. — спросил Егор.

— Эта?.. Это до войны работала бригада водолазов на подъеме одного корыта. Работали ночью четыре водолаза…

— Ночью? — подал голос Геноссе.

— Ночью… А какая разница. Внизу все время темно. Так их компрессорщик, похоже заснул. И слетел ремень на компрессоре. Короче, когда он проснулся — под водой было четверо покойников. Ну он тут же и удавился…

Егор прошел к самой могиле, похлопал ладонью по сооружению.

— Нет, я спрашиваю — что это?..

— Это? — удивленно спросил проводник, так, будто спросили нечто очевидное. — Это водолазный колокол. Поставили на могилу вроде памятника.

Друзья не сговариваясь осмотрелись. В просвете между деревьями было видно какое-то возвышение.

— Холм? — спросил на правах старшего Егор.

— Ага, — кивнул проводник. — Водолазова гора.

От водолазного колокола как раз в направлении холма шла аллея. Но до него не доходила, задыхалась среди могил. На том краю кладбища хоронили как получится. Эта аллея шла аккуратно на восток.

Легко можно было отсчитать пять рядов, но то, что было пропущено в шифровке, то, на что не обратили внимания сразу, в убежище, здесь проступало четко. Пятый ряд, седьмая могила. Но седьмая вправо или влево?

Деланно скучающей походкой Егор прошел от колокола по аллее, вглядываясь в могилы. Так и есть — справа могилы были датированы годами пятидесятыми, шестидесятыми.

Когда итальянец был здесь, этого крыла еще не было. Поправка: «если итальянец был здесь». Все шло как-то поразительно легко. И от навязчивой компании конкурентов как-то отвык, расслабился. А расслабляться нельзя.

Положим, все же слева. Егор прошел меж рядами.

На крайней могиле можно было прочитать эпитафию: «Кому суждено утонуть, того не повесят».

Остальные втянулись за ним. Проход меж рядами был совсем узкий — вероятно, гроб тут можно было нести только боком.

Егор быстро посчитал могилы, прочел года жизни — не появилась ли какая после войны. Нет, все нормально: вот и седьмая.

Егор оглянулся на колокол.

За ветками деревьев и памятниками отсюда он действительно выглядел как домик.

На ней значилось:

Цивадиц

Екатерина Христофоровна

Чуть ниже были обозначены года жизни:

1846-1571927

Именно так — дата рождения обозначалась только годом да и тот был прописан неуверенно, так, что можно было легко переправить, случись такая оказия.

Впрочем, Егора дата рождения волновала мало. Волновало иное — могила появилась здесь до войны. Затем в нее никого не дохоранивали. Слева лежал, наверное, ее муж, умерший, как водится, раньше жены. Справа — вероятно, дочь. Та тоже умерла почтенной старушкой, но уже после войны.

Какая логика была у итальянца?.. Искал могилу старую, но ухоженную, с местом рядом. Или просто тыкнул в первую попавшуюся? Вероятно, так, если он даже не разглядел, что домик сторожа — это колокол.

Егор осмотрелся по сторонам — могилы этой семьи выглядели неухоженными. На них росла та самая, похожая на мох кладбищенская трава, которая не давала расти на могилах иным растениям, травам. Зато дальше в проходах во всю раскинулись кусты злого шиповника, росли деревья. Последние, по какой-то причине, извивались, шли к солнцу окольными путями, так, словно они были пьяными, вырвались из какого-то кошмара. Из кошмара, который застигнутый врасплох дневным светом, не успел развеяться.

Для вида еще с полчаса походили меж могил. Егор еще несколько раз останавливался возле иных могил. Особенно долго стоят возле могилы какой-то девушки. Она отчего-то умерла в середине шестидесятых, когда ей было всего девятнадцать. На фотографии, действительно, очень красивая девушка смотрела куда-то в сторону задумчиво и немного печально. О чем она тогда думала? На фотографии и в памяти тех, кто ее не забыл, она осталась юной. А если бы она осталась жива, сколько бы ей было лет? Шестьдесят? И молодость была ее давно забыта, кто-то бы звал ее «бабушкой», она бы все больше превращалась в старуху.

У выхода с кладбища расстались с проводником. Из потертого бумажника Егор достал несколько купюр, подал их смотрителю кладбища.

— Нашли, то что искали? — спросил тот, пряча купюры.

— Пока нет, — совершенно честно признался Егор.

Лопаты купили в центре города, в хозяйственном магазине. Взяли две штыковые и одну грабарку — совковую лопату. Вообще-то, для таких товаров был самый сезон — многие собирались на дачи, на приусадебные участки. Потому для того, чтобы не вызывать у продавщицы раздражения, прикупили две тяпки и одни грабли. Последние через квартал перебросили кому-то через забор в огород.

Квартиру на ночь нашли легко. Собственно, даже и не искали — подошли к первой попавшейся бабушке, сказали, мол, мы сами не местные, у кого бы можно перекантоваться до утра. Получили ответ, что практически везде, в частности, и у нее.

Во времянке было прохладно, не помогал нагреватель, спалось плохо — то ли от волнения, то ли от холода.

Ушли засветло, сказав, что им надо на какой-то автобус. Действительно, вышли из городишка, но за околицей свернули, чтоб выйти к кладбищу со стороны Водолазовой горы.

Быстро нашли колокол, нужную могилу, сняли цоколь, срезали траву.