Письмо никому

— Это какие такие странные?

— Вам напомнить? У одного милейшего старичка воруют ведро с мусором. Затем в его квартире неизвестные доброжелатели устраивают уборку, которая на самом деле является ничем иным, как обыском. Ведь это совсем не странно? В этом городе такое поведение в порядке вещей?

— А вы как это узнали?

— Да полно вам! Со стариком вы разговаривали у гроба усопшего. На похоронах иногда довольно много людей, которые не имеют отношения к событию, и с усопшим знакомятся непосредственно на похоронах. Почти никогда нельзя проверить кто друг покойнику, а кто просто зашел погреться.

— И вы тоже так зашли?

— Ага. И не я один. Я сыграл приблудного похоронного агента, которого опередили конкуренты. Работает безотказно.

— Часто пользуетесь этим?

Хозяин квартиры неопределенно кивнул:

— Приходилось.

— А если вы не опоздали? Если похоронный агент нужен?

— Тогда сообщаешь: наша специализация — похороны по иудейскому обычаю. Покойник разве не был иудеем? Нет? Ах, какая жалость… Кстати, я там видел иных посторонних… Наши общие знакомые. Они, вероятно, под шумок осматривали квартиру усопшего.

— Знакомые?.. Общие?..

— Ну да. Те самые, которые вас после обыскали. Их, среди прочего, интересовал ваш бумажник, но не деньги в нем.

Антон судорожно сглотнул и кивнул.

— Вы уж простите, что я не пришел к вам на помощь… Толку бы с этого все равно не было, только навредил. Опять же старичка они убили…

— Какого старичка? Как убили?

— Много вопросов… Давайте, что ли, по очереди: убили старика, на похоронах которого мы присутствовали. Как? Думаю, по неосторожности. Они пытались его припугнуть, но переборщили с мерой, поэтому старикан натурально умер со страху. Поскольку ран на теле не было, вещи не пропали, в милиции решили, что старик скончался от естественных причин. Инфаркт, инсульт, апокалипсический удар — так много хороших диагнозов… Да и возни им меньше.

— А кто они?

— Эти?.. Которые?.. Да неважно, в общем. Вы узнаете все в свое время. Если такое, разумеется, настанет. Я окончил свою историю. Ничего не желаете к ней добавить? Что-то такое, чего мне неизвестно. Что я вам не сказал?

Антон пожал плечами:

— Хорошо, — кивнул хозяин, — задам вам наводящий вопрос. Из-за чего вас обыскивали?

В ответ почтальон опять пожал плечами.

— Ну, в таком случае, и мне вам больше нечего сказать. Если вы действительно здесь ни при чем, то и так вы знаете больше, чем надо. Это для вашей же безопасности.

— Я, пожалуй, все же пойду?.. — спросил Антон.

— До свидания. Если вдруг что-то захотите мне сказать — не стесняйтесь, заходите. Или пишите письма.

— Письмо-то я все равно вам сам и принесу…

— В этом все и дело…

Второй визит

Почта, на которой работал Антон, имела выходными воскресенье и понедельник.

Субботу почтальон просидел как на иголках, ожидая, что опять произойдет нечто. И когда рабочий день закончился, ушел с работы поспешно, не оглядываясь.

Думал выходные дни провести дома, в общежитии. Может, за его стенами в эти два выходных дня все перешумит, успокоится. А во вторник жизнь продолжится — спокойная и размеренная, какая была доселе.

Стены общежития казались ненадежным укрытием. Но здесь ты всегда на виду — и это сейчас Антон считал преимуществом. Случись что-то, кто-то придет на помощь или хотя бы подымет тревогу.

Тут на кровати повернешься — в двух комнатах вокруг будет слышно.

Его комната была пуста — друзья на каникулы разъехались по домам.

Антон разделся, поставил ботинки на батарею, включил чайник. В углу тихо мурлыкало радио.

Почти во всех комнатах жило по четыре студента. Но эта комната была нетиповой — переделанная из актового зала или «целовальника». Целоваться все равно было некому — практически мужской институт. А комната получилась неплохая. На пару квадратных метров меньше, чем остальные, потому и селили в нее не четверых, как везде, а только троих.

Общага только и того, что была теплой. Особенно антонов, пятый этаж. Грели батареи, по лестницам тепло со всех этажей подымалось наверх, и если на третьем спали в свитерах, то здесь в самые морозы некоторые ходили в футболках и шортах.

И днем и ночью на печах в двух кухнях горел синим цветком газ. В любое время суток на печке кипел чей-то закопченный чайник. Казалось, возьми его, отмой — и сам хозяин его не узнает. Спички были не у всех, потому все конфорки не тушили. Когда надо было зажечь новую, то огонь переносили на бумажке, или вовсе открывали газ и отходили подальше. Полминуты времени, хлопок, и уже новый огонь зажегся.

Есть нечего. Денег тоже было немного.

Чтобы хоть немного заработать, Антон на каникулы устроился на почту. Людей там не хватало просто катастрофически — начальник отделения связи закрыл глаза на молодость и студенчество нового почтальона. Да и в будущем говорил, мол, ничего не имеет против, если Антон будет после занятий работать.

Деньги обещались совсем небольшие — побольше, чем стипендия, но меньше, гораздо меньше, чем кто-то получал, работая в фирме, или хотя бы на заправке…

С полки Антон снял книгу, взятую по случаю в библиотеке, толстенный том монографии о Наполеоне. Написано было нескучно. Часто примерял события на себя — порой хотелось славы, богатства, командовать дивизиями, армиями. Казалось, время успеть еще было… Но…

Закипел чайник. Потягивая чаек с сушками, Антон сидел и думал — нет, не выйдет из него Наполеона. Значительных потрясений не предвиделось. Вот, началось что-то непонятное и от этого Антон прячется за этими старыми стенами, за картонной дверью.

Ничего, — думал он, — на одного живого Наполеона вон сколько отрубленных голов. Кому-то повезло меньше.

Попив чайку, опять завалился читать, да так и заснул…

Выходные прошли обыкновенно.

Антон сидел допоздна, спал чуть не до обеда. Готовил себе простенькую еду, читал книгу, гонял бесконечные чашки чая.

Лишь вечером в воскресенье Антон снял с батареи ботинки. От гололеда улицы посыпали то ли солью, то ли какими-то химикатами. Из-за них лед не схватывался, тротуары оставались покрытыми рыхлой светло-желтой массой. Но когда она в тепле таяла, на обуви от нее оставались белые разводы.

Теперь Антон хотел помыть ботинки, накремить. Повертел в руках, проверяя как просушились, не отошла где подошва. В ямке возле каблука забился комок бумажки. Антон выцарапал его ногтем, развернул. Узенькая полоска бумаги сантиметра полтора на три. На ней поместился один столбец в пять латинских букв. Одна, в последней строке, была оборвана — осталась на соседних обрывках. Зато напротив, были буквы, выхваченные из соседних столбцов.

.. PUBOR X..

.. WWYJO …

Z BUDG. …

Бумага была тонкая, но качественная, буквы написаны тщательно заточенным карандашом, поэтому не растеклись.

Сразу подумал — уж не это все ищут? Один человек из-за этого умер, второй попал в глупейшее положение. Хотя потеря ведра и принудительная уборка квартиры — это мелочь. Его самого испугали до смерти, обыскали. И все из-за какой-то бумажки. И что на ней?

Почти читабельно выглядел «PUBOR», но что это значит, Антон не знал. Открыл словарь, сначала свой, англо-русский, затем соседа по комнате — немецкий. Такого слова не было. Положим, Z — последняя буква какого-то слова, тогда что такое BUDG? Третья строка вовсе была не интерпретируема.

Код, что отрывает сейф? Шифр?

Первой реакцией было выбросить эту бумажку, сжечь ее. Это его не касается, он ничего не знает. Пусть все идет, как есть.

Но остановился. Те, двое, вероятно, интерес к нему потеряли, а эти буквы чего-то стоят, значат…

Антон проверил — закрыта ли дверь. Посмотрел на окно — шторы опущены.

С бумагой сел за стол. Сначала выдернул с полки конспект, думал начать писать на задних страницах, но остановился — кто-то потом может найти.