Письмо никому

— Я хочу, чтобы в этом фургоне выгорели микросхемы, — заметил Егор.

— Какие именно?

— Все…

— А кто там внутри?

— Ты не поверишь, но, судя по всему, твои работодатели тех времен, когда ты работал на государство…

— А, ну тогда разговоров — ноль…

Пятью минутами позже неудавшуюся операцию стали сворачивать, стягиваться к транспортным средствам. Некоторые бойцы курили, ожидая пока их расслабленное начальство скупается на рынке.

Автобусы стояли на стоянке — пустыре, засыпанном шлаком и огороженном сеткой. Какие-то дельцы умудрились получать деньги, по сути, на пустом месте.

Никто потом не смог сказать, что же произошло.

Потом все списали на магнитную бурю — ее никто не видел, но все о ней знают. Так же доподлинно известно — магнитной буре счет за испорченную технику не предъявишь. Но в любом случае — это была очень странная буря — на солнце не было пятен, не было предупреждения о буре. Магнитное поле Земли лежало в штиле. И тут вдруг ударило на этом пятачке.

Не проехал по небу на огненной колеснице апостол Гавриил, или кому там она принадлежит.

Не было молнии среди ясного неба, даже ветерок дул совершенно слабенький.

Какая-то машина выезжала со стоянки. Мамаша прокатила коляску с ребенком, прошли студент со студенткой — их любовь немного опережала весну. Вдоль ограждения шел с огромной сумкой бродяга… Стремительно на роликах промелькнул мальчишка.

Чувства человеческие остались глухи к происшедшему, но вдруг разом отказала техника.

В радиусе десяти метров мобильные телефоны резко звякнули и погасли навсегда. Все радиоприемники в квартале на всех частотах поймали и выдали на динамики пронзительную и острую как игла помеху. Вздрогнуло изображение на телевизорах, которые продавали в другом конце базара.

На всех мониторах в микроавтобусе резко пошел «снег».

— И зачем тебе это было надо? — спросил Геноссе Егора, после того, как тот рассказал о прошедшем дне.

— Просто захотел на них посмотреть, — пожал плечами Егор. — Теперь я знаю врага в лицо… Да и…Ты слышал легенду про шагреневую кожу?

— Это которая сжимается с каждым желанием и душит владельца?

— Ну где-то так… Только бывает случай, когда владельцу это надоедает и он рвет эту кожу на лоскутки. Эта шагрень слишком много о себе возомнила… Желания у меня не сбывались, но все трудней становилось дышать. Сейчас я их осадил…

— Теперь неизвестно, что они предпримут.

— Ну это ясно — мои портреты появятся на каждом столбе, но мне это как-то все равно — к утру меня в городе не будет.

— Они еще перекроют вокзалы.

— Возможно. Даже скорей всего… Но прорвемся.

Время скользило к раннему весенне-зимнему вечеру. Неспешно собирались в дорогу, готовили прощальный ужин.

Егор еще раз предложил студенту устраниться, а Геноссе — наоборот. Но были получены ответы, аналогичные вчерашним.

Антон даже не стал заходить в общежитие. Ему вспоминались его коридоры, комнаты — тесные, грязные, с убогим освещением.

Казалось бы — в этом тепле живи и не тужи. Ясная перспектива: второй курс, за ним — третий, потом — четвертый, затем пятый… Диплом, работа в какой-то конторе за скромную зарплату. Живи и не тужи — день за днем, год за годом.

Здесь такой стабильности не было — но, между тем, такая жизнь ему начинала нравиться…

Есть предел, за которым лед начинает кипеть. Не оплавляться, давая холодную воду, а превращаться сразу в чистый пар.

Есть предел, за которым школьный учитель, не смевший повысить голос даже на своих учеников, говорит — хватит. Он уже не идет привычной дорогой на привычную работу. Снимает пиджак, одевает мундир или просто повязывает ленточку повстанца. Снимает очки, и глаз ложится на окуляр оптического прицела. В смутное время делает стремительную карьеру, своей активностью стараясь наверстать долгие годы безмолвия, безделья. И уже через пару лет подымает в атаку полки.

Почтальону войны не досталось. Но в этой жизни была какая-то неизъяснимая прелесть, та самая, из-за которой мальчишки из в общем-то благополучных семей убегают из дому или хотя бы гуляют там, где гулять им маменьки заказывали.

…А Егор продолжал рассказывать о прошедшем дне:

— А я вот купил, — из кармана вытащил пластинку, размером с крупную плитку шоколада, — компьютер! Наладонник.

Егор хвастался своей покупкой. Купил старенький, дешевенький, еще с монохромным дисплеем.

Что касается телефона, то ему тоже что-то присоветовали — он купил аппарат не лучше старого, зато с коротеньким проводком, который подключался прямо к наладоннику. Со скидками стоил такой гарнитур дешевле, чем смартофон — компьютер и телефон в одном корпусе.

— Зато теперь мне не надо искать Интернет-кафе, чтоб отбить послание клиенту. Высокие технологии, двадцать первый век, мать его так. Прямо как в шпионских романах будем передавать данные…

Поужинав, легли спать — отдохнуть перед дорогой. Билеты еще не были куплены, на каком именно поезде лучше отбыть тоже не задумывались. Егор считал, что в таком случае лучший выход — импровизация.

Где-то около полуночи он проснулся, стал теребить за плечо Антона:

— Вставай… Пора бы в путь.

Скорый поезд стратегического назначения

На вокзале было шумно.

Было это странным еще потому, что время на часах обозначилось совсем не детское — два часа ночи.

Кто-то ждал своего поезда, кто-то, напротив, не мог уехать — городской транспорт ночью ходил неважно. Кто-то пытался взять билеты. В единственной работающей кассе при свете ночника и компьютера полуспал кассир, которому потенциальные пассажиры пытались по очереди объяснить, кто они такие и отчего им не спится.

За сонным порядком наблюдали сонные милиционеры. Ходили неспешно, где-то вальяжно, документы не проверяли — холод и ночь примиряли. Уборщица, мучимая бессонницей, задумчиво мыла полы.

То и дело к перрону подкатывали поезда. Проводники зевали у открытых дверей, но огни в окнах купе не горели. Пассажиры смотрели свои десятые сны, лишь в запасном тамбуре иного разгорался огонек сигаретки тех, кто не мог уснуть. Простояв совсем немного и приняв немногочисленных пассажиров, поезда уходили дальше, куда-то в ночь. Что поделать — станция проходящая, и поезда не имели никакого представления о порядочности.

Зато электрички прибывали во всем убранстве огней. Но в их вагонах было почти пусто, вероятно, хватило бы небольшого автобуса, чтобы с комфортом перевезти пассажиров всех десяти вагонов.

Но настойчивые старушки продолжали ходить меж вагонами, надеясь продать пиво, воду, да хоть что-то…

На вокзал Антон и Егор прибыли сонным трамваем, богато иллюминированным в салоне, но с темной кабиной. Вероятно, там скрывались водитель и кондуктор, но последний так и не вышел, не обилетил пассажиров.

— Спать хочется… — пожаловался Антон.

— Что поделать, — ответил его спутник. — Я бы хотел умереть во сне, но с моим графиком мне это не светит.

Егор думал, что на конечной остановке, возле вокзала откроют лишь первую дверь и слупят штраф за проезд без билета. Но и там дверь кабины не открылась. Зато широко распахнулись все двери трамвая, свет стал полутусклым. Дескать, или выматывайтесь из транспорта в тепло и свет, или замерзайте в темноте.

В общем, получалось, что до вокзала доехали бесплатно. Весь багаж друзей состоял из одной сумки Егора. Была она длинной, модель классическая «Мечта оккупанта». Вероятно, в ней бы одной поместилось пресловутое золото. Такие обычно любят обыскивать милиционеры — в них войдет все что угодно: несколько автоматов, складной гранатомет, десяток килограмм взрывчатки. Но издалека было видно — сумка почти пустая. Из города Егор уезжал немного обедневший.

— Надо бы билеты купить… — напомнил Антон.

— А на какой поезд?

— Я думал, ты знаешь…

— Думаю, в нашем случае главное — побыстрей убраться из города. Желательно на восток. А там видно будет.