Страница 3 из 61
Предварительно разведав, что в цехах имеется острый дефицит рабочих специальностей (токарей, фрезеровщиков и т. п.), пошёл прямо к директору – проситься на рабочую клетку. Но в те времена это оказалось невозможным, во всяком случае в Магадане, где институтский диплом был явлением нечастым.
Директор мне так и сказал:
— За неправильное использование молодого специалиста меня ведь могут и под суд отдать!
Но мужик он оказался что надо и в мою ситуацию "въехал", как говорят, полностью:
— Давай сделаем так: оформим тебя в РМЦ (ремонтно-механический цех) технологом. По этой части там дел немного, справишься, а остальное время будешь работать на станках. И нас выручишь – работать, действительно, некому. И тебе польза на будущее.
И ещё добавил, что такое видит впервые, но очень этому рад.
На том и порешили.
Конечно, станок такому салаге сразу никто бы не доверил. Для начала прикрепили меня к одному из лучших заводских фрезеровщиков Гере Рвачёву, который и научил меня многим премудростям. За что я ему крайне признателен до сих пор.
В общем, за оставшиеся два с половиной года удалось пройти превосходную цеховую школу, освоив специальности фрезеровщика, токаря, строгальщика и расточника – доверяли работу даже на точнейшем координатно-расточном станке! Да ещё решая попутно вопросы технолога, что позволяло не потерять кругозор.
Этот опыт мне потом очень пригодился и на ГАЗе, и в Тольятти.
Когда в экспериментальном цехе какой-нибудь технолог или мастер пытались, подразумевая полную некомпетентность испытателя в этих делах, навешать ему "лапшу", удавалось ставить всё на место довольно быстро. Что немало их всегда изумляло.
Была у меня тогда и ещё одна "дыра" в развитии. Институт должен был выпустить нас с водительскими правами, но на нашем учебном ГАЗ-51 постоянно возили то картошку, то лук. Короче, в свет мы вышли "бесправными".
Пришлось упущенное навёрстывать в магаданском автоклубе. Слава Богу, имея диплом, не пришлось ещё раз изучать и сдавать устройство автомобиля. Оставалась только езда. Кое-какой опыт у меня к тому времени был, да ещё удалось и в клубе поездить.
В общем, вождение сдал без проблем с первого раза, получив сразу права профессионала – подготовился на совесть.
Годы, проведённые на колымской земле, запомнились навсегда. Суровый климат.[5] Серьёзные люди.
Последние были, в основном, двух категорий. Кто-то остался после отсидки в лагерях. Причём некоторым из них въезд на материк (так на Колыме называют Большую Землю) был запрещён, а прочим было просто некуда ехать – никто их нигде не ждал. Другие, составлявшие подавляющее большинство, приехали на заработки, да так и осели. Уровень жизни на Крайнем Севере, как официально именовался сей регион, в то время был заметно выше, чем, скажем, в средней полосе России.
1960 год, Магадан. Центральная ул. Ленина спускается с сопки и переходит в Колымский тракт.
Ремонтно-механический цех Магаданского механического (бывшего авторемонтного) завода. Станки с приисков ждут ремонта.
В бригаде слесарей нашего цеха был такой Жора Прибылов, по кличке "Боцман" – мужик не очень высокого роста, но огромной физической силы. Про него ходили легенды. Когда-то он был крупным медвежатником, без труда вскрывавшим самые хитрые сейфовые замки. За что и попал после войны на Колыму.
Отсидев положенное, получил запрет на обратный выезд со странной формулировкой "в связи с необходимостью постоянного надзора". Как будто такой надзор нельзя с тем же успехом осуществлять в каком-нибудь Урюпинске.
Так и прижился в Магадане. Слесарь был "от Бога", руки у него были воистину золотыми. Но самое главное – если в городе кто-то терял ключи от сейфа, что случалось нередко, то всегда приезжали за Жорой. Выручить мог только он. И не было случая, чтобы он не помог – специалист был класса высочайшего!
Из зрелищных заведений в городе, если не считать кино, был только театр оперетты. Причём он справедливо считался тогда одним из лучших в стране, если не самым лучшим. И это не случайно. После Сталина из лагерей выпустили множество безвинно осуждённых превосходных артистов. Из них кто-то уехал обратно, а многие так и остались на Колыме – по самым разным причинам.
Таких зажигательных постановок оперетт больше не припомню, хотя, являясь давним поклонником этого жанра, перевидел их за свой век немало. В театр шли всегда как на праздник. Впрочем, слово "как" тут неуместно. Это и был всегда настоящий праздник!
Представляете – после темени (световой день зимой на Колыме с гулькин нос), мороза и пурги попасть в тёплый и ярко освещённый зал на спектакль высшей пробы! В театр в Магадане ходили все, от мала до велика!
Магаданский театр оперетты по праву считался одним из лучших в стране.
Зимой в колымской столице царила скука. Театр – театром, но это же ещё далеко не всё. Поэтому народ придумывал себе разные занятия. В выходные дни, конечно, поскольку в вечернюю будничную морозную темень мало что можно изобрести путного, кроме, к примеру, водки, карт и девочек.
Не являясь по жизни ни рыболовом, ни охотником (ну, не сподобился!), частенько выходил тем не менее с нашими рыбаками на лёд бухты Нагаево ловить охотскую корюшку.
Рыбалка сия весьма интересна своей необычностью. Никакой наживки, только ярко начищенная блесна с тройным или даже четверным острейшим крючком. Именно – блесна, хотя корюшку хищником никак не назовёшь. Её губит непомерное рыбье любопытство.
Пробурив лунку, рыбак опускает снасть на несколько метров и начинает подёргивать удочкой вверх-вниз. В это время в глубине вод любопытные корюшки собираются стайкой вокруг сверкающей блесны, с большим интересом наблюдая за её перемещениями.
Остальное – просто. Время от времени рыбак проводит резкую подсечку, подцепляя крючками рыбок за что попало – за бок, за хвост и т. п.
Самое интересное, что редение рыбьих рядов на остальных подводных "зеваках" почему-то никак не отражается. На одном месте можно с успехом рыбачить часами, понять такое просто невозможно.
Рыбка эта размером небольшая, максимум – с ладонь. И именно там впервые довелось услышать ставшую вскоре знаменитой рыбацкую присказку:
— Мелочь выбрасывали, а крупную складывали в баночку из-под майонеза…
Не надо забывать, что всё это происходит на льду огромной бухты, открытой всем ветрам, да ещё в лютые холода. Замечено – чем сильнее мороз, тем лучше рыбалка.
На лёд брал с собой литровый термос с горячим чаем, в который добавлял чуть-чуть коньячка или водки. Наши рыбаки-профи, считая это детской забавой, предпочитали захватить по бутылке на каждого. Что ж, каждый грелся, как мог.
А когда приносили пойманную рыбу в общагу, по всему коридору распространялся запах… свежих огурцов. Такая вот интересная рыбка. И очень, кстати, вкусная. Сковородку жареной рыбы общество уписывало в момент.
Разница с Москвой по времени составляет на Колыме восемь часов. И было весьма забавным собираться по утрам на работу под полуночный бой Спасских курантов (завод работал с девяти). Передачи московского радио мы слушали регулярно, тем более, что ничего другого просто не было. Телевидение даже на материке ещё только разворачивалось, а на Севере о нём тогда и понятия не имели.
5
Правда, на побережье Охотского моря морозы не достигают сокрушительных значений "под шестьдесят", как в колымско-якутской глубинке, но всё это вполне компенсируется сильным ветром и снегопадами (к примеру, буран при минус тридцати весьма впечатляет). Запомнилась незатейливая и мрачноватая песенка:
Впоследствии приходилось слышать её во многих вариантах, но первоначально она родилась явно на колымской земле – рифма "Колыма-зима" говорит сама за себя.