Страница 1 из 61
ВИЖУ ЦЕЛЬ
Записки командора
Вместо пролога
Транспортёр лежал в бурном потоке на дне Варзобского ущелья вверх гусеницами, снаружи виднелось лишь несколько траков. Ревущая вода, мутная от захваченных пузырьков воздуха, с силой перекатывалась через днище. Выбраться из бронированной кабины можно только через верхние люки, которые сейчас оказались прижатыми ко дну горной реки. Успели мужики выскочить? Или… нет?
Вдруг вижу изрядно поцарапанного Гену Хрулёва, инженера этой машины, с трудом карабкающегося вверх по склону довольно крутого обрыва. Кричу, пересиливая рёв Варзоба:
— Где водитель? Где Саня?
Выбравшись наверх, он трясущейся рукой показывает на торчащие из воды гусеницы, не в силах произнести ни слова.
У меня подкосились ноги. Саня Шмелёв остался там, в кабине. И достать его оттуда сейчас не в человеческих силах.
Где и что я, как командор южно-горных испытаний гусеничных транспортёров ГАЗ-73, сделал не так? Где та ошибка, которая привела к столь страшной развязке? Полной мерой отвечая в этой экспедиции и за технику, и за людей, я всё-таки не уберёг одного из них! Не уберёг! И нет мне прощения!
Это были, не скрою, самые страшные минуты моей жизни. Погруженный в жуткую пучину мрачных мыслей, вдруг слышу как сквозь сон:
— Нашли! Живой!..
И вижу, как два таджика ведут по дороге мокрого, но живого Шмелёва, с трудом переставляющего ноги:
— Течением отнесло! Прямо к нам! Аллах не захотел взять его к себе!
Не веря такому счастью, кидаюсь к нему, ощупываю ноги, руки:
— Как ты? Ничего не сломал? Где болит? Головой не ударился? Рёбра целы? — беспрерывный поток несвязных слов.
Как ни странно, в такой страшной передряге он отделался всего лишь несколькими ушибами!
Оказалось, что как только машина пошла с обрыва вниз, инженер выпрыгнул первым – ему не мешали рычаги бортовых фрикционов. И дальнейшего, катясь кубарем по склону, видеть не мог. Водитель выскочил в самый последний момент, когда машина была уже в воде и бешеный поток стал её переворачивать. Замешкайся он ещё самую малость, и лежать бы ему сейчас на дне.
А теперь самое время рассказать, что всему этому предшествовало.
I. Выбор
Автомобилями я бредил с детства. И это была не просто игра в машинки, через которую проходит абсолютное большинство нормальных пацанов. Во всяком случае, она растянулась на всю сознательную жизнь.
Запомнилось, как в день рождения родители подарили мне большую и действующую трофейную модель немецкого колёсного бронетранспортёра. Жили мы тогда в Германии, в Потсдаме. Отец забрал меня из голодной России в декабре 1945-го, сразу же, как фронтовикам разрешили привозить семьи.[1]
Транспортёр тот заводился ключом и довольно лихо ездил, да ещё в фарах загорались крохотные лампочки. Можете представить реакцию маленького человечка, которому только-только стукнуло девять, в жизни не видевшего ничего подобного! Впечатление было настолько ярким, что запомнилось навсегда.
Итак, декабрь 1945 года. Бои закончились всего лишь полгода назад и границы между зонами союзников были ещё довольно прозрачными. Правда, уже ходили слухи о том, что с Нового года в Берлине будут какие-то сектора. И отец, не откладывая дело в долгий ящик, решил показать мне и рейхстаг, и Бранденбургские ворота, и всё такое прочее.
Помню, что сели в пригородную электричку – они уже ходили. Ехать было всего-ничего, поскольку Потсдам фактически является берлинским пригородом. По дороге увидели из окна незнакомый мне синий флаг с красными перекрещивающимися полосами.
— Англичане, — пояснил отец.
Берлин лежал в руинах. По знаменитой главной улице Унтер-ден-линден ("Под липами"), также полностью разрушенной, подошли к Бранденбургским воротам, которые я сразу узнал по газетным снимкам – их было тогда без счёта.
А вот и пресловутый рейхстаг, также знакомый по фотографиям. От него практически осталась одна "коробка" – внутри всё было выжжено и разрушено. Стены в рост человека и выше плотно исписаны фронтовиками. Собственно, даже не исписаны — всё было нацарапано на стене штыками, ножами и прочим. Кое-где были едва различимы надписи, сделанные углём и смытые обильными берлинскими дождями.
Май 1945 года. Наши войска в Берлине у Бранденбургских ворот и рейхстага I снимки из журнала "Огонёк" за 1945 год).
Там же, ровно сорок лет спустя (снимки автора практически с тех же точек). Рейхстаг находился в западном секторе Берлина, за стеной. Её видно на правом снимке – кто думал тогда, что через четыре года она рухнет. Над рейхстагом – флаг ФРГ (хотя Западный Берлин в её состав и не входил).
Потсдам, 1985 год (снимки автора). Слева – знаменитый дворец Цецилиенхоф, где в июле-августе 1945 года Большая тройка свершила послевоенный передел мира. Справа – наш бывший дом на Мольткештрассе, 36, всё ещё стоит.
Потсдамский сувенир середины прошлого века…
С русским матом в таком объёме я столкнулся впервые и был весьма всем этим ошарашен. Но думаю, что отец поступил совершенно правильно, хотя, быть может, и несколько непедагогично. Надо было видеть жизнь такой, какая она есть.
Он посадил меня на плечи, вручив какую-то железяку, коих вокруг валялось великое множество, и сказал:
— Пиши, сынок! Войди в историю!
Что я там накарябал, сейчас уже, к стыду своему, не помню. Наверное, что-нибудь типа "Здесь был Вадя". Тем не менее, на рейхстаге я всё-таки расписался!
Потсдамский дворец Цецилиенхоф, где летом 45-го Большая тройка вершила судьбы мира, находился на берегу озера в пяти минутах ходьбы от нашего дома. Зевак туда не пускали, но округу мы с дружками облазили всю – ребятишек из послевоенной России понаехало предостаточно.
На том озере была великолепная рыбалка. Берега заросли таким густым и высоким камышом, что стоявшие чуть ли не в метре друг от друга рыбаки друг друга не видели. Среди рыболовов было очень много немцев – с едой у них, в отличие от русских "оккупантов",[2] имевших отдельные магазины и столовые, тогда было неважно.
А вот крохотный эпизод, ярко характеризующий немецкий характер. В то время ловить рыбу в этом озере можно было без ограничений, но с одним условием – не отлавливать молодь длиной менее 10 см.
Русские, конечно, чихать хотели на подобные запреты. А мы как-то раз из камышей видим немца, поймавшего небольшую рыбку. К нашему удивлению, он достал из кармана линейку, измерил добычу и… выпустил её обратно в воду. Немец есть немец! Нельзя – значит нельзя! Даже если рядом и нет никого (нас он видеть не мог, это точно)!
Хорошо запомнились жестокие драки "стенка на стенку" с немецкими мальчишками. Взрослые – и наши, и немцы – решительно их пресекали, но ребятня всегда бескомпромиссна!
Всерьёз увлечение автомобилями началось в Краснодаре, куда мы переехали из Германии в 1949 году, сразу же после демобилизации родителей.
По соседству располагалось небольшое автохозяйство. И я пропал! До той поры и представить себе не мог, сколько радости может доставить отмывание жутко грязных и замасленных деталей в солярке или керосине! Откуда у сынка весьма интеллигентных родителей взялась эта, никак не мимолётная, страсть – уму непостижимо![3]
1
Родители прослужили почти всю войну в одном из батальонов аэродромного обслуживания (БАО) при 16-й воздушной армии.
2
Это слово можно вообще-то и не брать в кавычки – наш воинский контингент вполне официально именовался тогда ГСОВГ (Группа советских оккупационных войск в Германии). При Хрущёве название изменилось на более простое ГСВ, а при Брежневе – на ЗГВ (Западная группа войск), пока Горбачёв всё это не аннулировал.
3
Никакие гены с хромосомами тут явно не при чём. Мать, будучи профессиональной пианисткой, до 7-го класса пыталась силовым методом сделать музыканта и из меня. Пока я не сказал: "Хватит!”. То-то было слёз! Но безвинный рояль с тех пор возненавидел надолго!