Страница 21 из 24
Чтобы картин не повредила сырость;
Со стен, украшенных изящной лепкой,
Я осторожно буду пыль стряхать.
Должны полы блестеть светло и чисто,
На месте быть кирпич и каждый камень,
Нигде травинка не пробьется в щелях!
П р и н ц е с с а
Я в сердце не могу найти совета
И утешенья для тебя и... нас.
Смотрю кругом, ища, чтоб некий бог
Нам помощь оказал, открыл бы мне
Целительное зелье иль напиток,
Что принесли бы мир тебе и нам.
Не действуют уж более - увы! -
Слова, с моих слетающие уст.
Тебя должна оставить я, но сердце
Тебя не может бросить.
Т а с с о
Боги! Боги!
Она ль с тобой так нежно говорит?
Ты в сердце благородном сомневался?
Возможно ль, чтоб в присутствии ее
Ты был унынием порабощен?
Нет, это ты! Я стал самим собою.
О, продолжай и дай мне услыхать
Из уст твоих целительное слово!
О, говори! Что должен делать я,
Чтоб мог простить меня твой брат, чтоб ты
Сама меня простила, чтобы вашим
Могли меня по-прежнему считать
Вы с радостью? Ответь же мне, скажи!
П р и н ц е с с а
Мы от тебя немногого желаем,
И все ж великим кажется оно.
Ты сам нам должен дружески отдаться.
Не надо нам, чтобы ты стал другим,
Когда в согласье ты с самим собой.
Мы радуемся радостью твоей,
Нам грустно, если ты ее бежишь,
И если мы с тобой нетерпеливы,
То это оттого, что мы желаем
Тебе помочь, но этого нельзя,
Когда ты сам отталкиваешь руку,
Протянутую с ласкою к тебе.
Т а с с о
Ты - та ж, какой явилась в первый раз
Небесным ангелом навстречу мне!
Прости печальным взорам смертного,
Коль он не узнает тебя на миг.
Он вновь узнал! Открылась вся душа,
Чтоб лишь одну тебя любить навеки.
Сейчас все сердце полно нежностью...
Что чувствую! Она передо мной!
Безумие ль влечет меня к тебе?
Иль в первый раз высокая мечта
Чистейшую охватывает правду?
Да, это чувство, что меня одно
Счастливым может сделать на земле
И жалким сделало, когда ему
Сопротивлялся я, хотел из сердца
Его изгнать. Я думал эту страсть
Преодолеть, боролся с самой глубью
Моей души, и дерзко разрушал
Я суть свою, с которой ты слита...
П р и н ц е с с а
Когда тебя должна я слушать, Тассо,
Умерь свой пыл, пугающий меня.
Т а с с о
Как может кубок удержать вино,
Когда оно чрез край клокочет в пене?
Ты каждым словом множишь мой восторг,
И все светлей твои глаза сияют!
Я весь до дна души преобразился,
Избавился от всех моих мучений,
Через тебя свободен я, как бог!
Владеют мной с невыразимой силой
Твои уста; ты сделала меня
Всего твоим, и не принадлежит
Мне ничего из собственного "я".
Мой взор померк в блаженстве и в лучах,
Колеблется мой ум. Едва стою,
Меня к тебе влечет неодолимо,
Неудержимо рвусь к тебе душой.
Ты сделала меня твоим навеки,
Итак, прими все существо мое!
(Падает в ее объятия, и крепко прижимает ее к себе.)
П р и н ц е с с а
(отталкивает его от себя, бросаясь в сторону)
Прочь!
Л е о н о р а
(которая уже немного ранее показалась в глубине сцены, подбегая)
Что случилось? Тассо! Тассо!
(Уходит за принцессой.)
Т а с с о
(намереваясь за ними следовать)
Боже!
А л ь ф о н с
(который уже некоторое время приближался с Антонио)
Держите крепче! Он сошел с ума.
(Уходит.)
Т а с с о. А н т о н и о.
А н т о н и о
Стой здесь твой враг, - ты думаешь всегда,
Что окружен кольцом врагов, - о, как бы
Теперь он мог торжествовать! Несчастный!
Едва-едва я прихожу в себя!
Когда нежданное случится с нами
И необычное увидит взор,
Наш дух немеет на одно мгновенье,
И с этим ничего нельзя сравнить.
Т а с с о
(после долгой паузы)
Исполни же обязанность свою!
Я вижу, это ты! Доверье князя
Ты заслужил, так истязуй меня,
Раз я обезоружен, истязуй
Медлительно, до смерти! Острие
Вонзай мне в грудь, дай чувствовать железо,
Что рвет мне плоть!
Ты - верное орудие тирана;
Его тюремщик, будь же палачом!
О, как к лицу тебе то и другое!
(За сцену.)
Иди, тиран! Ты до конца не мог
Притворства выдержать, так торжествуй же!
Ты хорошо умел сковать раба
Для медленных, изысканных мучений,
Тебя я ненавижу, уходи!
Какое мне внушает отвращенье
Твой беззаконный, дерзкий произвол!
(После паузы.)
Итак, себя я вижу под конец
Отвергнутым и проклятым, как нищий:
Меня украсили и увенчали,
Чтобы вести, как жертву, к алтарю.
Единственную собственность мою,
Мою поэму льстивыми словами
Они сумели выманить и держат!
У вас в руках - единственный мой клад,
Что придавал мне цену: ведь поэмой
Я мог себя от голода спасти!
Вот почему я должен праздным быть.
Здесь заговор, и ты его глава.
Чтоб песнь моя неконченной осталась,
Замолкла слава, сотни недостатков
Могли найти завистники мои,
Чтоб, наконец, меня совсем забыли,-
Вот для чего советуют мне праздность,
Вот для чего себя беречь я должен.
О, верная заботливость и дружба!
Мне гнусным представлялся заговор,
Сплетавшийся незримо вкруг меня,
Но он еще гнуснее, чем я думал.
А ты, сирена, что влекла меня
С такой небесной нежностью, теперь
Тебя я вижу всю! Зачем так поздно!
Ах, любим мы обманывать себя,
Порочных чтить в ответ на их почтенье,
Ведь людям знать друг друга не дано,
Друг друга знают лишь рабы галер,
Что чахнут на одной скамье в оковах;
Где ни потребовать никто не может,
Ни потерять, друг друга знают там,
Где каждый плутом чувствует себя
И может всех других считать за плута.
Но мы других не узнаем учтиво,
Чтоб и они не узнавали нас.
Как долго закрывал священный образ
Прелестницу ничтожную! Теперь
Упала маска: вижу я Армиду,
Утратившую чары. Вот кто ты!
Предугадал тебя в моей я песне!
А хитрая посредница ее!
Как унижалась предо мной она!
Я слышу шелест вкрадчивой походки,
Я знаю цель, куда она ползла.
Я всех вас знаю! Будет! Пусть несчастье
Меня всего лишает, все ж ему
Я радуюсь: оно научит правде.
А н т о н и о
Я с изумленьем слушаю тебя.
Я знаю, Тассо, как твой быстрый дух