Первые гадости

Леня кивнул и сразу ушел, надеясь по дороге догнать Победу и еще раз объясниться. Но Победу у самого его носа перехватил глубокий старик с дворницкой лопатой и повел в подвал ближнего дома. Подозревать старика в злонамеренности, в том, что он убьет, изнасилует и ограбит любимую, Леня не решился. «Правда, со стариком могут работать менее старые сообщники, готовые на все из корысти и ради удовольствия», — подумал заботливый ухажер и осторожно подкрался к двери, ведущей в подвал. Внутри то ругались, то молчали, но обходились без криков «На помощь!». Потом вышел старик и спросил:

— Заблудились, девушка?

— Нет-нет, то есть да-да, — ответил Леня и заодно решил постричься, а только старик за угол, сразу то ухом, то глазом к замочной скважине.

И вдруг из подъезда вышла группа молодых бездельников, в народе называемая шпаной, и окружила Леню.

— А его мать нашему Десятому яйцу втык на работе сделала, — наябедничал один шпана другому.

— Ишь ты! — сказал другой и спросил Леню: — Почему она грубит не по делу?

— Почему за сына не боится? — спросил третий, надвинул Лене шапку-ушанку по самую шею и завязал тесемки под мышками.

Но отняв рубль мелочью, счастливая шпана угомонилась и отпустила филера, показав пинком направление бегства.

«Дешево отделался, — подумал Леня. — Но как же я приду за Никитой в мамин магазин? Почему не на уроках? — спросит мама. А я растеряюсь от неожиданности. И телефон, как назло, только в ее кабинете…»

Помог рядовой случай: Чертиков как раз сидел на подоконнике у входа, курил и щурился на весеннее солнышко. Леня подкрался к углу магазина и поманил Никиту пальцем.

— Ну? — спросил Десятое яйцо, подойдя.

— Ты чего на голом бетоне сидишь? — спросил заботливый Леня. — Придатки простудишь.

— Дурак, — ответил Чертиков. — Придатки — это у женщин.

— Снимай халат, и пошли со мной к Чугуну, — сказал Леня.

— Твоя же мать хай поднимет!

— Я ей объясню вечером, — сказал Леня.

— Тогда я с концами ухожу, — решил Никита, — чтобы ты вечером поговорил, а я на глаза утром попался. Но халат не сниму: меня мужики в «Винном» за него без очереди пускают.

По дороге Леня пожаловался на шпану, а Никита сказал, что «они меня тоже защищают и я их за это ругать не буду».

— Но почему от меня? Я ведь за любовь и цветы!

Когда они пришли, Трофим продолжал умирать от безденежья, мучая организм лимонами, которые мыл, отрезал попки и ел, как яблоки. Леня сразу спросил, что за подвальную компанию завела Победа, а Трофим ответил, что «не знаю, она влюбилась».

— В кого? — спросил Леня, и все пошли смотреть паспорт под подушкой.

Потом Трофим спросил, правда ли, что Десятому яйцу не жалко денег на Сени? Никита ответил, что Сени — дура, но денег ему действительно не жаль, так как затраты невелики и окупаются.

— Дай тогда мне сколько-нибудь на ее развлечения, — попросил Трофим.

— А мы вот сейчас заберем Сеньку из школы, попьем пива, а вечером все вместе махнем на дискотеку, — решил Десятое яйцо.

— Пиво — это зло, — сказал Трофим. — С пива все и начинается.

— А добро — в манной каше, — засмеялся Чертиков, подталкивая антитезой подростков к пропасти…

Не простушка-пэтэушница, а шикарная девушка шла в спецшколу и кусала шоколадку, когда к ней приблизился глубокий старик и нежданно сказал:

— С добрым утром!

— С добрым утром, — ответила Победа. — Только чего это вы разлюбезничались, как воскресная радиопередача?

Старик сообщил, что он по воспитанию очень вежливый человек и тем, кого встречает много раз на дню, желает не только доброго утра, дня и вечера, но и доброго полдника.

— А ведь я простой творец сугробов и хозяин всего мусора от того столба — вон до того столба, — поведал старик о себе.

— Это очень интересно, но я спешу, — сказала Победа.

— А у меня к вам дело, — сознался старик.

— Это тоже очень интересно, хоть я и спешу, — сказала Победа и пошла за стариком, за его делом.

В дворницкой на мешке соли с песком сидел Аркадий, скрестив руки, как благородный защитник обездоленных и сам из сирот.

— Западня! — сказала Победа, сверкнув глазами.

— Отдай паспорт, — сказал Аркадий.

— Хочешь откусить от шоколадки? — спросила Победа.

— Паспорт, — холодно отвечал Аркадий.

— Милый мой, — спросила Победа, — ну сколько можно нудить об одном и том же?

— Так отдай — я перестану.

— А я не ношу с собой документы!

— Разве вы не знаете, — влез в разговор Макар Евграфович, — что советские люди, существующие в природе как класс, должны существовать еще и в письменном виде, без которого их существование в природе, как класса, становится неполноценным и извращает всю социалистическую систему учета.

— Может, вы добиваетесь, чтобы я держала под подушкой самого Аркадия, а не его паспорт? — спросила Победа. — Может, вы добиваетесь, чтобы я прошла мимо своего счастья и плюнула на саму себя? — спросила Победа. — Может, вы добиваетесь, чтобы я полюбила Аркадия как черновой вариант, а замуж вышла за другого набело? — спросила Победа.

— Нет, ничего такого я добиваться не могу, — ответил Макар Евграфович.

— Тогда не давайте дурных советов, — сказала Победа.

— Но я не верю в любовь с первого взгляда на фотографию, — сказал Макар Евграфович. — Как можно поверить в композитора с первого аккорда на рояле? Как можно поверить в художника с одного мазка на холсте?

— Но ведь я поверила с первого вашего слова, что никакой вы не дворник, — сказала Победа, — и теперь вижу правоту своей интуиции, вижу, что весь этот беспорядок валенок, телогреек, рук и ног действительно увенчан головой.

Глубокий старик польстился на комплимент, как девушка, и промолчал от удовольствия.

— Ладно, пожалуйста, на здоровье, раз вы такие, — сказала Победа. — Я верну паспорт первому встречному, и тебе, настырный мальчик, придется ходить за мной повсюду, чтобы в нужный момент оказаться первым встречным.

— А в школу когда? — спросил Аркадий.

— В школу — это ерунда, — сказала Победа. — Один звонок в роно — и ты уже делегирован на математическую олимпиаду от нашего района и до конца месяца. Ты даже победишь в ней и в награду получишь логарифмическую линейку.

Макар Евграфович посчитал себя уговорившим Победу и простился, оставив молодых на мешках с песком.

— Чего этот старик к тебе привязался? — спросила Победа.

— Он говорит, что любит меня, так как я молодежь, а не подрастающее быдло, — ответил Аркадий.

— Что такое молодежь? — спросила Победа, как инопланетянка.

— Ну, вот если завтра объявить, что можно лежать целый день на кровати, а тебя будут кормить с ложки и убирать из-под тебя «утку», то три четверти завтра и лягут, а кто останется на ногах — тот и молодежь, — объяснил Аркадий.

— Я поняла, — ответила Победа. — Молодежь — это медсестры в реанимационных палатах, а подрастающее быдло — пациенты.

— Пойдем за паспортом, — сказал Аркадий.

— Ладно, — сдалась Победа, — твое занудство победило мое занудство. Но я отдам паспорт без фотографии. Должна же я что-то оставить на память.

— Мы по дороге зайдем в моментальную фотографию и снимем меня пятьдесят раз, — предложил Аркадий.

— Ладно-ладно, — совсем сдалась Победа и расстроилась до слез.

— Ну, не плачь, — попросил Аркадий.

— Ты когда-нибудь был маленьким? — спросила Победа. — Твой паспорт для меня — как игрушка, которую я нашла на улице.

— Купим тебе других игрушек, — обещал Аркадий.

— Других мне не надо, — отвечала Победа. — Купить я и сама что хочешь могу.

Они вышли из дворницкой и встретили Макара Евграфовича у помойки.

— Ребятки, — сказал глубокий старик. — Живите как звезды в космосе — не мешая друг другу.

— Я собираюсь жить по образу и подобию своих родителей, — ответила Победа.

А в животе Аркадия забурчало с голода.

— В твоем доме кормят? — спросил Аркадий.

— В моем доме возвращают паспорта и еще разрешают мыть руки после туалета, — ответила Победа.