Страница 9 из 39
И при относительном хеппи-энде возникает серьёзное опасение, что и в мальчике со временем проснётся именно волчий оскал, ибо «волчат уже не защищает мать». И ещё далеко неизвестно, чью сторону примет он в будущем – охотников на волков или Шала. Особенно в наше время, время разительного расслоения общества. В этом я вижу и шифр фильма, и даже код к этому шифру.
Кстати, о расслоении общества. Я не думаю, чтобы такие структуры, как МЧС, МВД, военные, искали бы Шала в аналогичной ситуации. Они ищут своих, может быть, замакима, зампрокурора, начальника, бизнесмена и других охотников на волчицу Степи. А Шала ищут свои, всем хабаром, всем аулом, то есть простые люди Степи.
В транзитный период нашего бытия остаётся только память, великая память в наших сердцах и в наших душах. Она и питает творчество Ермека Турсунова, она и открывает врата Вечности, где хранится на встречные века всё то, чем и должно наполняться «умное число» цифровых технологий, ибо, по Николаю Гумилёву, «…а для низкой жизни были числа, как домашний, подъяремный скот, потому что все оттенки смысла умное число передаёт».
Зная не понаслышке о судьбе главного исполнителя фильма «Шал» Ерболата Тогузакова (будучи с ним очень близко знаком ещё с начала 70-х годов прошлого столетия), а также о трагической кончине его отца, известного поэта, переводчика и литературного секретаря Жамбыла Касыма Тогузакова, я смело могу утверждать, что с выбором исполнителя главного героя режиссёр картины попал в цель, как говорится, не видя цели. Это редкое качество таланта режиссёра и его творческой интуиции.
В данный период он работает где-то над заключительным фильмом триптиха – «Келин», «Шал», «Кенже», – где, возможно, также будут даны шифры и знаки нашего времени, времени, где художник, творец, любая творческая личность должны быть всегда в оппозиции. В оппозиции к самому себе, в силу своей многовековой памяти приходить к принципиальному решению – принимать или не принимать те или иные правила быта и большой игры. Кстати, эти правила реального мира были всегда в ходу – и в прошлые века, и в наше время, в этот самый транзитный период. Суть в другом – в самом стержне творчества и степени таланта создателя. И «Келин», и «Шал» дают своеобразный «узел кущения», из которого вызревают зёрна настоящей дискуссии.
Фильм, на мой взгляд, создан на основании элементов остаточной памяти. И в той самой системе координат, о которой упоминалось выше, можно определить и охотников, мчавшихся в джипах навстречу своему бесславному концу, и смерть овец и волчат, и «айналайын»-круженье с постоянным возвратом к древнему святому дереву, и мусор космоса – останки ракет. И всё это покрывает язычество великого тумана, в котором неизвестна, не угадывается грядущая судьба мальчика, а также удаляющаяся в белёсый закат волчица с волчонком.
Акценты слегка смещены, но почти расставлены.
По времени и пространству.
По праву творца.
Теги: Казахстан , культура , искусство
Калмыков о Калмыкове
«Сергей Калмыков – художник философ, художник-изобретатель, фантаст, автор многочисленных фолиантов, своих дневников, жизнеописаний, неотправленных писем, посвящений, афоризмов, сарказмов и лирики». Это словесный автопортрет, написанный Сергеем Ивановичем в сочинении «Список своих возможностей».
С. Калмыков – фигура в искусстве и в литературе неоднозначная, дискутируемая, необычная, но неизменно вызывающая интерес и увлекающая всё больше своей персоной по мере знакомства с его творчеством, его судьбой. Ученик Кузьмы Петрова-Водкина и Мстислава Добужинского, автор более полутора тысяч картин, гравюр, рисунков и эскизов театральных декораций, непризнанный в течение жизни и всеми забытый в её конце, сегодня привлекает к себе пристальное внимание ценителей.
Этим летом оренбургский благотворительный фонд «Евразия» при содействии Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям и Посольства Республики Казахстан в Российской Федерации издал фолиант «Необычайные абзацы» С. Калмыкова книгу, причудливо объединяющую в себе черты авангардистского манифеста, мемуаров и лирического дневника.
«Необычайные абзацы» (1916–1929) – уникальные рукописные фолианты, созданные в 20-е годы ХХ столетия, бережно сохранённые в фондах Центрального государственного архива Республики Казахстан, давно разобраны исследователями на цитаты, но лишь теперь представлены читателю во всей полноте.
Текст подготовлен и прокомментирован искусствоведом Игорем Смекаловым.
Из «Необычайных абзацев»
♦ Многие живут и работают только для искусства, многие не имеют с ним дела.
♦ Если сказать, что искусство может проявляться во всём, это значит сказать, что его нет. Но оно есть. Многие не имеют лишь о нём представления.
♦ Наука нам не может помочь. Искусству надо учиться у лучших художников.
♦ Наука нищая. Некоторые хотят, чтобы обнищало и искусство. Хотят, потому что во всём хотят видеть только себя.
♦ Искусство возможно лишь там, где есть строго установленные привычки и есть повторение. Только как можно меньше творчества!
♦ Творчество во всём, а если оно во всём, это значит, что в искусстве цены оно не имеет никакой.
♦ В искусстве должно быть только искусство. И ничего более. И ничего нового.
♦ Самым антихудожественным принципом следует признать принцип экономии.
♦ Стремление к обобщениям в искусстве есть нелепость. Детальная обработка индивидуальных признаков сюжета и гуманитарная психология в искусстве необходимы. (1922 год.)
♦ Эклектизм в России – это не дурно! Что такое эклектизм?
Это известно.
Всё лучшее из разных направлений.
Это синтез их.
Это и научно, и интуитивно.
♦ Эклектизм требует знаний, тонкости, воображения, кроме этого он предполагает, само собой разумеется, нежные чувства, имеющиеся налицо, и твёрдую волю. Разве это плохо?
Это хорошо.
Это профессиональная точка зрения работника искусства.
Это значит, что работник – спец в своей области, прошёл через огонь, воду и медные трубы.
Я за эклектизм.
Пусть другие ругают.
Это щенки.
♦ Профессионал умён <…> На искусство он смотрит как на интересную пьесу.
Искусство для эстета – это игралище страстей, беспокойное и подвижное, состояние борцов, где всегда не знаешь, кто в конце концов окажется победителем. Это кутерьма, суматоха. Нечто вроде футуристической музыки. Борьба, но не настоящая, это борьба на сцене. Игра контрастов, имеющая результатом сумасбродные желания к чему-то особенно прекрасному и невозможному.
♦ Эклектизм – это не борьба партий в искусстве, эклектизм – это борьба искусства против всего остального. Публика ругает эклектизм, т.к. боится увидеть в нём господина вместо слуги.
Эстетизм – это и есть эклектизм.
♦ Рисовал циркулем и карандашом какие-то сложные звёзды в кругах и пёстро раскрашивал. Получилось что-то вроде цветных окон.
Это были первые подступы к позднейшим схемам, которые меня захватили через два года после. (Калмыков говорит о своём абстрактивистском проекте, 1919–1920 годы.)
♦ Копировал я сразу работы самых разных направлений по-своему. Эдуарда Мане «Бар» и «Олимпию» – одновременно с египетскими барельефами. Русские иконы – одновременно с Рембрандтом, Рафаэлем и Микеланджело.
♦ Перекладывал барельефы на живопись, а живопись на барельефы. Разные гаммы цветов. Разные фактуры. Ассирийские барельефы перекладывал на чистую и яркую живопись.
♦ Микеланджело превращал в нашлёпки сажей и белилами. «Танец» Матиса написал по-своему.