Страница 38 из 42
Когда рыбу ловили артелью, был обычай устраивать коллективную уху после лова, при этом произносили формулы и совершали действия, которые должны были обеспечить успешный промысел и в дальнейшем; «Общую уху, так конешно, поднимают [горшок с ухой над столом]. И говорят; «Попадись… Ловись, рыбка крупная и мелкая. Пошли, Господи, рыбакам на тоне, а нам на столе!» [тоня – это] пролубь, закидывают когда снасть» (Клочева А.А., 1920 г.р., с. Нокола); «Потом, варят вот первый день, ежели рыба попадется крупная, вот и варят на том илибо на другом [конце села коллективную уху] у ково-нибуть, вот, например, у меня. Я пришла, маме говорорю: «Мама, затопи пець, мужики велели уху сварить». Вот. нальют – сперва один бульен хлебают, а потом рыбу. Отломят кусоцек маленькой, тожо зафатят [захватят] все и трясут: «нам на столе, рыбакам на тоне, нам на столе, а рыбакам на тоне!» [Поднимают! миску, блюдо. За края [?] с кусоцком и приговаривают: «Нам на столе, а рыбакам на тоне!» [Тоня] – эго продуби (Османова М.С., 1926 г.р., с. Нокола): «Устраивали неводом ловили обязательно значит, уху общую варили […] Не говори што наелся: «Ел бы да мало» – штобы ловилась рыба больше. [Миску с ухой над столом не приподнимали? Наверно, было такое. Во время общей ухи говорили] повись, рыбка, большая, маленькая» (Сафонов А.А., 1931 г.р., с. Усачево).
В некоторых местах обшая уха была приурочена к празднику Петра и Павла: «Петров день што? Петры и Павлы дык рыба… Они веть рыбные святые. И их уж славили. В перву очереть как рыбы наловят, собираюца к озеру все. Малые и старые старики и рыбы наловят и оттуда привозят уже в Петров день. Варят общий котел ухи гам сколько полный накладывают рыбы. Эту рыбу сварят, эту уху каждый со своими сухарями. Заливают крошанку, ну вот пошли Петра да Павла славить. «Петры и Павл, пошлите нам. Господи, рыбки. Большой и маленькой». Как проговорим, так все, пошли крошанку заливать этой ухой» (Бирюкова А.А., 1917 г.р., с. Кречетово). Эти ритуальные трапезы призваны сохранить и приумножить рыболовецкую удачу – собираться всей деревней по случаю окончания жатвы, который был повсеместно распространен в Каргополье.
Комплекс рыболовецких обрядов охватывает целый год, составляя замкнутый цикл. С исчезновением рыболовецкого промысла как артельного, коллективного занятия, многое из ритуально-магической практики бригад рыболовов постепенно перешло в обиход любителей, которые сохраняют и развивают традиции рыболовов.
Александр Волков
Что нам поведают папирусы?
На протяжении тысячелетий люди беспрестанно утрачивали книги. Так, античная словесность, повлиявшая – начиная с эпохи Возрождения – на творчество почти всех мало-мальски значимых европейских писателей, на самом деле представляет собой скудные остатки огромного Собрания книг, накопленного к моменту падения Римской империи. Почти две трети всех литературных произведений, написанных античными авторами. погибли ввиду тяжких бедствий, постигших Рим, Александрию, Константинополь, или были утрачены по небрежению писцов, не всегда находивших время и силы для копирования языческих книг.
Впрочем, в засушливых районах Египта в последние два столетия регулярно обнаруживают все новые папирусы с фрагментами сочинений античных авторов. Что приносят эти открытия? Неужели нам удастся обрести давно исчезнувшие сочинения? Оправдан ли подобный оптимизм?
От времени пострадали даже самые знаменитые авторы древности: Эсхил, Софокл, Еврипид, Аристофан. Из более чем трехсот тридцати пьес, написанных ими, до нас дошли целиком только сорок три. Лишь по отрывочным цитатам или беглым упоминаниям мы знаем о других книгах. Сведения о них приходится собирать буквально по крупицам.
Еще меньше повезло лучшему комедиографу эпохи эллинизма Менандру. Долгое время его наследие считалось почти полностью утерянным. От остальных древнегреческих драматургов не осталось почти ничего, кроме мелких отрывков. Особенно сильно пострадало научное наследие. А ведь в науке крайне важна преемственность поколений! Сколько ученых потратили все свои силы, всю жизнь, чтобы заново открыть то, что уже было когда-то известно их предкам, но позднее утрачено. История науки полна «топтаний на месте» или ложных увлечений, чему причиной – забытые знания.
Когда теряются или забываются книги – памятные знаки, следуя вдоль которых ученик приходит к учителю, – тогда распадается связь времен. Непреодоленное прошлое вновь и вновь оживает, пока ученики все-таки не повторят открытие, давно сделанное их неведомым учителем, которого они так и не обрели. Ненаставленные на путь истинный ни одним пергаментом и ни одним папирусом, они остались в неведении.
Теперь история античной науки для нас – это, скорее, перечень анекдотов, связанных с именем того или иного ученого, или же список его сочинений, к которым не прилагается ни страницы текста. Так, до нас дошли лишь обрывки античной философии, и остается только благоговейно вспоминать тех средневековых богословов, чьими радениями довольно полно сохранены труды Аристотеля и Платона.
Убыль начинается с первого века греческой философии – с «семи мудрецов» (Фалес, Солон и другие), от которых остались лишь отдельные афоризмы: «Познай самого себя», «Соблюдай меру», «Плохие люди составляют большинство». Астроном, математик и путешественник Фалес, считавший «началом всего» воду – как близок его вывод современной картине происхождения жизни на нашей планете! – написал две книги – «О солнцестоянии» и «О равноденствии», но обе они не дошли до нас. Перечни трактатов, приводимые Диогеном Лаэртским в книге «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», на удивление обширны – тем печальнее думать о том, что большинство этих работ давно утрачено.
Среди исчезнувших произведений было немало политических трактатов: например, «Государство», одна из первых анархических утопий в истории человечества, сочиненная знаменитым киником Диогеном Синопским- Утеряны его диалоги и драмы. Мы поневоле связываем имя этого философа лишь с анекдотами: «жизнь в бочке», «Александр, заслоняющий солнце», «фонарь, с которым белым днем в людном городе не сышешь ни одного достойного человека»… Все прочее исчезло в потемках истории.
Терялись и работы, относившиеся к другим областям науки. Греческий математик Диофант, живший в III веке до новой эры, на страницах своей «Арифметики» исследовал решения линейных и квадратных уравнений с одним или несколькими неизвестными. Однако это основное сочинение александрийского ученого сохранилось не полностью. Было утрачено решение сотен задач. Европейским математикам нового времени пришлось все начинать заново.
Римский писатель Плиний сказал об астрономе Гиппархе, что тот «оставил потомкам в наследство небо», но от его рукописного наследия не осталось почти ничего, кроме второстепенного сочинения «Комментарии к Арату и Евдоксу». У самого Плиния утрачены книги о современной ему истории Рима и о войне с германцами.
В трудах историков особенно нетерпимы лакуны, ибо они оставляют нас без знания прошлого. Что толку заявлять, как сделал когда-то Тацит, что анналы твои будут написаны «sine ira et studio», «без гнева и пристрастия», если пристрастные писцы превратят их в набор хрестоматийных отрывков, подвергнув безжалостному сокращению.
«Анналы» и «История», два главных труда Тацита, состояли из тридцати книг. До нас дошло около половины этой исторической дилогии. Утрачены, например, описания событий, происходивших во время правления Калигулы (роковая для Рима эпоха!) и в первые годы пребывания у власти Клавдия. Утрачен, самое главное, рассказ о правлении Домициана, разгневанным свидетелем которого был сам Тацит. По короткой оговорке, брошенной им в «Жизнеописании Юлия Агриколы», можно догадаться, какой была ТА история: «Как наши предки были свидетелями того, до каких пределов может доходить свобода, так мы видели последнюю степень рабства». Увы, эти грозные инвективы бесследно исчезли во тьме веков, и новым поколениям европейцев еще в XX веке пришлось заново испытывать на себе «последнюю степень рабства».