Страница 27 из 42
«Я смотрела на старшеклассниц, и мне нравилось, что они уже носят бюстгальтеры, я не могла дождаться, когда же я одену бюстгальтер. И вот настал тот момент, когда я одела его и подумала, какая я стала уже большая. Но с девчонками мы так же бегали, играли в классики, зимой катались с горы на санках».
«Где-то в 6 классе началась следующая история: зимой темнеет рано. Мы учились во вторую смену. После уроков мальчишки бежали скорее вперед, выключали свет в коридоре, по которому мы должны были идти к раздевалке, хватали нас и ощупывали. Мы очень боялись этих моментов, группировались и пытались прорваться к раздевалке, к свету, где много народу».
«С мальчишками обнимались в построенном в парке шалаше, куда приносили одеяла, и ложились голыми на них и под одеяло, прижимались. Причем раздевались не в открытую, а под этим же одеялом. Среди парней именно в такой ситуации была всего одна девочка. Если присутствовало 2-3 девочки, об этом умалчивалось и даже не упоминалось. Парней было 2-3-4. Помню, что Д.Л. все время хотел попасть к нам, но его не брали. Он даже ревел. Не знаю, почему, но мне нравились подобные игры, но всегда очень долго «ломалась», прежде чем согласиться… Но со временем, годам к 12, это прошло как-то разом».
«Мы считали, что поцеловавшись с мальчиком, можно уже дружить с ним или с другим. Как будто поцелуй является границей между детством, в котором практически все разрешали родители, и тем, когда хочется делать все, но это не всегда будет приниматься родителями».
«…Некоторые рот вытирали, а потом бежали чистить зубы. Но зато потом дикая гордость: целовались!»
«В школе девчонки рассказывали, что научиться поцелуям можно с помощью помидора. Высасываешь сок из целого, спелого помидора, получается похоже на поцелуй».
«Когда мы немного повзрослели/ для нас появилось понятие «девичья честь». Это было свято. Мы считали, что кто не сохранил ее, тот либо проститутка, либо еще хуже. До нас не доходило, что все еще может быть по любви. И потому даже когда мы закончили школу, все девочки нашего класса – а их было 9 – были девственницами…»
Интересно, как четко девочки различают приставание-игру и наглое, насильственное приставание и как резко меняется их реакция, по сути, на одни и те же действия мальчиков. Возможно, подлинный критерий здесь – добровольность участия в подобных играх в первом случае (хотя даже теперь, через много лет, в этом почти никто не признается, но об этом можно судить по добродушному тону воспоминаний) и грубое насилие во втором, и теперь вызывающее подлинный гнев.
Между прочим, довольно рискованные игры тоже не свидетельствуют о заимствованной у телевизора распущенности – чаще всего это очень древние и!ры, известные всем фольклористам (кстати, слухи о полном целомудрия поведении деревенских девушек в давние времена очень сильно преувеличены). Подолы девушкам задирали испокон веку на святках, под юбки заглядывали на качелях, что не лишало приятности это занятие и не заставляло его прекратить.
О поцелуях в девичьей среде говорят много и подробно, и не только сплетничают Надо же выяснить, как это положено делать: куда девать нос, 1убы раскрывать или, наоборот, держать плотно сомкнутыми. Надо как следует потренироваться, чтобы не ударить в грязь перед любимым на всю жизнь мальчиком – тренируются на своей руке, на зеркале, старшие девочки демонстрируют свой опыт младшим.
Первый поцелуй, как правило, поступок чисто социокультурный – его совершают абсолютно сознательно и прежде всего для укрепления или повышения своего статуса. Удовольствия он обычно не приносит, но волнуются они при этом до дрожи в коленках, и очень боятся не соответствовать ожиданиям мальчика и «взрослым» нормам. Зато теперь можно с ложной скромностью отказаться от чести посидеть на картах перед гаданием: сидеть должна нецелованная девочка. Позже игры с поцелуями становятся излюбленными; их очень много, среди них есть совсем старинные и просто старые, вроде «фантов». Перенимают их младшие поколения у старших, часто привозят из пионерских лагерей.
Первая реакция практически всех моих знакомых на это исследование – недоверие. Прежде всего – обозначенной воспоминаниями хронологии событий: «Ну, как в 15 лет можно верить, что дети появляются от поцелуев? Да в школе к этому времени уже проходят анатомию, можно разобраться, если все это их интересует. Это не просто задержка развития , это кретинизм какой-то…»
Я по отношению к научным исследованиям исхожу из презумпции добросовестности. Конечно, девушек могла и память подвести, особенно когда речь идет о вещах столь щекотливых и не потерявших ни своей притягательности, ни жесткой нормированности. Но десять тысяч рукописных страниц – солидное свидетельство нравов среды и принятых в ней правил, даже если в угоду им кто-нибудь из девушек слегка сдвинул хронологию. По-моему, они недвусмысленно говорят о том, что в этой среде никакой сексуальной революции не было.
Дело ведь не в том, насколько лукавила та или иная девушка в своих воспоминаниях; и не в том, что, по всей вероятности, наиболее «продвинутые» студентки откликнулись на просьбу преподавателя пустой и краткой отпиской. И те, и другие имеют одни и те же представления о том, «как надо» вести себя в этой сфере, когда «правильно» становиться достаточно осведомленной, в чем допустимо признаваться, а о чем категорически нельзя упоминать даже анонимно (хотя, кажется, многие были откровенны безгранично).
Революция начинается с того, что опрокидываются нормы, то, в чем с гордостью признавались вчера, становится стыдным – и наоборот.
Многие усомнились и в том, что архаика в девическом сознании столь решительно побеждает современность, в том числе – и особенно – влияние телевидения. Естественнее было бы, на их взгляд, наблюдать не столь неоспоримую победу, а болезненное столкновение двух культур, двух систем представлений и ценностей. Наверное, для этого девических исповедей недостаточно, нужны другие методы исследований. Что ж, раз возникла идея этим заняться – Шадрине кое исследование уже было не напрасным. Оно сделало главное: удивило и обратило внимание на молчаливо обходимую нами сферу, показав, что ее можно и очень интересно изучать.
В этом собрании рукописей был еще один сюжет, который задел меня настолько, что я не Moiy его обойти – и обойтись без довольно обширного цитирования.
Не берусь объяснять такую закономерность, но ханжеское общество обычно проявляет склонность к жестокости. То есть, воспитывая своих детей в крайней невинности, в определенных случаях оно по отношению к ним же идет на крайне жестокое, циничное насилие. Будто бы провозглашая всеобщее обязательное целомудрие, общество само не слишком в это верит и при случае не прочь вывести вечно подозреваемых на чистую воду…
Именно так воспринимают все девочки школьные медосмотры и особенно первый свой поход к гинекологу.
«В школе часто были медосмотры, на которых «суровые» врачи просили приспустить трусики. Это воспринималось с такой паникой, – неужели их интересовало, сколько к одиннадцати годам у меня выросло волос на лобке, какие у меня груди и т.д. До сих пор не понимаю, как такие вещи врачи заставляли нас делать в присутствии других девочек (даже девочек!)».
«Нас чуть ли не всем классом заталкивали в кабинет, заставляли раздеваться по пояс, двери постоянно открывали, врачи ходили туда-сюда… Я чувствовала себя униженной».