Страница 82 из 109
— А правительство? — удивился я. — Неужели оно не может защитить вас? Ведь Линь-Шуй совсем рядом!
Лю Инь поднял на меня тоскливый взор и сгорбился ещё больше.
— Зачем мы им? Они сами боятся беззакония, творящегося вокруг. Окружили себя высокими стенами, отгородились от всей планеты… Будто бы эти стены и солдаты-наёмники спасут их! — печально усмехнулся рыбак. — Вот, Линь-Шуй уже пал, и никакая стена не спасла никого. Скоро и в Шаолинсеу придёт та же беда, и нашего дорого Чой Чо Рена разорвут в клочья. Если не вы это сделаете, то какие-нибудь хагетама доберутся до него. Этим ведь никакой человеческий закон не страшен, потому что они и не люди вовсе!.. Или найдётся ещё кто-то отчаянный и напористый, кто сумеет захватить здесь власть…
Лю Инь тяжело вздохнул.
— Раньше люди были другими, они были добрее, а теперь весь мир окутан мраком. Скоро останется только лечь и смиренно умереть, чтобы не видеть всего этого ужаса и не переносить всех этих унижений!
— Вы не верите в победу справедливости? — удивился я. — К чему все эти печальные мысли?
— Эх, вэйкурэн! — снова вздохнул Лю Инь, скорбно качая головой. — А где она, твоя справедливость? Разве не обещали нам её тридцать лет назад, когда повели народ под бело-синими знамёнами революции против прежней власти? И тогда полегло не мало!.. Но что это дало нам, простым гивейцам? Ничего! Ни Чой Чо Рен, ни его предшественник, старый пьяница Цин Бо, получив власть в свои руки, не сдержали данных ими обещаний. Всё разрушено, всё вокруг пришло в упадок… и ничего не изменилось на этой планете! Кто был богат, тот и остался богатым, как прежде, получив от новой власти намного больше, чем имел до революции. Богачи лишь сменили свою личину, чтобы не попасть под горячую руку новых вождей, но и эти вожди со временем сами превратилась в таких же бездушных богачей, алчущих выкачать из этой земли, из своего народа последнее! Наверное, даже сам Майкеру Горо, затеявший эту революцию по заветам легендарного Квой Сена, не думал, что всё так обернётся для народа Гивеи спустя годы…
Лю Инь остановился и тоскливо посмотрел назад, словно ища там подтверждения своих слов.
— Вы участвовали в тех событиях? — догадался я.
— Участвовал, — кивнул в ответ старый рыбак. — Даже был легко ранен в боях за Шаолинсеу. Но скоро я понял, что наши предводители не желают менять этот мир к лучшему — лучшему для народа Гивеи. Тогда я ушёл из армии и уехал в провинцию, на Южный материк, где жила моя семья… Тяжело было сознавать, что твои предчувствия с каждым днём всё больше становятся явью. Поэтому я перестал надеяться на лучшее, забыл обо всём. Посвятил себя жене и детям… Но и здесь мне не повезло. Похоже, боги за что-то гневаются на меня, только вот не пойму за что…
Лю Инь опустил глаза, потом добавил:
— Верно, сказал древний поэт:
У дома старосты в тени навеса сидели какие-то люди, в белых одеждах и оживлённо беседовали.
— Цао-гун! — Лю Инь обратился к одному из них — пожилому мужчине с седой головой и густыми белёсыми усами под тяжёлым мясистым носом.
Староста поселковой общины, восседавший на крепком резном стуле с высокой спинкой, не без интереса взглянул на Лю Иня, затем перевёл взгляд на меня. Его чёрные глаза, полу прикрытые опухшими веками, смотрели изучающее и холодно. Цао-гун был довольно тучен и, судя по всему, неповоротлив. Наверное, поэтому он носил просторную длинную рубаху на голое тело, которая совсем не сковывала движений, и свободные широкие шаровары.
— А! Это ты Лю Инь! — приветливо воскликнул староста. — Проходи, проходи к нам! Не стой там, как гость! Что привело тебя сюда в столь ранний час?
Лю Инь подошёл ближе, смиренно сложив руки и приветствуя собравшихся здесь людей.
— Достопочтенный Цао-гун! Я пришёл просить вашей помощи, — сказал он, останавливаясь подле старосты.
— Помощи? Ты же знаешь, уважаемый Лю Инь, что я мало что могу теперь, — развёл руками Цао-гун. — Разве под силу мне открыть здесь больницу или школу для твоих детей?
Он вполне искренне опечалился и покачал тяжёлой головой.
— Я знаю, что ты хочешь, чтобы твои дети получили хорошее образование. У тебя славная дочь… и сын. Но я не всесилен! Может быть, тебе перебраться на свободные территории или в столицу? Говорят, теперь там люди с Земли учат наших детей в своих школах и заботятся о больных.
Староста снова взглянул на меня, словно, последние его слова были обращены именно ко мне. Моё ухо даже уловило в его голосе лёгкую насмешку.
— Всё это так, достопочтенный Цао-гун. Но как я могу уехать отсюда? — печально развёл руками Лю Инь. — Да и не с этим я пришёл к вам сегодня.
— Чего же ты хочешь?
Цао-гун с интересом посмотрел на него.
— Мой гость… — Лю Инь обернулся ко мне. — Он был тяжело ранен. Я нашёл его на берегу реки, в сорока милях отсюда. Этот вэйкурен говорит, что попал в большую беду и хочет позвать на помощь своих друзей, так как сам ещё не здоров. Его друзья находятся сейчас в Шеньлун…
— И? — Цао-гун выжидательно посмотрел на Лю Иня.
Видя, что тот неловко переминается с ноги на ногу, я решил взять инициативу в свои руки и объяснить старосте чего хочу от него.
— Уважаемый Цао-гун! Мне необходимо дать знать о себе моим товарищам, которые, возможно, считают меня погибшим. Но я едва стою на своих ногах и не могу пойти к ним сам. Я хотел просить вас послать кого-нибудь в Шеньлун или в Линь-Шуй с весточкой от меня. Кого-то из ваших доверенных людей. Мне очень нужна ваша помощь, уважаемый Цао-гун! Мне больше не к кому обратиться здесь. Моя беременная жена попала в беду, и я должен спасти её.
— Всё это печально, вэйкурэн, но ты хочешь от меня невозможного! — снова покачал головой староста. — Как я могу помочь твоей беде, навлекая ещё большие бедствия на своих односельчан? Разве ты не знаешь, что все дороги вокруг нас находятся во власти безжалостных хагетама? Кто из нас отважится помогать тебе, рискуя собственной жизнью?
Он развёл руками и обвёл взглядом присутствующих людей. Те одобрительно закивали головами.
— Я знаю это, но я думал, что…
— Нет, нет! — перебил меня Цао-гун, решительно поднимая руку. — Разговаривать об этом бесполезно! Спроси у любого в посёлке, будут ли они рисковать ради тебя? У всех есть жёны, дети. Мы мирные люди, и твоя война — не наша война!
— Значит, вы не поможете мне?
Я в последний раз взглянул ему в глаза. Они сделались непроницаемыми.
— Нет.
Цао-гун перевёл взгляд на своих гостей, всем видом давая понять, что разговор на этом окончен. Охваченный ещё большим отчаянием и печалью, я развернулся и заковылял обратно к дому Лю Иня. Рыбак догнал меня на середине площади. Он тяжело дышал и стыдливо опускал глаза.
— Не обижайся на него, Камал, — промолвил он. — Цао-гун сказал правду.
— Неужели нет какой-нибудь лесной или горной тропы, по которой можно безопасно добраться до города? — в сердцах воскликнул я.
Лю Инь ничего не ответил, лишь беспомощно развёл руками.
Глава восьмая Тропой мотылька
Дни потекли неспешной чередой — один походил на другой. Я метался в отчаянном бессилии, кляня себя за излишнюю самонадеянность. Засыпая с тревогой за Юли, я просыпался с мыслями о ней. Возбуждённое воображение рисовало самые мрачные картины, которые повергали меня в ещё большее уныние.
А вокруг меня проходила жизнь рыбацкого посёлка — размеренная, неторопливая, наполненная повседневными заботами, печалями и бесхитростными радостями. Время шло, и, присматриваясь к этой жизни, я стал замечать в её вынужденной архаике, казавшейся совсем неуместной среди современных достижений науки и полётов к звёздам, отдельные, выхваченные моим взглядом, яркие штрихи. Они вспыхивали в серой повседневности, наполненной усилиями борьбы за выживание, ослепительными искрами, заставляя меня взглянуть на этот мир, на этих людей совершенно по-иному.