Легенда о Вавилоне

В христианской традиции Книга Исайи тоже сыграет колоссальную роль, а ее автора будут ставить выше любого из ветхозаветных пророков. Как уже упоминалось, связано это с тем, что лишь у Исайи можно найти пророчество о событии, для христиан наиважнейшем: «Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет, и родит Сына, и нарекут имя ему: Еммануил»[349]. Именно на этот фрагмент будут ссылаться евангелисты, рассказывая о рождении Христа[350]. Тексты Исайи в Новом Завете упоминаются чаще остальных пророческих книг, особенно в Евангелии от Луки и Посланиях апостола Павла. Часто ссылается на Исайю и «Мишна» — первая и основная часть еврейского Талмуда, составленная примерно в I–III вв., почитали пророка и в секте кумранитов, существовавшей на рубеже эр: среди принадлежавших им рукописей Мертвого моря[351] есть полный текст Книги Исайи, являющийся старейшим манускриптом какой-либо из книг Библии. Кажется неслучайным такое внимание к речениям и образам Исайи во времена разлома античного мира и зарождения новых религий и духовных традиций. И сам Спаситель будет неоднократно цитировать первого из великих пророков[352].

Вкупе с высоким литературным уровнем и эсхатологическим характером Книги Исайи все это обеспечило ей продолжающуюся по сей день жизнь не только религиозную, но и культурную. Напомним, что в узком смысле под эсхатологией подразумевается учение о конце света, в несколько более широком — предсказание о грядущих вселенских катастрофах и преображении мира[353]. Именно такими образами заполнена Книга Исайи: страшному наказанию подвергнется как Израиль, так и окружающие его государства. Бог, впрочем, спасет «народ Свой»: «И возвратятся избавленные Господом, придут на Сион с радостным восклицанием; и радость вечная будет над головою их»{83}. Считается, что многие эсхатологические фрагменты Книги Исайи — более позднего происхождения, особенно картина конца света: страшного наказания земли и торжества Господа, содержащаяся в главах 24–25. Ее финал: «Поглощена будет смерть навеки, и отрет Господь Бог слезы со всех лиц»{84}, — тоже был впитан христианством: «Тогда сбудется написанное: “поглощена смерть победою”»[354].

Поэтому в Средние века, да и позже, например в период Французской революции, Книга Исайи была одним из наиболее часто читаемых текстов Ветхого Завета, особенно в те моменты, когда казалось, что подступает время тяжелых испытаний, вызванных неимоверными грехами человеческими. А было это достаточно часто, чтобы не сказать всегда.

Иерусалим уцелел и покорился империи. В скупых сведениях, донесшихся из первой половины VII в. до н.э., сообщается, что время наступило мирное и подобострастное. Дань ассирийцам платилась исправно, а иудейский царь от излишнего раболепства даже пытался ввести у себя на родине культ своего сюзерена, возводя обильные «жертвенники Ваалу» и даже поставив «истукана Астарты» в иерусалимском храме{85}. Надо заметить, что религиозной покорности ассирийцы не требовали. Будучи людьми прагматичными, они не слишком заботились о чужих духовных материях. Остается неясным: то ли иудейский властитель перестарался в своем низкопоклонстве, пытаясь ублажить повелителей, то ли все эти неприятные события приписаны ему post factum, когда «проассирийскость» вышла из моды. Подобное заключение вовсе не невероятно: Езекия, при котором страна чуть не погибла, выведен в Ветхом Завете в качестве положительного персонажа, а его наследник Манассия, при котором страна на полвека пропала с победных стел ассирийских царей и довольно мирно жила, заклеймен как идолопоклонник, сделавший «такие мерзости, хуже всего того, что делали Амореи»{86}.

Добавим, что в Книге Паралипоменон (поздней альтернативе Книгам Царств) приведен странный рассказ о том, как коллаборационист Манассия был зачем-то уведен военачальниками царя Ассирийского в цепях «в Вавилон». Там по неясным соображениям он раскаялся в своем отступничестве и, вернувшись, низверг «чужеземных богов» и «восстановил жертвенник Господень» (гл. 33). В Септуагинте к этому прибавлена «Молитва Манассии, царя Иудейского, когда он содержался в плену в Вавилоне», отсутствующая в еврейском тексте. Похоже, что таким образом поздние авторы ретроспективно наказали Манассию за культовые прегрешения. Книга Царств сообщает, что Манассия улучшил иерусалимские стены, что свидетельствует о благополучном состоянии государственных дел и тоже противоречит отрицательной оценке его деятельности. Когда же ассирийский царь Асаргаддон в 674 и 671 гг. до н.э. шел на Египет, то Иудея, судя по всему, опять не пострадала. Видно, Манассия и уберег родину. Так что совершенно не понятно, каким образом можно заслужить благодарность потомков[355].

Дальше, вплоть до последней четверти VII в. до н.э., наш главный источник — Книга Царств — об иудейских делах молчит. Потому оставим на несколько десятилетий тихие палестинские равнины и вернемся в Месопотамию, которая в те годы была ареной непрерывной борьбы между двумя титанами передневосточной истории: очередная диверсия вредного Мардук-апла-иддина стала только следующей главой в вавилонско-ассирийском противостоянии.

Столетняя месопотамская война и ее загадочные закономерности

Больше десяти лет Синаххериб ходил в походы на юг, причем, по большей части, успешно. Однако очень долго ему не удавалось окончательно подавить сопротивление противника. Это наводит на размышления. Складывается ощущение, что насколько ассирийскому царю удавалось достичь целей военных, настолько ему не везло в предприятиях чисто политических. Мардук-апла-иддина, многократно битого им на поле битвы, Синаххериб так и не поймал: случай довольно уникальный в древней — и нынешней — истории[356]. Троекратное, как минимум, возвращение побежденного халдейского вождя в вавилонские пределы свидетельствует о том, что в южной Месопотамии ему было на кого опираться. Все эти люди предпочитали идти за ним снова и снова, но не покориться пока еще неостановимому ассирийскому могуществу. Вообще, какие только, как сказали бы сейчас, конституционные схемы ни предлагали ассирийцы вавилонянам за сто с лишним лет — от Тиглатпаласара III до Ашшурбанапала, последнего из великих ассирийских владык — и ни одна южанам не подошла!

Второе наблюдение даже интереснее первого: стоило Синаххерибу посадить на трон в Вавилоне какую-нибудь марионетку, как тот либо немедленно терял власть, либо постепенно перерождался и через несколько лет начинал устраивать антиассирийские мятежи. Наилучшим образом себя показал только старший сын Синаххериба: то, что его пришлось направить в Вавилон, свидетельствует о важности контроля над Городом. Однако патриотичные вавилоняне попросту предали его во время очередного эламского вторжения, после чего наследник престола был уведен в чужеземный плен, где и погиб. Все это наводит на мысль о том, каково было общее настроение населения — и городского, более исторически «аккадского»[357], и сельского, наверно, более халдейского по происхождению. Кажется, впрочем, что города северной Вавилонии были настроены гораздо более проассирийски. Не исключено, что их жители имели какие-то выгоды от нахождения в составе империи, в какой-то мере соперничали с Вавилоном или не хотели рисковать своим благополучием. Сходный феномен описан в истории иных освободительных войн. В таких случаях всегда есть довольно большая прослойка населения, которой выгоден статус-кво. Этого явно нельзя сказать о самих вавилонцах, восстававших против Ассирии многажды и немало за это претерпевших. Мы уже говорили о том, что есть соблазн приписать выживаемость Вавилона способности его жителей адаптироваться к завоевателям — амореям, касситам, арамеям, в какой-то момент даже ассирийцам, и культурно их ассимилировать.

349

Ис. 7:14. Не менее значимые с христианской точки зрения фрагменты Второ-Исайи и Книги Даниила будут обсуждены ниже.

350

Матфей (1:23) и, чуть завуалированно, Лука (1:31). Слово «дева» впервые появляется в Септуагинте, не вполне отражая использованное Исайей древнееврейское слово (alma, עלמה), означающее скорее «незамужнюю молодую женщину», нежели «девственницу» (betula, בתולה). Этот факт все время муссировался по ходу иудео-христианских религиозных диспутов Средневековья. Не стоит интерпретировать это, как упущение древних переводчиков. Представляется, что данное словоупотребление было отнюдь не ошибочным уже для людей эпохи эллинизма: ведь Септуагинту, согласно родившемуся тогда же преданию, одобрил иерусалимский синедрион. И случайно ли, что этот фрагмент текста сыграл такую роль в последующей духовной истории человечества?

351

Так называют тексты, обнаруженные в 1947 г. в пещерах на северо-западном побережье Мертвого моря, недалеко от городища Хирбет-Кумран. Они принадлежали членам обособленной иудейской религиозной общины II в. до н.э. — I в. н.э. Обсуждению этих текстов, истории кумранской общины, ее возможной связи с генезисом христианства посвящена обширная литература. На рус. яз. см.: Тексты Кумрана. Вып. 1 / Пер. И. Д. Амусина. М., 1971; Тексты Кумрана. Вып. 2 / Введ., пер., комм. А. М. Газова-Гинзберга, М. М. Елизаровой, К. Б. Старковой. СПб., 1996.

352

Из наиболее известных эпизодов укажем окончание рассказа о призвании Исайи, когда он «услышал голос Господа», который возвестил пророку: «Пойди и скажи этому народу: слухом услышите, и не уразумеете; и очами смотреть будете, и не увидите. Ибо огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтоб Я исцелил их» (Ис. 6:8–10). Этот образ используют все Евангелисты, Иоанн придает ему форму прямой цитаты: «Потому не могли они веровать, что как еще сказал Исайя, “Народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видят глазами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтоб я исцелил их”» (Иоан. 40:39–40).

353

От греческого έσχατος — последний, конечный. В данном случае речь идет об универсальной эсхатологии, рассматривающей судьбы всего мира, в отличие от индивидуальной эсхатологии, относящейся к посмертной судьбе отдельной души. Подробно: Аверинцев С. С. София — Логос. С. 512–521.

354

1 Кор. 15:54. Напомним еще один образ того же пророчества Исайи: «И сказал я: беда мне, беда мне! увы мне!.. Ужас и яма и петля для тебя, житель земли!» (Ис. 24:16–17). Более чем две с половиной тысячи лет спустя поэт использует эти слова для описания всей истории человечества: «Горе! Горе! Страх, петля и яма / Для того, кто на земле родился, — и специально подчеркнет божественность данного знамения: — Это… золотые пальцы / Нам показывают… что случилось, / Что случается и что случится» (Гумилев Н. С. Звездный ужас).

355

Существует версия: Манассия восстал, воспользовавшись обострением ассиро-вавилонской борьбы, и был взят в плен победившими ассирийцами, но прощен ассирийским царем, который решил, что «милость к падшим» более уместна, чем классическая ассирийская жесткость. Это объяснение, на наш взгляд, притянуто за уши: проглядывает прекраснодушие университетских историков. Свидетельств в пользу такой версии нет, ассирийские анналы упоминают Манассию в числе данников, которые должны были внести свой вклад в строительство новой столицы — Ниневии. Подобная теория не объясняет, почему Манассия выведен библейскими историками в отрицательном свете.

356

Значит, и предателей не нашлось, и тайные службы работали у ассирийцев не слишком эффективно.

357

Главным языком Междуречья к тому моменту стал арамейский — возможно, отчасти этот процесс ускорили массовые переселения, практиковавшиеся ассирийцами.