Страница 21 из 43
Е. Ясин: – Гайдар не был во главе правительства, он был просто заместителем председателя правительства РСФСР. Первым заместителем председателя был Бурбулис, и председателем правительства был Борис Николаевич Ельцин. Так сделали, чтобы во главе правительства был известный лидер, за которого тогда могли бы проголосовать в парламенте, в Верховном Совете. А Гайдара не знал никто, кроме узкого круга людей.
Они начали работу с того, что сели в Архангельском и сразу вместо программ стали писать указы, проекты законов, постановления правительства, а не программы. И все же я бы не сказал, что у них отсутствовала программа. У тех, кто занимался макроэкономикой, кто должен был наиболее компетентно судить об этом первом шаге рыночных реформ, было достаточно ясное представление относительно того, что делать, и особых сомнений не было.
В 1990 году, незадолго до того как началась работа над программой «500 дней», в городе Шопрон в Венгрии собрался удивительный научный семинар. Мне очень повезло, что я там был. Там было много мировых авторитетов, ученых «с именем», таких, как Билл Нордхаус, Джо Мартин-Пек и так далее – в основном из Йельского университета, но также из Гарварда, из европейских университетов. А с российской стороны было практически все будущее российское правительство – и Гайдар, и Шохин, и Чубайс, и многие другие люди, которые через два года стали министрами, важными чиновниками – теми, кто взял на себя основную работу по реформированию российской экономики. И тогда же было примерно сформулировано то, что должно было произойти при переходе от плановой крыночной экономике.
Три ключевых слова – это «либерализация», «приватизация», «финансовая стабилизация». Либерализация предполагала прежде всего освобождение цен, снятие государственного контроля над ними. Она предполагала также открытие экономики, то есть снятие монополии на внешнюю торговлю, разрешение всем организациям выходить на внешний рынок. Она означала освобождение курса рубля, переход к рыночному свободному курсу национальной валюты, определение ее стоимости на рынке. Вот все эти три ключевых слова должны были разворачиваться в программах. В сущности, программа «500 дней» тоже опиралась на эти три ключевых слова и описывала то, что надо было сделать. Тут разногласия и различия были в деталях, но не по существу.
И всем было ясно, что мучений гораздо меньше при быстром продвижении по этому пути. С другой стороны, эти шаги можно смягчить в каждый конкретный момент, но при таком эволюционном подходе в той ситуации дело растянулось бы на гораздо более длительное время. И главные разногласия были как раз в этом: быстро или медленно, начинать с либерализации или с приватизации. Скажем, был спор между Гайдаром и Явлинским, Явлинский критиковал Гайдара за то, что тот сразу либерализацию цен устроил и сразу жесткий бюджет, из-за чего начался кризис неплатежей, а нужно было начинать с приватизации, с демонополизации. История разберется…
А. Князева: – Тем не менее Гайдар вошел в нашу экономическую историю как человек, который подарил нам реформы, и, по-моему, об этом не стоит забывать.
Е. Ясин: – Спасибо, что вы об этом напомнили. Я хочу подтвердить и сказать, что у меня был не так давно разговор с молодым российским предпринимателем новой волны. Энергичный, образованный, удачливый в своем бизнесе. И я ему говорю: «Как вы считаете, правильно ли поступил Гайдар?» Он говорит: «Ой, только не Гайдар». Почему? Но вот сложилось у всех такое впечатление, что именно Егор Тимурович нанес непоправимый ущерб нашей экономике. Это неправда. Егор Тимурович сделал колоссальный вклад в то, что мы все равно должны были бы сделать.
Я вспоминаю свой разговор с ним в конце октября 91-го года, буквально за неделю до того, как его назначили вице-премьером. Я его спросил, «Что ты, собственно, собираешься делать? Вы же работаете с Ельциным. Я хочу просто иметь представление отвоем плане». И он ответил: «Коротко я могу сказать: то, что нам предстоит сделать, все равно очень болезненно. Я знаю, все равно скажут, что мы очень жестокие плохие люди. Но мы можем это сделать только в двух случаях: либо при диктатуре, либо с лидером, у которого очень большая харизма, колоссальный авторитет. Слава богу, в нашей стране сейчас невозможна диктатура, но у нас есть политический лидер с такой харизмой и с таким авторитетом, мы можем опереться на него и сделать ту работу, которую, может быть, должны были бы сделать коммунисты, но они ее не сделали».
Вот, собственно, с пониманием этого обстоятельства и он, и его товарищи, и я вместе с ними, хотя я постарше и отношусь к другому поколению, пошли на эти реформы, зная, что они славы, по крайней мере, в течение ближайшего десятилетия не принесут. Принесут проклятия, но нужно иметь волю и силы для того, чтобы это перенести и все-таки это сделать.
Конечно, можно было многое сделать лучше. Можно было не допустить инфляции в двадцать шесть раз в течение одного года, и мы знаем сейчас, какие конкретно шаги мы не должны были предпринимать. Например, надо было не повышать цены на нефть в январе 1992 года, а просто их освободить, либерализовать, и это было бы лучше.
Я бы сказал, что, конечно, мы не построили рыночную экономику, даже и за 500 дней. Но мы создали некий генотип, из которого рыночная экономика могла развиваться. В этом, собственно, была сущность того, что можно назвать шоковой терапией или программой «500 дней», этого рывка или тогда еще применяли английский термин «big bang» – «большой скачок». Вот вы его производите, после этого переходите в другую колею и можете двигаться уже по ней. Она имеет свою судьбу. Но мы проводим те решаюшие преобразования, которые позволяют событиям развиваться спонтанно, необязательно с участием правительства, не через судьбоносные решения. До этих реформ и мы не видели никакой перспективы, с каждым днем очереди длиннее, продуктов все меньше.
А. Князева: – Стоит вспомнить, какой шок испытывали люди, которые попали в настоящий московский супермаркет, когда вместо одного сорта колбасы мы получили возможность выбирать из двадцати, когда перестали выдавать карточки и талончики на продукты.
Е. Ясин: – Моя жена до сих пор хранит «визитки москвича», с которыми мы ходили в магазин. Да, это как раз то, что мы быстро забыли. Мы стали говорить о новых трудностях, нам стало не хватать денег. Появилось много бедных, и мы стали смотреть: вон сколько бедных, а кто-то ездит на шестисотом «мерседесе». И это правильно. Мы не стали жить легче. Мы стали жить, может быть, труднее, но иначе, и у нас появилась перспектива.
Возвращаясь к вашему замечанию: ну, будь у Гайдара программа – от ее появления ничего бы не изменилось. Может быть, прочитало бы ее сто человек, они все равно знали и понимали, что происходит, что будет. Это и не ослабило бы критику в адрес Гайдара, в адрес его правительства. Все время нарастало сопротивление. Практические усилия по финансовой стабилизации, по борьбе с инфляцией были сорваны уже в мае 1992 года. Затем в августе председателем Центрального банка стал господин Герашенко, и он произвел целый ряд акций, которые уже привели к наполнению оборота деньгами и скачку цен. Итог был, что в декабре Гайдара отправили в отставку, премьер-министром стал Черномырдин, и политика стала немножко другой, не такой решительной. Но все-таки дело было сделано.
Для меня именно тут проходит разграничительная линия между двумя экономиками. Всю жизнь прожил с этим дефицитом, когда ничего нельзя достать. Зарабатываешь деньги, не зарабатываешь – все равно. Никаких стимулов нет, и жизнь только хуже и хуже делается. Я вспоминаю март 1992 года. Съезд народных депутатов, Гайдар подал в отставку, было такое ужасное столкновение. И тогда нам показали письмо от пенсионеров из города Котласа, которое они направили своему депутату, отнюдь не стороннику Гайдара. Они писали: «Конечно, цены очень выросли, и нам тяжело. Но ради бога, не делайте так, чтобы опять цены были заморожены. Потому что мы сейчас хотя бы 100 грамм колбасы можем купить. А раньше, хотя цены были дешевые, но мы просто забыли ее запах…». Никто не мог обвинить пенсионеров в каких-то политических симпатиях или антипатиях…