Страница 83 из 127
— Разве это я? — воскликнула Софья Андреевна, пожимая плечами. — А как жаль мне этого садика, — обратилась она к Катерине Александровне. — Он, кажется, был такой миленький. И для детей это полезно.
— К сожалению, им почти не пользовались дети, — отвечала с улыбкой Катерина Александровна. — Он был просто одним украшением. Они продолжали шить в душных комнатах, хотя в саду было и свежее, и лучше.
— Идиотизм! — пожала плечами Софья Андреевна.
— Не самый крупный, — насмешливо усмехнулась Катерина Александровна. — У нас, например, учили до сих пор детей так, что они при выходе из приюта не умели правильно написать двух строк и не знали порядочно первых правил арифметики… Зато они отлично пели херувимскую…
В комнате послышался смех.
— Это, вероятно, для смягчения нравов, — засмеялась Софья Андреевна.
— Но чтобы нравы не смягчились через меру, взрослых воспитанниц секли публично, — окончила Катерина Александровна тем же тоном.
По лицам присутствующих пробежали неприятные гримасы.
— Здесь что шаг, то противоречие и нелепость. Детей учат настолько, чтобы они ничему не научились. Заботятся о смягчении нравов и обращаются с детьми хуже, чем с прислугой. Хотят приготовить их к работе и учат только шитью белья, то есть самой невыгодной работе, хотя так же легко было бы научить детей шить платья, что гораздо прибыльнее. Спасают детей от нищеты и кормят их хуже, чем кормят нищих, — проговорила Катерина Александровна.
— Ну, кузен, — обратилась Софья Андреевна к молодому человеку, делавшему шутливые замечания в начале разговора, — будете вы утверждать, что мне нечего делать, что на мне не лежит множества тяжелых обязанностей?
— Их, впрочем, облегчат ваши помощницы, — улыбнулся кузен.
— Да, да, на вас я полагаюсь, как на каменную гору, — весело обратилась Софья Андреевна к помощницам.
— Это наш долг, — чопорно вставила свое слово Постникова, потупив глазки.
— Только бы свыше не помещали, — заметила Катерина Александровна.
— А хитрость? Это женская сила.
— Это сила рабов, кузина, — заметил кузен.
— А мы разве не рабыни?
За столом посыпались перекрестные остроты и шутки. К Катерине Александровне обратилась сидевшая рядом с ней девушка с бойкими глазами и вздернутым носиком.
— Вы думаете, что можно что-нибудь сделать? — спросила она.
— Конечно, можно, — ответила Катерина Александровна. — Вот я сделала хоть то, что буду учить детей сама.
— Но вы одни не успеете научить их всему.
— Тем более что я сама знаю очень немного, — досказала Катерина Александровна.
Молоденькая девушка взглянула на нее с удивлением: ее поразила простота этого признания.
— Ну, мы все, конечно, немного знаем, — заметила она, как бы поясняя мысль Катерины Александровны.
— А я менее других, — сказала Катерина Александровна. — Я сама еще учусь, учусь урывками, без учителей… Впрочем, я знаю настолько, что могу учить этих детей… Мне кажется, что прежде всего нужно бы обновить весь состав приютских властей; нужно ввести учительниц и кроме того нанять модистку, чтобы дети научились шить платья… На это нужны средства — и вот здесь-то будет камень преткновения для Софьи Андреевны.
Обед кончился, все встали.
— Софи, — обратилась бойкая девушка к Софье Андреревне, — mademoiselle Прилежаева думает, что ты не сделаешь ничего не по своей воле, а по недостатку средств.
— Кстати, поговорим об этом, — произнесла Софья Андреевна, закуривая пахитосу и увлекая девушек в угол гостиной на маленький диван. — Вы мне уже заметили об этом при нашем первом свидании, — обратилась она к Катерине Александровне. — Нужно изобрести средства.
Катерина Александровна посмотрела на нее недоумевающими глазами.
— Дети делают заказную работу? — спросила Софья Андреевна.
— Да.
— Эти деньги все сдаются в комитет?
— Да.
— Ну, вот мы и нашли первый источник.
Катерина Александровна улыбнулась.
— То есть вы хотите сказать, что не следует всего сдавать в комитет?
— Конечно!.. Бог мой, разве мы упитанных тельцов должны еще более откармливать? Нужно давать им как можно меньше и оставлять для детей как можно больше.
— И вы думаете, что это не сделается известным на другой же день комитету? — горячо спросила Катерина Александровна. — Здесь у стен уши, здесь у каждой замочной скважины глаза! Вы думаете, что завтра уже не будет известно, что говорила я за столом, что отвечали вы, как разместились мы теперь за кофе, как вы шептались со мной?
Лицо Катерины Александровны разгорелось и воодушевилось.
— Здесь все гадко, начиная с комитета и кончая судомойкой…
— Ну, и долой их всех, — решила Софья Андреевна.
— Членов-то комитета?
— Нет, я о судомойках говорю… Неопасные враги не страшны!.. Мы только приют обновим…
Катерина Александровна рассмеялась.
— Значит, и мне придется выйти, — с улыбкой заметила она.
— Фи! — сделала гримаску Софья Андреевна и покачала головой. — Я людей узнаю с первой встречи. Мы, женщины, по недостатку опытности, по недостатку серьезных знаний должны верить первым впечатлениям. С вами я как будто век жила… Скажите, пожалуйста, этот скелет всегда так взбивает свои три волоса? — засмеялась Софья Андреевна, указав глазами на Марью Николаевну.
— Она еще переживает годы сантиментальности, — рассмеялась Катерина Александровна.
— Софи, ты не находишь сходства в этой толстой со старой ключницей бабушки? — спросила бойкая девушка указывая на Зубову.
— Я, душа моя, чуть-чуть не спросила ее: как ты сюда попала, Авдотья? — рассмеялась Софья Андреевна. — Нет, нет, мы все это очистим, — серьезно проговорила она и вдруг обратилась к Катерине Александровне с совершенно неожиданным вопросом: кажется, Александр Николаевич Свищов засматривается на ваши глазки?
Катерина Александровна вспыхнула до ушей и растерялась.
— Право, не знаю, засматривается ли он на мои глаза, — проговорила она в смущении. — Но я ему очень благодарна за то, что он доставил мне место учительницы…
— Ну, даром он не стал бы хлопотать, — решительно произнесла Софья Андреевна.
Катерина Александровна окончательно растерялась. У нее захватило дыхание.
— Кажется, я ничем не могла заплатить за его хлопоты, — начала она в волнении. — Я…
— Что это вы? — весело воскликнула Софья Андреевна, заметив смущение молодой девушки. — Я и не думала, что вы чем-нибудь заплатили за его хлопоты. Но он-то хлопотал ради ваших глаз… Еще раз говорю, что даром он ничего не сделает и никогда не похлопочет, — ну хоть бы об этом скелете, — Софья Андреевна указала глазами на Постникову. — Его нужно в руках держать.
— К сожалению, я не стану играть в эту опасную игру, — холодно заметила Катерина Александровна.
— Опасную? С ним-то? Бог мой, какое вы дитя! — воскликнула Софья Андреевна. — Ведь он и за мной ухаживает, ухаживает за каждой не совсем дурной лицом женщиной. Это один из рыцарей хорошеньких женщин.
Катерину Александровну смущал тон речей Софьи Андреевны. Молодая девушка не привыкла еще к подобным разговорам, и в ней был еще большой запас того чувства, которое называется женщинами, подобными Софье Андреевне, «мещанской чопорностью», «мещанским жеманством». Катерина Александровна поспешила переменить разговор и перешла к толкам о необходимости научить детей шить платья, о возможности устроить при приюте кухню, из которой отпускалось бы на сторону за деньги кушанье.
— Детей готовят в горничные, в кухарки, в жены небогатых мужчин, но в то же время их учат только шитью белья и заставляют дежурить на кухне, где приготовляют только горох, кашу и щи, — горячо говорила она. — Этого слишком мало. Горничная должна уметь шить платья, кухарка должна уметь готовить кушанье. Наконец, в небогатом семейном быту без этих знаний нельзя обойтись…
— Да, да, это все надо обсудить, — ответила Софья Андреевна, вставая и присоединяясь к остальным гостям; через минуту в комнате слышался ее звонкий смех.