Страница 82 из 127
— Многоуважаемая Дарья Федоровна, — говорил он в заседании комитета, — полагает, что Софья Андреевна Вуич слишком молода для такой обязанности, как обязанность начальницы приюта… Но это… это, можно сказать, находка. Да, именно находка!.. У нас была уже пожилая начальница, и что же вышло? Спрашиваю вас, господа: что вышло?.. Упущения, злоупотребления, беспорядки, распущенность детей… Помилуйте, могло ли иначе быть?.. Она была стара, слаба: она не могла усмотреть за всем, у нее не было этой… этой расторопности… да, да, именно расторопности… А между тем девочки — это огоньки, огоньки!.. Нужны глаза да и глаза за ними, нужны крепкие руки, чтобы удержать их в узде…
— Ах, их нравственность в ужасном положении! — вздохнула Дарья Федоровна и обратилась к богу: — Господи, сохрани их!..
— Совершенно справедливо, совершенно справедливо! Нравственность в ужасном положении! — оживился Свищов. — Но от чего? Оттого, что слепые глаза не могли уследить за нею, дряблые… да, именно дряблые руки ив могли сдержать их… Конечно, Софье Андреевне можно отказать в ее просьбе, можно найти другую… какую-нибудв старуху, но в таком случае, говорю вам, мы снова оставим приют при старых порядках… Нам нужно обновить его… прогрессировать… Этого требует дух времени…
— Я решилась церковь построить, — произнесла графиня. — Пусть ежедневно, ежечасно вид храма божия напоминает детям об их отце небесном…
— Ну, матушка, теперь не из чего нам храмов строить, — произнес с раздражением муж Дарьи Федоровны. — Это опять новые выдумки!
— Я ни у кого не прошу, я из своих сумм строю церковь, — ответила Дарья Федоровна. — Это не касается комитета…
— Но это меня касается! Я не желал бы этого, — горячо и строго промолвил граф, сильно напирая на слова «меня» и «я».
Свищов поспешил прервать начинающуюся ссору супругов.
— Мы, однако, уклонились, — начал он, — уклонились от вопроса о начальнице.
— Да, но вы понимаете, что вопрос о постройке храма очень важен, — загорячился граф Белокопытов.
— Позвольте собрать голоса, — произнес с секретарской вежливостью и скромностью Ермолинский, приподнимаясь на четверть от стула и выставляя туловище вперед.
Свищов бросил ему одобрительный взгляд.
— Кажется, почтенный Александр Николаевич достаточно сильно разъяснил вопрос, — скромно и мягко продолжал Ермолинский, выдвинув еще немного свое туловище над столом, — и господа члены комитета могут приступить к решению вопроса, тем более, что комитету придется нынче рассмотреть еще множество поступивших на имя председательницы просьб.
— Да, да, этот вопрос нужно решить, — заговорили члены, испуганные множеством просьб, ожидающих решения и готовящихся затянуть и без того скучное собрание.
Началась подача голосов; оказалось, что за Софью Андреевну были все, за исключением председательницы и самого Ермолинского.
— Мы с вами проиграли, — вздохнула Дарья Федоровна, печально кивнув головой секретарю. — Если что случится, ты видишь, господи, я противилась… противилась!.. — оправдывалась она перед богом.
Секретарь грустно пожал плечами, как будто скорбя, что ему не удалось осуществить желание председательницы. Софья Андреевна была назначена начальницей.
— А вы молодец, молодец! — проговорил после заседания Свищов, сжимая руку Ермолинского.
— Извините, я должен был подать голос заодно с графиней… — смиренно оправдывался Ермолинский. — Неловко как-то было, что она одна…
— Ну, конечно, конечно… Я понял… Я сейчас понял… Отчего не потешить старуху, — одобрительно промолвил Свищов.
Ермолинский с чувством сжал протянутую ему руку Свищова.
— Благодарю вас, что хоть вы меня поддерживаете, — печально произнесла графиня, прощаясь с Ермолинским. — Я одна, одна против всех…
Он почтительно поцеловал ее руку и вздохнул.
Таким образом попала на место начальницы приюта Софья Андреевна Вуич. В первый же день вступления в свою должность она как бы случайно сказала горничной, что сейчас пойдет в рабочую комнату знакомиться с детьми.
Горничная поспешила предупредить кого следует.
Помощницы поспешили выстроить воспитанниц в ряды, командуя, чтобы дети стояли смирно. После четверти часа ожидания послышалась легкая поступь новой начальницы: Постникова поспешила отпереть дверь.
— Ах, зачем вы беспокоитесь, у меня руки есть, — заметила с разбитой улыбкой Софья Андреевна и обратилась к детям: «Здравствуйте, малютки…» Дети разом проговорили: «Здравствуйте!»
— Что это они у вас в военную службу приготовляются? Точно солдаты выстроены, — засмеялась Софья Андреевна. — Зачем? Детям нужна свобода… Подите ко мне, поздороваемтесь по-человечески.
Дети бросились к начальнице и подобострастно стали ловить ее руки или прикладываться к ее плечу.
— Ради бога, ради бога! без целования рук, — торопливо и весело произнесла она. — Разве вы крепостные, что целуете рукав моего платья? Не надо! Как твоя фамилия, кубышка? — засмеялась начальница, захватив пальцами розовые щечки одной воспитанницы.
Та сказала свою фамилию. Начальница поцеловала ее в лоб. Девочки засмеялись, что их подругу назвали «кубышкой».
— Но большинство из них так бледно, — произнесла Софья Андреевна. — Им воздуху больше нужно, моциону, нужно здоровую пищу…
— Да, пища здесь очень плоха, — заметила Катерина Александровна. Софья Андреевна смерила Катерину Александровну пристальным взглядом. — Ваша фамилия Прилежаева?
— Да. Разве вы меня знаете?
— Мне говорили о вас, — ответила Софья Андреевна и протянула Катерине Александровне свою изнеженную ручку. — Мы все повернем здесь по-новому. Это какие-то казармы…
— Почти тюрьма, — улыбнулась Катерина Александровна.
— Еще бы: назначали столетних старух в начальницы и хотели, чтобы дело шло вперед… Нам теперь молодежь нужна… Впрочем, я надеюсь поговорить обо всем подробно на днях в дружеском кружке.
Начальница кивнула головой присутствующим и скрылась в свои комнаты.
Она произвела довольно благоприятное впечатление на детей и подала кое-какие надежды Катерине Александровне. Зубова и Постникова назвали ее «франтихой» и решили, что она «поскачет, поскачет, да и присядет».
— Анна Васильевна такой же была, — заметила Постникова.
— Новая метла всегда чисто метет, — засмеялась Зубова.
В торжественный день закладки храма у Софьи Андреевны был тот обед, на котором она хотела короче познакомиться с помощницами. Когда кончилось молебствие, когда был положен первый камень будущей церкви в срубленном саду, когда уехали все попечители приюта, начальница пригласила помощниц на свою половину. В числе гостей Софьи Андреевны было несколько ее молодых кузин и кузенов, племянников и племянниц; вообще все общество было молодое и веселое. Катерина Александровна с любопытством всматривалась в гостей и прислушивалась к их речам. Толки шли о печальных результатах войны; о разных злоупотреблениях; о том, что общество ожидает чего-то нового; рядом с этим слышались речи о своих семейных делах, о каких-то известных только собеседникам личностях. Одни толковали о происшедшей уже перемене некоторых высших начальствующих лиц; другие обсуждали вопрос о воспитании; третьи вспоминали свои школьные годы; четвертые просто жаловались на отсутствие удовольствий, на скуку и тоску. Направление разговора было бесхарактерно и неуловимо, как это всегда бывает, когда в обществе есть еще незнакомые личности и когда оно делится на отдельные кружки, не имеющие никаких общих интересов, никаких определенных стремлений и целей. Наконец общество дождалось обеда и соединилось в одну группу.
— Я сегодня хочу отпировать последний день свободы, — проговорила Софья Андреевна.
— И перейти к великой административной деятельности, — шутливо заметил один из ее кузенов.
— А вы не смейтесь! Задача действительно не легкая. Здесь нужно перестроить все, — ответила Софья Андреевна.
— И потому на первых порах вы приступаете к постройке храма, — опять заметил тот же шутливый голос.