Страница 85 из 116
— Ла-адно, — выдохнул он, — твоя взяла… Га-аврюха, отдай ка-аранда-ши.
Гаврюха достал из-за пазухи коробку, взамен получил ремень.
— Посоветуй своему Гаврику, пусть больше моего племянника не забижает.
— Ванько отпустил запястья неудавшихся драчунов. — И до свидания.
Посрамленная троица не замедлила удалиться.
— Ну вот и обошлось. А ты боялся.
Мальчуган был настолько удивлён и вместе с тем восхищён происшедшим, что не находил слов.
— Ну-ка, покажь, — взял у него коробок, открыл. Набор карандашей был большой, цветов на двенадцать. — Ты что ж, и рисовать умеешь?
— Ещё только учусь.
— Занимаешься всурьёз или так, от нечего делать? — Он обратил внимание, что карандаши разной длины — значит, пользуются ими часто.
— Всерьёз.
— И как, получается?
Говорили на ходу, при этом Ванько вёл счёт подворьям, оставшимся за спиной; по расчётам, спиваковское должно было находиться где-то рядом.
— Так себе, — скромно пожал плечами Сережа. — Но некоторые мои рисунки хвалят.
— «Некоторые» — ты имеешь в виду людей?
— Рисунки. Идём, покажу, если хочешь.
Экскурсии в план не входили; и так, кажись, задержался, подумал он.
— Я, Сережа, очень спешу. Может, как-нибудь в другой раз. Ты далеко живёшь отсюда?
— Близко! Вон наша хата, — показал в направлении, где, предположительно, должен находиться и нужный ему двор.
— Постой… ты, случайно, Тамару Спивакову не знаешь?
— Так мы ж соседи! И я с нею дружу, — сообщил он с подъёмом, но добавил с сожалением: — Токо её ведь нет…
— Как это?
— Их с дядей Гришей ещё позавчера полицаи забрали.
— Что ты говоришь!.. А я ведь иду к ним…
— А тётю Клаву и Валерку — сёдни ночью… Мама утром пошла проведать, а их уже нет. И ночью возле них машина гуркотела.
«Ну вот, как в воду смотрел!.. «— подумал Ванько.
Хоть и был готов ко всему, но всё ж до последнего момента теплилась надежда, что, оставшись один в незапертой камере, отец одумается, сбежит, поспешит домой обезопасить ребёнка и больную жену. Этого, видать, не случилось… Но, возможно, он всё-таки решился? И «тётя Лена», о которой упоминала Тамара, помогла ему спрятать жену у себя в подвале?
— А твоя мама щас дома? Её как звать? — спросил в надежде, что зовут её не Елена.
— Маму звать Елена Сергеевна, они с бабушкой дома. — Сережа, всё ещё не сводивший глаз с друга, заметив на его лице тень разочарования, истолковал это по-своему и поспешно добавил: — Да ты их не бойся! Ругаться не будут, они у меня хорошие!
Наличие двух тёть Лен-соседок маловероятно, и теплившаяся надежда угасла окончательно… Как скажет он об этом Тамаре, с замиранием сердца дожидающейся их возвращения? Какой страшный удар судьбы предстоит ей вынести!..
Меж тем Сережа, решив, что друг почему-то либо боится, либо стесняется его родителей, тянул за руку:
— Идём! Всё равно тебе теперь спешить некуда… Мы в комнату заходить не будем, если хочешь! — Ему, похоже, очень хотелось показать свои работы и, возможно, услышать похвалу от человека, чьё мнение для него дорого.
— Постой минутку здесь, я — щас приду. — Ванько прошёл за угол — на улицу, где остались его телохранители. Те оказались на месте: Федя вышагнул из куста сирени, Миша — спрыгнул с ореха у забора на противоположной стороне улицы. Для них его появление означало: пока всё нормально. А знак рукой — что он зайдёт во двор Спиваковых. — У тебя много рисунков? — поинтересовался, вернувшись к Сереже.
— Два альбома акварелью и ещё половина карандашом.
— У, да ты и вправду художник! — потрепал он его по шелковистым, с завитушками, вихрам. — Очень бы интересно посмотреть! Но у меня времени — в образ. Ты вот что: принеси что-нибудь сам, на твоё усмотрение. А я всё-таки зайду к Спиваковым, посмотрю: может, тётю Клаву вовсе и не забрали, и она спрятамшись с Валерой где-нибудь на чердаке или в сарае.
— Навряд, чтоб… Она ж совсем-совсем больная!..
— А вдруг? Договорились? Туда и принесёшь.
— Ладно. А хочешь, я подарю тебе на память Тамару? — предложил художник и пояснил: — Акварельную.
— Конешно, хочу! Она ведь моя школьная подруга.
Юный художник вприпрыжку помчался домой, а Ванько через прореху в заборе нырнул в спиваковский огород.
Вчера в темноте и спешке он не разглядел внутреннего обустройства и сейчас поражен был запущенностью хозяйства. Вдоль забора лопухи да чертополох — выше головы. Садик, довольно большой, запущен донельзя; огород наполовину под бурьяном. Сарай — с прохудившейся крышей. Держали корову, а корму с гулькин нос — только то, что успел насбивать отец по двору. Он мало что успел сделать (возможно, из-за боязни днём попадаться людям на глаза): свалил несколько старых акаций, подкатил их поближе к сараю (на дрова порубил только ветки). Часть территории перед сараем занята квадратиками подсыхающего кизяка — тоже топливо на зиму.
Впрочем, глазеть по сторонам было недосуг, он зашёл сюда ради мишиной просьбы — забрать лимонки. Они оказались там, где и говорила Тамара, — в сарае, в углу под куриным насестом. Сунул их в карманы, остальное аккуратно замаскировал.
Из сарая направился было заглянуть в хату. Побеленная извёсткой, с цветничком под окнами на улицу, она имела опрятный вид. Прилегающий дворик с летней печкой и качелями для малыша — подметён и ухожен. Хотел зайти в брошенные настежь двери, но тут на тропинке, проложенной напрямик по огороду, показался Сережа, и Ванько повернул к нему.
— Вот, принёс… — протянул он листок чуть меньше тетрадного разворота.
— Посмотри, похожа?
На Ванька с лёгкой беззаботной улыбкой смотрела девчонка, определенно напоминающая Тамару: крупные голубые глаза, короткая причёска, нос, губы — всё схвачено довольно похоже.
— Ух ты, как живая! — несколько завысил он оценку. — У тебя, старина, неплохо получается… Молоток! Изобразишь как-нибудь и меня?
— Я бы хоть сейчас, но краски кончились. А карандаш — не то…
— Да мне щас и некогда. Спасибо тебе за подарочек! — Он свернул листок в трубочку и сунул за пазуху. — Мне надо уходить. Провожать не надо. Держи питушка, — подал на прощанье руку. — Мы с тобой ещё обязательно встренемся!
Приветливая улыбка на его лице сменилась далеко не весёлым, если не сказать мрачным, выражением. Выходя через распахнутые дощатые ворота, заметил следы протектора автомобильных колёс. «Ночью, а машину нашли, гады!» — подумал про себя.
На улице достал из-за пазухи портрет, сложил вчетверо и перепрятал в нагрудный карман.
Друзья поджидали его с тревожным нетерпением. Догадывались: удача на этот раз была не с ними… Прикончили на месте? Забрали, несмотря что больная? Федя пытался прочесть ответ на непроницаемом лице уж очень медленно приближающегося товарища. Миша держал глаз на оттопыренных карманах, но без видимой радости.
— Зря, братцы, спешили… Её забрали. Ночью. Приезжали на машине…
Троица молча направилась в конец улицы. За пару дворов до околицы свернули в нечто вроде проезда, заросшее высокой бузиной. В холодке присели.
— Не хочется и домой возвращаться… — вздохнул Ванько устало.
— Да-а, — согласился Федя, — положение — не позавидуешь…
Разговор долго не возобновлялся. Миша меж тем извлек выглядывавшую из кармана соседа зелёную ребристую «штуковину». Подбросил на ладони. Ни Ванько, ни Федя даже не взглянули. Отвинтил коричневую эбонитовую «пробочку», опрокинул лимонку, встряхнул — выпало и повисло на короткой белой нитке кольцо.
— Точь-в-точь как та, которую я видел, — попытался привлечь внимание товарищей. — Вот за это кольцо: дерганул — и кидай. — Те посмотрели без особого интереса. Уложил всё обратно, завинтил колпачок, опять сунул Ваньку в карман. — Пистолет пусть будет у меня?
— Пусть у тебя, — отозвался тот.
— Вань, а что это за пацан был с тобой?
— Какой пац… А-а… Соседский. Это от него я узнал, что забрали ещё ночью…
— Он не видел, где ты брал лимонки?