Страница 4 из 32
— Вы считаете, что рукопись он принесет с собой?
— Если он так сделает, то будет редчайшим кретином. Надо постараться хорошенько его обработать, чтобы в удобный для него день забрать рукопись. Вот, начиная с этого-то момента, может произойти всякое, но надеюсь, что след приведет нас к Каспару Шульцу.
— Давайте-ка выпьем за это, — предложил сэр Джордж, и поднял стакан. Немного помолчав, он спросил: — Шавасс — это французская фамилия, не так ли?
Пол кивнул.
— Мой отец работал адвокатом в Париже, но моя мать — англичанка. Отец был офицером запаса — его убили в Аррасе, во время танкового прорыва 1940-го года. Тогда мне было всего одиннадцать. Нам с матерью удалось бежать через Дюнкерк.
— Значит вам не хватило лет, чтобы отправиться воевать? — Сэр Джордж с наслаждением закурил тонкую сигару и продолжил — Меня призвали в самом начале. Попал в первый эшелон. В двадцать лет лейтенант, в двадцать четыре — полковник. В то время продвижение по службе шло быстро.
— Наверное, вам сильно досталось?
— Не знаю, не думал об этом, — ответил сэр Джордж. — Тогда был особый дух подъема. А вот после войны все начало загнивать. Люди как-то очень уж держаться за старые ценности.
— Потерянное поколение, — сказал Шавасс.
Сэр Джордж углубился в мысли о прошлом и вздохнул.
— Все изменилось — ничто уже не будет таким, как раньше. Я ударился, как и многие другие, в политику, чтобы попытаться хоть что-нибудь изменить, но мы, к сожалению, опоздали.
— Цивилизация рушится, — прошептал Шавасс.
— Можно провести замечательную параллель, сравнив Британскую и Римскую империи, — сказал сэр Джордж. — Всеобщее избирательное право и глас народа приводят к полнейшему безволию и неизбежному упадку в тот момент, когда варвары подступают к стенам. — Он встал и улыбнулся. — Простите, если мои слова напомнили вам какого-нибудь злосчастного старомодного ИМПЕРИАЛИСТА. Честно говоря, я вспоминаю старые ИМПЕРСКИЕ дни с большой долей ностальгии. И об этом мы можем болтать целую ночь и забыть обо всем.
Шавасс посмотрел на часы. Через двадцать минут поезд прибывал в Оснабрюк. Он распахнул дверь и сказал уже на пороге:
— В общем, что бы ни произошло, я буду вас обо всем информировать. Где вы остановитесь в Гамбурге?
— Отель «Атлантик», — сообщил сэр Джордж. — Свяжитесь со мной, если я не понадоблюсь вам сегодня. Мне страшно интересно, как все пройдет.
Остановившись возле своего купе, Шавасс услышал внутри слабое шебуршание. Он рывком распахнул дверь.
На лице американского сержанта застыло выражение тревоги. Покачнувшись, он двинулся к дверям, опираясь рукой на верхнюю полку, и очутился перед Полом. Со стороны он казался совершенно пьяным.
— Кажется, я ошибся купе, — проговорил он глухо.
— Мне тоже так кажется, — ответил Шавасс.
Американец стал протискиваться к дверному проему.
— Что-то мне не хорошо. Поездная болезнь укачивает. Мне надо в туалет.
Какое-то мгновение Шавасс стоял на пути американца, пристально вглядываясь в тревожные глаза, воровато бегающие за толстыми стеклами очков, а затем беззвучно отошел в сторону. Сержант выскользнул в коридор и зашагал прочь.
Шавасс захлопнул дверь и привалился к ней спиной. Вроде бы все было нормально и все же он чувствовал определенное беспокойство. Что-то не то было в этом американце, что-то не вяжущееся с его образом. Он был похож на дешевого актеришку из бурлеска — клоуна, входящего в самый неподходящий момент в раздевалку, где шоугерл натягивают исподнее и под визг, смех и улюлюканье девиц выкатывающегося обратно.
Чемодан Пола лежал на верхней полке, и он снял его. Открыл. Все было в порядке: вещи были все так же аккуратно упакованы, кроме одной детали. Носовые платки Пол всегда убирал на самое дно. Теперь они лежали наверху. Но такая ошибка может произойти с каждым, даже с профессионалом — особенно если он торопится. Возможно, сержант был здесь ни при чем.
Шавасс закрыл чемодан, закинул его обратно на верхнюю полку и проверил время. Через пятнадцать минут Оснабрюк. К сожалению, с американцем ничего нельзя поделать до прихода Мюллера.
Послышался осторожный стук в дверь, и в купе вошел проводник, аккуратно держа на одной руке поднос.
— Кофе, майн герр?
Шавасс вежливо кивнул.
Проводник быстро наполнил чашку из кофейника и подал Полу, Шавасс сам положил сахар по вкусу и поинтересовался:
— Идем по расписанию?
— Опаздываем минут на пять. Желаете еще что-нибудь?
Шавасс отказался, тогда проводник пожелал ему спокойной ночи и вышел, закрыв за собой дверь.
Кофе оказался не таким горячим, как он к тому привык, и Шавасс опорожнил чашку одним глотком. В купе было тепло, даже чересчур, и в горле у него странно пересохло. Капли пота катились по лбу прямо в глаза. Шавасс попытался приподняться с дивана, но его ноги, словно, прикипели к полу. Что-то было не в порядке, совсем не в порядке. Лампочка вдруг взорвалась тысячами сияющих метеоритов, превратив купе в светящееся небытие, а затем Пол свалился на диван, и темнота сомкнулась над ним.
Через какие-то время свет стал вновь разгораться, выпрастывая руки-лучи из вязкой каши небытия, и вот уже перед глазами Пола ритмично качалась все та же самая лампочка. Он несколько раз моргнул и качание остановилось.
Он лежал в своем купе, но когда попытался вспомнить, что же произошло, голова затрещала так, будто мозг кололи иглами. Что я здесь делаю, подумал Шавасс? Какого черта мне здесь нужно? Он дотянулся рукой до края дивана, и подтянувшись, с трудом сел. В дальнем углу купе, возле умывальника, дремал какой-то мужчина.
Шавасс сомкнул веки и глубоко задышал. Потом снова посмотрел в угол купе и с изумлением увидел, что мужчина никуда не исчез. И самое странное, что глаза его были открыты и не двигались, уставясь в бесконечность. В том месте, где пиджак, распахнувшись, обнажил рубашку, можно было заметить темную, с обгорелыми краями дырку. Она находилась на левой стороне груди, точнехонько в том месте, где расположенно сердце. Стреляли с близкого расстояния.
Шавасс поднялся и встал над трупом, пристально разглядывая его. Мозг работал еще плохо, с перебоями, а затем из глубин живота внезапно начало подниматься что-то тошное и теплое, он склонился над раковиной, и его вырвало. Пол налил стакан воды, медленно, мелкими глотками выпил и только тогда почувствовал себя лучше.
На правой щеке у Пола была свежая царапина, из которой сочилась кровь. Пол внимательно рассмотрел ее в зеркало и взглянул на часы. Двенадцать пятнадцать. Значит, поезд только что отошел от станции Оснабрюк и бежал сквозь ночь в Бремен.
Еще не начав осматривать тело, Шавасс уже знал, что́ обнаружит. Человек был маленького роста, щуплый, с редкими каштановыми волосами. Его щеки были восковыми на вид и холодными наощупь. Пальцы правой руки были скрючены словно когти, рука тянулась к пачке банкнот, рассыпавшейся под умывальником.
Шавасс отыскал то, что хотел, во внутреннем кармане: билет завсегдатая ночного гамбургского клуба на Риппербане на имя Ганса Мюллера и выгоревший фотоснимок этого мужчины в летней форме «люфтваффе». На снимке Мюллер обнимал одной рукой какую-то девушку. А еще несколько писем от какой-то Лилли, адресованные в гамбургский отель на Глюкштрассе.
Шавасс медленно поднялся на ноги: голова лихорадочно работала. Невдалеке от тела он внезапно заметил пистолет-маузер. Наклонившись над ним, Пол услышал яростное буханье тяжелых ботинок в дверь, которая не выдержав натиска, мгновенно распахнулась.
В проеме появился инспектор Штайнер, из-за плеча которого выглядывал перепуганный проводник.
— Герр Шавасс? — спросил Штайнер ласково. — Прошу прощения за беспокойство, но проводник сказал мне, что слышал выстрел из вашего купе. Вы можете это как-нибудь объяснить?
В тот же момент он увидел валяющийся на полу маузер и поднял его. Проводник задохнулся от ужаса, Штайнер же втолкнул Пола в купе и прошел за ним следом.