Страница 96 из 96
Семёну стало грустно. Он зачерпнул рукой прохладную водицу за бортом и тяжко вздохнул. Бор же прикрыл глаза и, казалось, заснул.
Лодочник по-прежнему уверенно грёб к противоположному берегу. Прутик переключился на него, рассматривая поморца с нескрываемым любопытством.
На нём были широкие черные штаны, заправленные в узкие голенища остроносых сапог. Выцветшая долгополая рубаха голубого оттенка, подпоясанная холщовым поясом, была украшена на вороте «рыбным орнаментом». На голове красовалась круглая плетёная шляпа из отбеленной соломы. Под ней виднелись жёсткие коротко стриженые блеклые волосы светлого оттенка. Гладко выбритое овальное лицо с длинным прямым носом. Полные губы, прозрачные серые глаза, золотистая кожа.
Так и не скажешь, что это потомок зуреньцев, — размышлял Прутик. — И теперь понятно, отчего в некоторых книгах писали фразу «янтарные люди».
Только сейчас Семён сообразил, что лодочник его о чём-то спросил. Парень растерянно часто замигал, чем вызвал добродушный смех.
Ответил Бор. И судя по всему на гибберлингском. Кажется, поморец его понял и они вдвоём рассмеялись.
«Наверное, — подумалось Прутику, — Бор снова отпустил сальную шуточку».
— Меня зовут Бор, — представился северянин, обращаясь к гребцу.
Тот кивнул и представился сам:
— Мартиныш. В Натопу путь держите? По делам?
— В гости, — хмыкнул северянин, подмигивая Семёну.
Говор у лодочника был необычный. Слух резала явная артикуляция звука «а», и ещё подмена «е» на «э». Выходило забавно: «Па-а-чэ-му?» или «Со-а-лн-н-цэ». Причём, это был не длинный звук, а разбитие.
— Ма-а-р-ти-ныш. В На-а-то-пу пут дэ-э-ржи-тэ? Па-а дэ-лам?
Прутик сразу и не понял смысла услышанных фраз. И это не смотря на то, что он себя считал довольно подготовленным человеком.
Вскоре доплыли до берега. Бор снова ловко выскочил из лодки и слегка размялся. Прутик снова опасался свалиться в реку и потому чуть ли не выползал на землю. Поморец помог пареньку, потом затянул на сушу лодку и предложил следовать за ним.
— Через час будем у тракта, — сообщил он.
— Как долго идти до Натопы? — поинтересовался Бор.
— Два дня. Пройдёте сначала Сосновец, Лучин лог, а там уже и рукой подать. У нас тут хуторков да малых посёлков много… Всё рыбацкие.
— А вы чего так далеко делаете?
— Сети ставлю. В устье много рыбы водится.
— Пресноводной?
— Ну, конечно, не морской! — засмеялся Мартиныш.
В лесу стояла духота. Прутик чувствовал, что выдыхается, но проситься не стал.
К Поморскому тракту добрались весьма скоро. Дорога была утоптана, сразу видно что ей частенько пользовались. Она шла от Глубокой пристани к побережью Янтарного моря, виляя широкой лентой среди рыбацких посёлков.
Бор поблагодарил Мартиныша и протянул ему деньги.
— Нет, я не возьму, — отмахнулся тот. — Доброе дело не стоит денег!
— Но… но…
Северянин растерялся. Прутику даже показалось, что он взглядом ищет поддержку у него самого.
— Чем же вас отблагодарить? — нашёлся Бор.
— Табака нет ли?
— Увы, мой друг, я не курю.
— Это… жаль… Но, да ничего! — рыбак улыбнулся, снял шляпу, прощаясь с гостями.
Потом снова показал рукой, куда тем идти и, весело насвистывая, побрёл назад к своей хижине.
— Чудной человек! — вслух сказал Прутик.
— Обычный, — пожал плечами Бор. — Ну, давай-ка чуток передохнём и в путь.
— Угу, — обрадовался Семён, присаживаясь на землю.
Северянин достал еду и разделил её на части. Ели молча, каждый думал о своём. А потом оба снова тронулись в путь.
К вечеру тракт вышел к берегу моря. Нос Прутика уловил запах гниющей тины. А на опушке соснового бора ему в лицо ударил солёный ветер.
— Здесь и заночуем! — перекрикивая прибой, проговорил Бор.
Он живо развёл костёр из зачарованных стрел и стал готовиться ко сну. А Прутик ещё долго стоял на берегу, глядя на бескрайнюю водную гладь. Такого природного «явления» Семён даже себе представить не мог. В голове крутилось сравнение с Астралом, но в отличии от того, море казалось живым.
Мир уверенно окутывала кромешная тьма. Старые сосны почти вплотную подходили к морскому берегу. И глядя на них, на Прутика накатывало чувство всепоглощающего одиночества. Где-то вдалеке слышались крики диких гусей, сидевших на беспокойных свинцовых водах. Море уходило в бесконечность и там сливалось воедино с тёмно-малиновым закатом.
Когда-то, говорят, — мелькнуло в голове паренька, — в Сарнауте подобных водных гладей было немало. Сколько же надо иметь мужества, чтобы одолеть это… это… море! Чтобы выйти на утлом судёнышке навстречу волнам! Ветру!
Прутик ещё долго не мог заснуть. Он прислушивался к прибою, к шуму ветра, к скрипу старых сосен. И все страхи, что накопились за последнюю неделю, теперь казались каким-то пшыком… полной ерундой…
Закрывая усталые глаза, Семён чувствовал, как его куда-то уносит. Куда-то далеко-далеко…