Бледное солнце Сиверии

— Клод ди Вевр то ли охладел к оркам, то ли ещё по какой причине, но видя, что те не способны к высшей магии, он изгоняет Родогора из учеников и тот начинает искать помощи у других сил.

— Ого, как всё запущено! И у кого же ищет помощи?

— У Хадагана, — Бёдвар снова весело подмигнул мне. — Конечно, до этого Родогор, объявил себя верховным шаманом. Он объединяет несколько племён орков и отправляется на имперский аллод Игш, где заключает военный союз с Незебом. Согласно ему, тот обязуется дать оркам Великого Мага. Но при одном условии: этот аллод Орда должна захватить сама. Родогор остаётся на Игше в качестве гаранта верности союзу.

Первым аллодом, на который нападают орки, становится Грох. Клода ди Вевра убивают, и там начинает заправлять новый Маг. На этом Родогор и Незеб не останавливаются и через некоторое время нападают на канийский аллод Кеч.

— Это всё приводит к тому, что люди и эльфы объединяются. Результат — появляется Лига. Начинается война сначала за возврат Гроха, а потом… — гибберлинг вздохнул.

Тут объявили привал.

Мы быстро развели костёр, стали доставать припасённый обед.

— Ну и познания у тебя, — заметил я, поедая вяленую рыбу с пресной лепёшкой.

Бёдвар усмехнулся, оскаливая маленькие белые зубки, и тоже вгрызся в свою порцию.

— Ещё бы, — говорил он, с набитым ртом. — Я с этими орками столько раз сталкивался… Мне было интересно, кто те враги, с которыми приходится сражаться. Интересовало и то, за что они бьются.

— И где же сталкивался? — поинтересовался я.

— Ну… к примеру, на Плато Коба. Слышал о таком? — Бёдвар подмигнул.

— А здесь, в Сиверии?

— О, здешние племена относятся к имперским оркам как… как карась к сому.

— То есть?

— И то, и другое — рыба. Но всё одно разная.

— Понятно… И что отличает здешних орков от имперских?

— Всё дело в их вере. Она определяет ход их жизни.

— Вкусно! — заметил я, кивая на еду. — Поясни, пожалуйста.

— Орки верят в то, что произошли от мистических духов-животных. К примеру, племя Белого Тигра у Великанов… Смекаешь? У каждого племени свой тотем. Ему часто приносят кровавые жертвы.

Я вдруг вспомнил гоблинов и их Верховного шамана.

— Их сказания в основном чтят героев — великих воинов прошлого. А таковых, уж поверь, не мало. И каждый сызмальства стремится быть похожим на них. У них даже когда-то поговорка была… хотя, может, и сейчас есть (в реальности, она звучит гораздо грубее), что настоящий орк должен прожить четверть века.

— То есть? А потом что?

— Живёшь больше, следовательно, трус, — гибберлинг вдруг чему-то рассмеялся.

Из его рта посыпались кусочки еды.

— Великий Пир… война, огонь и кровь — вот к чему всегда стремилась Орда. В Империи орков уравняли в правах, как, в прочем, и Восставших. В том заслуга Яскера. Для него это был важный шаг на пути становления во главе Империи. Тем самым Яскер не только обрёл мощного союзника, но и несколько утихомирил недовольных орков, считавших, что их просто используют для того, чтобы хадаганцы жили во славе и богатстве. Но вот мои слова, попомни их: если Орда, не смотря на все свои клановые и родовые стычки, найдёт нового лидера, вроде Родогора, или Черепа, то она будет способна подмять под себя не только Империю, в которой состоит, но и весь мир.

— Ничего себе заявление!

Бёдвар усмехнулся и стал доедать свою порцию.

— А орки тут, в Сиверии, они к какой силе принадлежат?

— Они сами по себе. Дикий народ… примитивные законы… Они признают лишь культ Силы. А Череп, Орда… это всё лишь красивая легенда… не больше…

— Вот ты сейчас говоришь, а я вдруг вспоминаю гоблинов и водяников. Тоже ведь дикие племена со своими верованиями…

— И что?

— А шаманы-то у них — орки. Смекаешь?

— Та-ак… Ты сказал, и только сейчас я понял. Ведь действительно… Эй, Вагни! — кликнул гибберлинг старшего брата. — Ты слышал?

Тот кивнул головой и ответил что-то на своём языке.

— У этих племён, — специально заметил я, — были вещи Ермолая Сотникова.

— Выходит, если исключить, что тот их раздал за просто так, то…

Гибберлинг поднялся, хмуро глядя в землю.

— Интересно… интересно… Нить судьбы не бывает прямой, — бормотал Бёдвар. — Она причудливо пересекается… когда сама с собой, когда с другими нитями.

Тут гибберлинг посмотрел на меня.

— Как сейчас.

— О чём ты? — спросил я.

— Ты… твоя нить много раз пересекалась с нитью Сотникова. А это что-то да значит.

— Там, где вяжутся нити, — заметил Вагни, — всегда будут узелки.

— И как это понимать?

Гибберлинг сначала пожал плечами, но чуть помолчав, всё же ответил.

— Я могу сказать только одно, — тут Вагни закрыл глаза, будто вспоминал: — нити да узлы, вяжи крепкие, узоры дивные, плетитесь на всякую судьбу, на лёгкую и на трудную… Так говорили мамки у Ткацкого станка…

— Всё! — гаркнул ведущий. — Кончай привал! Собираемся в путь. Надо до вечера дойти до Лысого взгорья.

Погода снова начинала портиться. Набежали тяжёлые тёмные облака, и под вечер повалил густой снег.

Нам пришлось останавливаться на ночлег раньше. Гибберлинги ловко соорудили нечто вроде шалашей, где мы, уткнувшись друг к другу боками да спинами для обогрева, проспали до самого утра.

Тигриная долина, не смотря на своё название, была довольно тихим местом. За всё время пути мы так ни разу и не встретили ни одного тигра. Иногда, конечно, находили едва приметные следы огромных лап, но более ничего.

На очередном привале начался совет по поводу того, куда идти дальше. Перед этим, мы вышли на какой-то утёс, с которого открывался вид на северо-восточный берег реки.

— Не замёрз, — заметил кто-то из гибберлингов, имея в виду блестящую змею Вертыша.

Я глянул на воду, а потом перевёл взгляд дальше на север, где синели высокие заснеженные горы. В одном из мест они разрывались надвое, пропуская через себя реку. И вот именно там я увидел Великанов.

Огромные фигуры, высеченные в скале, сурово глядели на Южную Сиверию.

Это были своего рода ворота, через которые протекал Вертыш. Не знаю, какова была их функция в старые времена, однако выглядело это всё сооружение, как часть какого-то древнего комплекса. Даже отсюда эти гиганты поражали воображение своей масштабностью, своим величием.

Но я отвлёкся созерцанием Великанов, и не заметил горячего спора между гибберлингами. Одна их часть настаивала на том, что следует продолжить путь к «воротам». Спуститься к реке, обождать до ночи и проскочить по Вертышу незамеченными.

— По воде? Река не замёрзла! — возмущались другие.

— У берега замёрзла…

— Ага! Шагнёшь и бульк — камнем на дно.

Те, кто высказывался против изначального плана, говорили о каком-то ущелье в скалах, прозываемым Волчьим, мол, можно воспользоваться этой горной расселиной.

— Да оно сейчас завалено снегом по самую макушку! — возражали первые. — Или мы по воздуху полетим, аки птицы?

Я глядел на них с полным безразличием. Ущелье, Великаны — пусть сами решают.

— Надо пойти глянуть занесло или нет. Чего гадать!

Споры продолжались ещё с полчаса, а потом всё же победили те, кто стоял за поход через ущелье.

— Это идти в сторону вёрст пятнадцать! — бросила последний аргумент первая группа. — Да потом по нему ещё двадцать…

— Ничего. Сто прошли, ещё сто пройдём!

И мы двинулись вглубь Тигриной долины к Волчьему ущелью, выходящему прямо на Костяную равнину северной части аллода.

Чем ближе к горам, тем больше снега и тем гуще заросли. Тут уже были не одни только сосны да ели, а стали попадаться осины, кустарники дикого шиповника. Мы миновали ряд холмов, и вышли к какой-то котловине, за которой, по словам Угрюмых, должно было начинаться ущелье.

Вечерело. Небо окрасилось в ярко-розовый цвет. Солнце уже почти опустилось за горы.

Было пронзительно тихо. Стоял такой трескучий мороз, что клубы пара на ходу превращались в иней, оседавший на моей бороде и усах.