Страница 68 из 148
— С тех пор, как мор охватил Сиверию, здесь редко стали…
— Редко? Даже в Молотовке, ни смотря на всю богобоязненность её жителей, ни одного человека, чья Искра вернулась в Сарнаут. Да и не только человека, в этом я уверен… И гибберлинги, и…
— Гибберлинги…
Вера запнулась. Она отдышалась и спокойным голосом продолжила:
— Они, как в прочем, и иные племена, убеждены в том, что только вера предков помогла им избежать чёрного мора.
Смирнова на секунду задумалась, а потом продолжила цитатой из жизнеописания Святого Тенсеса: «И вера их, как та твердыня, которой страшатся ветра».
— По-моему, это писалось не о варварских культах, — заметил я.
— Разумеется… Вот только их вера — показатель того, какими надо было быть нам.
— И это им помогло? Гибберлингам, гоблинам? Остальным?
Вера не ответила. Она отвернулась к алтарю, что-то обдумывая.
— Говорят, — начала служительница, — что чёрный мор пришёл в наш край, как наказание за жадность и беспутность. Мы сами во всём виноваты… Жажда золота… пьянки… убийства… иные грехи. Всего не перечесть. Добрались до могильных курганов. Копали, искали… даже что-то находили… Ты знаешь, отчего погибли люди Зэм? От черного мора! Его наслал на свой же народ Тэп…
Я внимательно слушал Смирнову, пытаясь понять, к чему она клонит.
— Он забирал Искры и прятал их в своих пирамидах, желая тем обеспечить своё бессмертие…
— Вы знали, что тут когда-то обитали Зэм?
— Мне говорили об этом старики… Было много находок. Я, кстати, указывала Кристине на кое-какие детали…
— Думаете, что Искры сиверийцев попали в ловушки Тэпа?
— Не знаю… Как видишь, наша вера здесь подверглась большому испытанию.
Смирнова горько улыбнулась и подошла к образу Тенсеса.
— Он говорил нам: «Не будь ваша вера буквой закона!» Мол, слепо поступать так, как предписывают святые книги — в корне неверно. Закон это меч, который разит направо и налево. Он слеп, хотя и силён. Лишь только вера — дверь в сей мир, и её Свет — спасение, которое разорвёт оковы смерти!
Я вдруг вспомнил Тура и его пасынка. Оба верили, и к чему это привело?
И, кажется, на моём лице что-то отразилось. Вера внимательно смотрела на меня. И вдруг тот странный взгляд её прозрачных серых глаз… Губы Смирновой сжались, брови приподнялись, а в зрачках пыхнул «огонёк».
Вера с тайной радостью смотрела на чужих детей. Такие весёлые, счастливые. Даже если плачут… И перед её глазами тогда всегда вставали образы Данилки и Маши. Они тоже были такими… когда-то…
Ветерок весело развивал чёлку сына. Он улыбался. Видно было, что в его рту не хватает двух молочных зубов, выпавших пару дней назад. Озорной смекалистый мальчишка. Когда он сердился, то смешно хмурил брови. Как вот сейчас.
А вон стоит Маша. У неё были густые чёрные брови. Вздёрнутый носик… Да, подрастёт, будет парням головы кружить. Тонкая жёлтая лента ярко светилась на детском лобике.
— Мама! — хохоча, зовёт она. — Мамочка!
— Что, малышка?
Рука сама потянулась, чтобы потрепать её по щёчке и тут, ворвавшийся в открытые двери храма, холодный порыв ветра больно ударил в лицо. И разум вернулся к действительности…
Вера с удивлением смотрела на застывшую в воздухе руку, так и не дотянувшуюся до дочки… О, Тенсес, почему? Почему?
Смирнова поймала удивленный взгляд Бора (что это она делает?) и резко отвернулась.
— Вера определяет всё! — сухим голосом проговорила она. — Она светоч в сём мире тьмы и… смерти…
А у самой вдруг возникла паскудная мыслишка: «Отчего я… отчего другие… отчего он, Бор… убийца, которых свет не видывал, живет, а те, кто чист душой давно уж отправились в чистилище? За что их так? Почему у Бора не отняли жизнь? Неужто он её достоин?.. Или дело в чём-то ином? В каких таких заслугах?»
— Я верю лишь в магию Света, — уверенно сказал я, снова вспоминая Тура.
Смирнова вновь укорила себя в том, что не достойна звания священника Церкви. Что зря носит рясу, что в проповедях призывает к тому, во что сама стала слабо верить…
А верила ли вообще? Дар Тенсеса — есть ли он взаправду?
А во что тогда верить? В силу Света?..
— Хорошо, пусть в неё (не понятно к чему ответила женщина, — подумалось Бору). Возьми.
С этими словами она, не глядя, протянула какой-то маленький мешочек. Он был весьма тяжёл.
— Здесь — крупицы Света. Когда тебе будет трудно, открой мешочек, возьми пригоршню, осыпь себя со словами: «Святой Тенсес, придай мне сил». Крупица выпустит заключённый в ней Свет… истинный Свет… поможет восстановить твои жизненные силы и… ещё многое другое станет доступно тому, кто верует… А теперь уходи.
Я взял подарок и долго смотрел в спину Смирновой.
— Уходи! — громко повторила она. Кажется, женщина чуть всхлипнула. — Прошу тебя…
Для неё это утро, как тысячи предыдущих, не были столь «приятными», как для сего Бора. У неё был только один выбор: жить… ждать… и верить… верить… до конца.
9
Приноровиться к лыжам было не так уж и легко. Но затем, я в полной мере ощутил их преимущество. Дед Глазастик сходил к мастеру, который специально подогнал под меня лыжи, сделав их соответствующего моей комплекции размера.
Наш отряд вышел из посёлка поутру следующего дня, поскольку накануне вдруг разыгралась снежная буря. Снега насыпало, аж через край.
Мы пошли вдоль Ухающего леса, а дальше проводники решили перейти на западный берег и двигаться через Тигриную долину, а оттуда незаметно спуститься к Великанам и ночью проскочить на север к Костяной равнине.
— За лесом — вотчина орков, — пояснял один из гибберлингов.
То был средний брат «ростка» Угрюмых, которого звали Бёдвар. Он среди всех был самым опытным разведчиком, и, говорят, что отличным охотником.
— Лучше нам там нос не показывать, — продолжал он.
— Через долину долго будет, — заметил кто-то из гибберлингов.
— Может, и долго, — сердито буркнул Бёдвар.
Мы перешли Вертыш чуть ниже замёрзшего водопада, и дальше дорога потянулась в гору.
Я чуть разговорился с Бёдваром. Он неплохо знал местность, а кроме того был знаком с обычаями и историей орков.
— Их основное занятие — это война, — говорил гибберлинг, хмурясь, что туча на небе. — Вам, людям, это как никому должно быть известно.
— Почему? — не совсем понял я.
— Когда пала цивилизация джунов, вы с орками стали делить их земли между собой. Разве ты этого не знал?
Этим вопросом Бёдвар мне напомнил Бернара. Я даже на секунду представил его лицо.
— Один из орочьих вождей, — продолжил гибберлинг, — по имени Череп смог объединить разрозненные племена в единую Орду. И людям, пришлось последовать их примеру, чтобы устоять против такой огромной силы… Кстати, так и образовалась Кания. Война была очень кровопролитной, и неизвестно, чем бы это кончилось, если бы не загадочная смерть Черепа. Орда распалась, военачальник стали делить власть, а люди воспользовались моментом и изгнали орков с завоеванных земель… Так-то, вот!
А после Катаклизма, — продолжил гибберлинг, — рассеянные остатки некогда могучей Орды, стали влачить жалкое существование на разбросанных в астрале аллодах. А со временем выяснилось, что раса орков, как в прочем и наша раса, не способна порождать Великих магов.
— Совсем? — удивился я. — А мне говорили о… подзабыл его имя…
— О Родогоре?
— Кажется, да.
— Понятно… Личность неординарная… Тебе известно, что он какой-то там потомок Черепа? Нет? Родился на аллоде Грох, принадлежавшем эльфам. Сей Родогор был весьма амбициозным орком. Его целью стало возрождение былой мощи Орды. Понимая, что в его народе нет Великих магов, он отправляется к Клоду ди Вевру, державшему Грох. И этот эльф отчего-то вдруг решает помочь оркам изучить высшую магию.
Брат Бёдвара Вагни ехавший рядом, вдруг хмыкнул.
— Эти эльфы всегда мнят себя умнее других, — заметил он. — А потом… Ладно, рассказывай, Бёдвар.