Бледное солнце Сиверии

Шаг. Прислушался. Ещё шаг.

Кажется, что-то похожее на разговор донеслось справа.

Чуть присел и ещё шаг. Ноги увязали в снегу по колено. Пар изо рта вырывался густыми клубами, тут же инеем оседая на бороде и усах.

Шаг. Раздвинул ветки… Глаза долго шарили по площадке.

Кажется, здесь никого. Стал обходить деревья слева, прислушиваясь и принюхиваясь к окружающей обстановке.

Где-то в небе закаркала ворона. Солнце снова скрылось за небольшой тучкой, и тут же подул холодный ветер. Его порыв поднял вверх снежную пыль, отчаянно лезшую в глаза.

Я вышел к следующему ряду сосен и снова выглянул из-за веток.

Наконец-то: недалеко от края у небольшого костерка стояли трое водяников. Двое из них смотрели в сторону Крутого Рога, а последний сидел на валуне и что-то мастерил.

До них было довольно далеко, да ещё глубокий снег мешал. Если я выскочу, то явно не добегу, повиснув на «пиках». А подкрасться ближе не выйдет.

Колдуны обернулись и подошли к костерку, что-то обсуждая на своём «рыбьем» языке.

Мне виделся один выход: ждать. Желательно, чтобы они разделились и тогда…

Словно читая мои мысли, двое водяников отправились вдоль края утёса. Я тут же стал красться со спины к третьему, стараясь потупить взор и не смотреть ему в спину.

Но это не помогло. Я видел, как водяник замер и повернул голову в ту сторону, где я сидел в засаде. Два его товарища уже скрылись за соснами, хотя их сгорбленные фигуры всё ещё периодически мелькали за стволами деревьев.

Нас разделяло около пяти шагов. Я чуть согнул ноги, готовясь к прыжку. Физиономия водяника мне сейчас напоминала морду любопытной курицы. Его, не моргающие лупатые три глаза, оглядывали заросли. Подспудно, я думаю, он понимал, что его подстерегает какая-то опасность, но он был всё ещё не в силах определить её источник.

Шаг. Снег тихо-тихо скрипнул. Я отчаянно глядел сквозь водяника, стараясь не сосредотачивать взгляд на чём-то конкретном. Ещё шаг. Ладонь вспотела, сжимая нож.

И тут водяник вдруг повернулся ко мне. Я даже среагировать не успел, и мы уставились друг на друга. Так прошло несколько секунд.

Я прыгнул вперёд, но водяник отпрянул, при этом пытаясь схватить своё кривой жезл. Хорошо, что не успел, и я сделал выпад, вгоняя нож в район сердца. Лезвие с лёгким шипением распороло кожу и скользнуло внутрь. Ударом кулака левой руки, я свалил водяника наземь и, присев на колени, живо перерезал горло, лишая возможности позвать на помощь, или произнести заклинание.

Тонкая плёнка век опустилась вниз, закрывая его глаза. Я подхватил тело подмышки и посадил назад на камень. Чтобы оно не упало, взял первую подвернувшуюся палку и постарался ей подпереть водяника.

Висевшие на жезле на тонких верёвочках отполированные до блеска черепа явно принадлежали людям. А их небольшой размер говорил о том, что это были дети.

Я тут же с отвращением отодвинулся от черепков и быстрым шагом направился к зарослям. Вторые два водяника уже шли назад. Между стволами деревьев мелькали их худые фигуры.

Нападать решил на последнего. Прыжок был несколько неудачен, и мы покатились вниз к обрыву. Благо ещё, что нож не выпал из рук.

Три чётких удара в район груди и на снег полилась густая, словно слизь, кровь.

Оставшемуся водянику не было видно, что произошло и это хоть как-то спасло меня от внезапного нападения со спины. Я, полусогнувшись, рванул вперёд, выскакивая перед водяником, словно из-под земли и тем самым ошарашивая его.

Он выставил вперёд свой посох и пробулькал какое-то заклинание. Голову стянул «обруч», и я резко свернул в сторону. Надо сказать, весьма вовремя. Из-под снега вырвались четыре кривых ледяных «когтя». Кажется, один из них успел оцарапать мою ногу.

Влево, тут же вправо, снова влево… Водяник растеряно водил жезлом, чуть отступая назад.

Прыжок вперёд и тут же влево. Знакомое уже чувство «обруча» на висках и «пики» выскочили вверх, едва-едва не задев меня.

Вперёд и вправо… Не стоять на месте! Двигаться.

Влево, влево… вправо и вперёд. До колдуна ещё шагов десять… Резко назад, и снова вовремя. «Когти» подняли в воздух снежную пыль, закрывая на какие-то секунды меня от водяника.

Я подскочил к нему, перехватил рукой жезл и нанёс резкий тычок в бок. Колдун отклонился назад и лезвие полоснуло ему по руке.

Посох он держал крепко, используя его, как преграду между собой и мной. Я решил резко разжать пальцы, выпуская палку, и сделал шаг вперёд, нанося укол в район сердца. Водяник пошатнулся, пытаясь удержать равновесие, и тут же из-за этого пропустил удар. Для пущей верности, я крутанул рукоять ножа.

Водяник замер, чуть согнувшись. Резким движением выдернув нож, я примерился и уже не торопясь снова пустил его в ход. А потом ударом кулака свалил водяника на снег. Опустившись коленом ему на грудь, не давая пошевелиться, приготовился закончить дело.

Нож скользнул по дряблой коже и из трахеи послышался характерный свист, вырывающегося из лёгких воздуха.

Вот и всё. Кровь резкими толчками лилась на снег.

Надеюсь тут, на утёсе, больше нет водяников. Эта мысль чуть успокоила разум, хотя от напряжения руки всё ещё дрожали, словно листья на ветру.

Я поднялся и оглядел место схватки. Выглянувшее солнце, снова ослепительно резануло по глазам, вызывая слёзы.

Да, кажется от брошенного в воду камня, пошла слишком большая волна. Но всё к этому и шло. Если бы не я, то проблему решил бы кто-то иной. Может, и Молотов нанял бы каких-нибудь ребяток…

А, может, Бор, так того требовали боги? Наверное, эти водяники перешли все допустимые нормы морали, и Сарн… или Нихаз… а, может, и они оба решили таким образом, используя меня, погубить нерадивое племя дикарей.

Я вытер нож и вымыл руки снегом.

Мысль о том, что следовало бы где-то отсидеться, уже заменилась иной. Уж если началась такая «каша», то её следует доварить до конца. Иначе будет только хуже.

С этими мыслями я пошёл вниз к реке, к привязанной лодке.

15

Холодно… очень холодно. Ещё эта отупляющая усталость… голод…

Я плыл сквозь ветер, пургу, обходя на утлой лодочке льдины, гребя, что есть силы к Гравстейну.

Прощать… оставить, как есть… Ну, уж нет! Чего прятаться, разберёмся как мужчины.

Живот жалобно заурчал. Я зачерпнул рукой воды и сделал маленький глоточек. Голод это не заглушило, но хотя бы чуть обмануло чувства.

Раз. Два. Слева. Справа. Ещё один гребок… Раз. Два…

Спина от неудобной позы затекла. А мне ещё плыть и плыть.

Темнело быстро. Рисковать и плыть наобум я не хотел, потому стал искать место, чтобы причалить. Для лагеря выбрал западный берег: на нём случайных встреч с водяниками будет поменьше.

Тут сквозь деревья мелькнул силуэт чего-то похожего на избу. Я резко развернул лодку и направил её к обледенелому берегу. Осторожно причалив, осмотрелся по сторонам, и стал выбираться вон. Причём делать это пришлось, крайне осторожно, поскольку лодка так и норовила сбросить меня в воду.

Подтянув её как можно дальше, я выбрался на твёрдую землю и стал взбираться вверх по круче. Минут через десять вышел на узкое плато, где сквозь заросли какого-то кустарника, различил чёрные обугленные бревна избы.

Дом, судя по всему, горел давно. Большая часть стен уже начала покрываться характерным для этих мест зеленоватым лишайником. Дверей не было и я осторожно вошёл внутрь. В пустые окна пробивался вечерний свет. Через дыры в прохудившейся крыше изредка залетал снежок.

Я снова вышел наружу и обошёл избу. Брёвна лишь слегка обуглились, а в середине они всё ещё оставались более или менее нормальными. Я подковырнул их ножом и вернулся к двери.

Пожалуй, остановлюсь тут на ночь. Это всё лучше, чем сидеть у берега, замерзая от порывов ледяного ветра.

Вернувшись вниз к Вертышу, я спрятал лодку в зарослях и, забрав ларец, снова пошёл к дому.

Сон не шёл. Во всём виноват голод и холод. От этого в душе снова пробуждался постоянно недовольный «дракон».