Страница 49 из 148
Несколько минут, и уже я грелся у костра и раздумывал, как приготовить себе рыбу.
Кстати, можно поздравит нож с почином. Ведь он уже теперь отведал крови. Утолил голод, так сказать. Правда, начал с моей. Но, пожалуй, это ничего, пусть знает, кто его хозяин.
Выпотрошив пару крупных рыбин (кажется окуней), я наткнул их на палки и стал поджаривать на углях. А меж тем тела водяников подтянул к берегу и накрыл ветками. От них воняло тиной, тухлой рыбой и ещё какой-то гадостью.
Вернувшись к костру, стал греть то руки, то спину, то бока. Голова всё ещё гудела, очевидно, последствия удара по затылку.
План такой, — рассуждал я, — попытаться на лодке спуститься вниз к Крутому Рогу. Там в зарослях обождать до ночи и затем попытаться потихоньку переплыть этот опасный участок. Доберусь до плёса, потом на острова, и в Молотовку.
Возвращаться в Гравстейн пока не было смысла. Не зная там ситуации, не стоило лишний раз рисковать. Ведь как говорили гибберлинги: «Не зная брода, не суйся в воду».
Я ел и глядел на реку, всё ещё ожидая появления других водяников.
Не знаю как, но мысли постепенно откатились к моей собственной персоне. Все вопросы о своём прошлом, я тщательно подавлял: какой есть — такой есть. А почему — Сарн его знает! Так надо.
Кому надо? — вопрошал себя.
Все эти отрывки воспоминаний про Сверра, знакомство с мятежниками, особенно Северскими, да ещё слова Бажены про кровь единорога да сердце дракона… В общем, не человек, а какая-то мозаика.
Видно, в душе я смирился с такими странностями. Чувствую себя какой-то веточкой, плывущей по течению реки. Кто-то её уронил её в воду, или намеренно бросил, и теперь она, то бишь я, плыву, плыву… плыву…
Может, чтобы выбраться из этой речки, мне стоит доплыть до берега и потом бежать? Точно, и туда, где нет никого. Никого!
Подумал про это и тут же забыл.
В очередной раз, выплюнув мелкие острые косточки, я вдруг понял, что именно из-за них не люблю рыбу.
А потом другая мысль: о везении.
Мне часто и практически постоянно сопутствовала удача. В этом не было никакого сомнения. Везло так, как никому другому. А ведь действовал же больше по наитию. Жизнь была непредсказуема. Были в ней и неудачи, и большие победы — это тоже безусловно. Но всегда выходило так, что я даже умереть, толком, не мог. Меня словно возвращало сюда, в этот мир.
Удивительно, так ведь? Из-за этого вдруг начинаешь чувствовать себя… неуязвимым, а это притупляет чувства. Для воина подобное недопустимо. Удача — штука коварная, как и всякая женщина.
И я вдруг подумал, а кто такой собственно Бор? Что это за личность?
Даже есть перестал. Рыба остыла и была уже совсем невкусной. Да ещё не было соли, а без этого вкус совершенно не тот.
По крайней мере, в формировании меня как такового приложили руку три существа: Сверр, а также неизвестный дракон и единорог. Один отдал сердце, другой — свою кровь, третий — тело. Вот и вышел Бор.
Кто они все?
Про Сверра хоть что-то стало ясно, история остальных — сплошной туман.
А с другой стороны, ведь раньше это меня не так сильно волновало, отчего же я сейчас «проснулся»? Что поменялось?
Затушив костёр, я влез в лодку. Тонкая, лёгкая, она прямо летела по воде, и за какой-то час я добрался до Крутого Рога. Приходилось жаться к берегу и прятаться у зарослей, опасаясь столкновения с водяниками.
Выбрав более-менее удобное местечко, я вылез на берег, и стал красться вперёд. Через полчаса показалось небольшое плато, на котором хорошо проглядывались хижины водяников. Они мало чем отличались от тех, которые я видел в Светолесье у Белого озера.
Засев поудобней в кустах, я стал ждать. Так прошёл час. А, может, и больше. Жизнь водяников была однотипной и вполне понятной: все были заняты бытовыми делами. То починяли сети, то лодки, иные занимались просушкой рыбы. Одним словом — скукота.
Сторожей я не заметил. Издали всё виделось обычным мирным поселением.
И вдруг…
Сердце вдруг остановилось, а потом быстро-быстро забилось.
Откуда-то вывели человека. Оборванная одежда, следы кровоподтеков. Он был бос и постоянно подпрыгивал то на одной ноге, то на другой.
Человека я не знал. К нему спустился с крутого холма у скалы раскрашенный водяник в огромном шлеме в виде рыбьей головы. Он обошёл несчастного со всех сторон и ткнул гарпуном в бедро, словно стряпуха, что проверяет степень готовности мяса.
Слим? Вождь? — спросил сам у себя, но ответа пока не находил.
К человеку подбежали несколько водяников и практически мгновенно его раздели. То, что я принял за странный стрекот, оказался их смехом. Они копьями погнали человека по жердям кривого помоста к Вертышу.
Несчастный попытался отбрыкаться, за что получил сильный удар по голове. А потом его подхватили за руки и насильно потянули к воде. Через несколько мгновений пленный с громким плеском свалился в Вертыш. Там его уже поджидали ещё парочка водяников. Они подтянули человека к торчащему столбу и живо привязали так, чтобы из воды торчали плечи и голова.
Я всё это видел, и в голову закрадывались такие мысли, что словами не передать.
Кричал человек, наверное, целый час. И этот час мне показался просто вечностью. От каждого вскрика, у меня по спине пробегали мурашки.
А я всё продолжал сидеть в заснеженных кустах, глядя на эту картину, так и не в силах понять смысла подобного издевательства. Напрашивался только один вывод: это всё ради удовольствия. Ну а зачем ещё такие пытки?
Водяники изредка подплывали к привязанному и покалывали его своими гарпунами.
Рассуждения про мою персону и везение теперь казались такой глупостью. Вдруг подумалось, что если я оказался бы на месте этого человека.
Снова и снова я возвращался к мыслям о смерти, и при каждом раздирающем душу крике, на разум нападало какое-то оцепенение. Я вжимал голову в плечи, и даже закрывал уши.
Мертвое тело вытянули на помост. Мне было плохо видно, однако уже через несколько секунд я понял, что за вещь оказалась в руках одного из водяников: они снимали кожу с человека, сворачивали её в рулоны и уносили в хижину к вождю (я был абсолютно уверен, то это его дом).
Когда они закончили с «разделкой», в поселение снова вернулся привычный быт. Словно и не было ничего. Починка лодок, сетей. Рыбу потрошат. И всё бы ничего, но душа была не на месте.
Казалось бы, ну вот я хоть чуть успокоил её, и то чувство растущего бешенства из-за собственного бессилия, заглушая его одной лишь мыслью, мол, всё равно все умрём. Но тут снова вывели из дальней хижины ещё одного босого человека. Он громко рыдал.
Видеть здоровенного мужика раскидывающего сопли во все стороны было неприятно. Не то, что бы я его не жалел, просто подумалось, что можно было вести себя более… более… достойно. А тут… Не ребёнок же, в конце концов!
И снова вышел, одетый в рыбий шлем, вождь и долго осматривал пленного.
Его поволокли к реке, разрывая по дороге одежду. Схватив за руки-ноги легко забросили в воду. Привязали к тому проклятому столбу, и он долго-долго кричал от холода, от той невыносимой боли, страдая так, как не страдал никто на моей памяти. Даже предыдущий пленник, мне казалось, промучился меньше.
Уже вечерело. Человек в ледяной воде в отличие от своего товарища, продержался дольше. Когда он затих, к нему подплыли двое водяников, несколько раз ткнули своими гарпунами, а потом вытянули на помост посиневшее тело.
В свете уходящего солнца было плохо видно, но я знал, что его тоже «разделывают», как какую-то свинью, или телёнка. Вон понесли отдельно шкуру (зачем — непонятно), вон потянули мясо, кости…
Дождусь темноты и уйду. Не дай Сарн, попасть в руки-лапы этих гадов лягушатников. Лучше утоплюсь, или зарежу сам себя.
Только подумал, как услышал крик…
Сердце ёкнуло и остановилось. Я аж приподнялся, вглядываясь вдаль, в сторону хижины вождя водяников Слима.
Возле входа стояла громадная человекоподобная фигура. Это был орк.