Страница 45 из 148
Фух! И острые ледяные иглы впились в кожу, придавая и телу и разуму бодрости. Растерев горстями снега лицо, и пофыркав несколько минут под взглядами торопившихся мимо гибберлингов, я вернулся в дом и занялся своей внешностью. Взяв бронзовое зеркало, принялся подравнивать ножницами бороду, а потом подбрил виски и заново заплёл волосы в небольшую жёсткую косу.
— О, уже встал? — в дом вошли матушки Глазастики. — Раненько что-то. Не спится?
— Да нет, просто дел на сегодня много.
— А наш-то всё дрыхнет… Эх!
Сёстры принялись разводить огонь. Они что-то зашептали, как мне поначалу показалось, на своём языке, но прислушавшись, я всё же различил некоторые слова:
— …нить держи, ну упускай, за судьбою поспешай…
Я поднялся и повернулся к матушкам. Заклинание, что ли, шепчут какое?
— …тьмы кромешной сторонись… На днях, — вдруг повернувшись ко мне, говорила та из матушек, что с косицами, — сынки к нам заезжали. В походе они были, дальнем. Ничего про то не говорили… А мне сегодня сон был дурной…
Матушка замолчала, глядя, как разгорается огненный цветок. Вместо неё заговорила вторая сестра:
— А я ещё тогда заметила, что Франк, старшенький, всё какой-то молчаливый. Слышала, как он Сэму и Асгерду сказал, что надо помалкивать. А вот о чём — непонятно.
Я всё ещё глядел на гибберлингов. Мысль была такая: старческое, что ли у них? Мелят о ерунде какой-то.
— Ушли они за Великаны, — продолжала рассказа сестра. — Хотели добираться до северного берега, а оттуда на Новую землю лететь к Фродди Непоседе, Старейшине нашему. Боимся, что не в добрый путь они туда поспешили.
— Ой, не в добрый, чует моё сердце, — вторила сестра. — Тут ещё этот сон.
— Да ну, глупости, — успокоил я, как умел. — Снам верить…
Сказал, а сам вдруг вспомнил Стояну и её предостережения.
— Думаешь? — как мне показалось, обрадовано спросила матушка с косичками. — Может сову почтовую послать?
Я пожал плечами.
— Садись за стол, завтракай, — предложила вторая сестра.
Глянув на моё лицо, она чуть усмехнулась:
— Плохо? Держи, — с этими словами она взяла с полки горшочек и протянула мне.
Пахло из него не ахти. Но делать нечего: я сделал несколько мощных глотков, вдруг ощущая, как по телу пошла приятная лёгкость.
— Ну, а теперь поешь, — сказал матушка.
Наскоро перекусив под звуки храпа деда, я поинтересовался, где найти Ефима Молотова.
— Знамо, где! В Меннесфольге, людской слободке, в северной части посёлка.
Поблагодарив матушек, я собрался и вышел во двор.
Небо уже значительно посветлело, но солнце всё ещё не могло пробраться сквозь тонкое серое полотно облаков. Снег под ногами приятно похрустывал.
Людская слободка заметно отличалась от строений гибберлингов. Несмотря на раннее утро, здесь было оживлённо. На вопрос, где разыскать Ефима Молотова, меня вдруг вызвался провести один громила.
— А сам кто таков? — допытывался он по дороге.
— Да так… проходимец…
Здоровяк хмыкнул, не поняв юмора, и повернул за угол. Тут было ещё несколько таких же мордоворотов. Они изучающе глядели на меня, и особенно им не понравилась моя причёска. В глазах блеснул не то чтобы испуг, скорее какая-то настороженность.
— Похож, — процедил сквозь зубы один из этих мрачных личностей.
— Конечно, похож. Кто таков?
— А сам ты кто? — бросил я, сжимая рукой рукоять фальшиона.
Кажется, вместо ответа меня ожидало нечто иное. И тут в голове сами собой всплыли слова Стояны: «Убережёшься от рога (Крутой Рог водяников), наткнёшься на меч».
Вот оно что! И кто ж эти странные люди? Не третий ли отряд с «Валира»?
Скрипнула дверь и на крыльцо высокой избы вышел длинноусый безбородый человек в богатом кафтане. Его взгляд сразу наткнулся наше сборище.
— Эй, Лешук, что там за человек такой? — громко крикнул усатый.
В его фигуре узнавалось молотовская стать. Видно, это и был Ефим.
Тот, кого назвали Лешуком, низкорослый толстопузый человек с руками-ухватами, нехотя повернулся на месте. Он не стал кричать в ответ, а медленно пошёл навстречу купцу.
Несколько минут они о чём-то переговаривались. Со стороны мне вдруг показалось, что как будто не Лешук даёт ответ, а Молотов извиняется. Словно потревожил столь занятого человека. Жаль, что громила стоял ко мне спиной, и не мог видеть его лицо.
Всё это время, я держал руку на гарде, ежесекундно ожидая подлого нападения со стороны этих весьма недобрых парней.
Ефим устало потёр переносицу. Тот, кто его близко знал, наверняка уже понял, что купец в скверном расположении духа. Обычно подобное потирание переносицы указывало на то, что Ефим пытается скрыть те эмоции, которые, по его мнению, сейчас отражаются на его лице.
На самом деле, там ничего не отражалось. Привычка играть «уставшего человека» дала свои плоды, и никто из чужих не догадывался, что на самом деле творится в душе у этого человека.
Купец вдруг обошёл стоявшего на пути Лешука, так и не дослушав его речь. Несколько широких шагов и он подошёл к нам.
— Как зовут?
— Сверр. Я на брата вашего работаю. Плоты сопровождал…
— А-а, это о тебе мне вчера парни рассказывали! — как-то обрадовано сказал Ефим. И, обращаясь к громилам, сказал: — Свободны, это ко мне.
Ушли те не сразу, несколько секунд глядя то на Лешука (видно ихнего предводителя), то на купца. Когда мы остались одни, Ефим вдруг изменился в лице и строго спросил:
— Так как твоё настоящее имя, Сверр? Только честно, прошу!
— Бор.
— Нихаз тебя дери! — прошипел Ефим.
Его лицо нахмурилось, усы, словно змеи, зашевелились сами собой.
— Плохо! Очень плохо! О тебе тут уже прекрасно знают! И ждут с «превеликой радостью»!
— Кто ждёт?
Ефим не ответил. Он повернулся и решительно направился к себе в хоромы. Поняв, что он зовёт таким образом идти за собой, я отправился следом. Когда мы очутились в небольшой комнатке на втором этаже, Молотов сел на лавку, закинул ногу на ногу вернулся к разговору:
— Помнишь, раньше бабки в детстве нам сказывали: «Слухом земля полнится».
Я кивнул, присаживаясь рядом.
— Значит, у брата сейчас служишь? А он, поди, и не догадывается кто ты.
— Да объяснись нормально, что за загадки!
— Успокойся, не враг я тебе. Наша семья в беде… Поверь, всё случилось не по нашей воле… Вернее… Запутался и тебя запутал.
Молотов резко встал и зашагал взад-вперёд. Его длинная фигура делал его похожим на цаплю. В сравнении с Демьяном, он казался гораздо выше и шире в костях.
— Наш младший брат, Касьян, в заложниках. Потому нам…. нашей семье приходится крутиться, снабжать деньгами, в общем, всячески способствовать…
— Кому? — не выдержал я.
— Мятежникам, — резко ответил Ефим и остановился. — Вон те ребятки, что тебя встретили… Это — наёмники. Бунтари! Следят за мной. Всё присматривают.
Тут словно доказывая его слова, отворилась дверь, и в светёлку вошёл Лешук.
— Что тебе? — повернулся к нему Ефим.
Секунду-другую наёмник глядел на нас исподлобья.
— Пошептаться надо, — пробурчал он.
— Хорошо, сейчас закончу с… посланцем от брата и пошепчемся. А сейчас обожди за дверью.
Лешук кивнул и вышел.
— Видишь, — прошептал Ефим. — Второго дня гонец прибыл из столицы с письмом для них. Я его читал… Видно, много кого ты там, в Светолесье, допёк. Дают полное твоё описание, мол, такого-то роста, такого-то сложения и прочее, и прочее. И предписывают при появлении в Гравстейне… и откуда только узнали?
— Случайность, — пожал я в ответ плечами.
— В общем, приказывают тебя… убить. А все бумаги, которые будут найдены, немедленно доставить на «Валир» капитану Крюкову.
— Ну, теперь мне ясно, откуда ноги растут… И что делать?
— Что делать? Сам не знаю. Пока прикидывайся этим… забыл…
— Сверром.
— Вот-вот, ты Сверр от моего брата Демьяна. Где остановился?
— У матушек Глазастиков.
— А… знаю… Хорошо, пусть так. И, будь осторожен.