Страница 111 из 148
— Вот невезение! — бросил я, вытягивая вторую стрелу.
Нас с орком разделяло не более сорока шагов.
Не успею… Точно не успею. Видишь, как стремительно бежит… Нет, Бор, даже не пробуй…
Но я уже натянул лук.
— Взрыв! Мать твою! — стрела жадно бросилась на орка.
Мир вокруг словно замер. Я видел, как Асыка медленно заваливается навзничь. Видел, как стрела пролетает прямо над ним, а потом как она уходит дальше… дальше… ещё дальше…
Лук выпал из ослабленной ладони… Честно скажу, что так и не понял, каким образом в моей руке появился нож. Но когда орк выровнял своё тело и допрыгнул до меня, замахиваясь топором, лезвие гибберлингского «котта» вошло ему в кадык.
Потом мы вместе рухнули в снег…
17
Я катился, и катился, и катился… Моя голова болталась, как язык в колоколе. Она несколько раз ударялась обо что-то твёрдое.
Ощущение такое, словно я погружаюсь под воду, пытаюсь вынырнуть и снова ухожу ко дну. Разум цеплялся за всё, что хоть как-то могло вытянуть его из тёмных глубин забытья.
— Эй! Эй! Слышишь меня? — громко зазвучала звонкая пощёчина. Я сначала услышал её, а потом только понял, что били-то собственно меня.
Мутный туман чуть развеялся. Надо мной сидел последний из ратников.
— Живой, — как-то радостно выдохнул он.
Я чуть огляделся. Теперь стало ясно, что так сильно давило мне на грудь. Это было тело Асыки.
— Ты его убил! Ты его убил! — на испуганном лице ратника отразилось сразу и восхищение, и ужас, и растерянность.
— Помоги мне вылезти, — прохрипел я.
Левая рука совсем не слушалась. Мало того, она полностью онемела, хотя пальцы (я специально попробовал) шевелились.
Понадобилось немало усилий, чтобы выбраться из-под тяжёлой туши орка.
— Мы остались вдвоём? — спросил я, хотя итак понимал, что это факт.
— Да… да… Ты его убил! Ты завалил Асыку!
— Чего ты раскаркался, как ворона на заборе?
— Ну, это… ты… ты…
Кажется, ратника трусило. Он-то вставал, то садился, то вдруг куда-то собирался идти. Затем останавливался и снова садился, хватая себя за голову.
Со стороны стойбища послышались какие-то звуки. Ветер на несколько мгновений переменился, и мне этого оказалось вполне достаточно, чтобы понять: там, на плато, идёт бой.
— Плохо! — заявил я ратнику. — Мы тут, а там вовсю сражение… Плохо! Наша группка… вернее, всё, что от неё осталось…
Я выругался и сплюнул на снег.
Буран чуть поутих. Небо посветлело, и снег теперь пошёл плотными хлопьями.
— Вот что… Как тебя зовут?
— Я… меня… ты…
— Имя!
— Боян… я Боян… Божилов.
— Зуренец?
— Да…
Я попытался подняться и огляделся. Тела убитых острожников уже заносило снегом. Полчаса, и здесь ничто не будет напоминать о сражении.
— Подай топор, — приказал я Бояну. — Живее…
Ратник закрутился на месте, а потом осторожно приблизился к Асыке. Вытянуть оружие оказалось не таким уж и простым делом, но чуть помучившись, Божилов смог вырвать из окоченевших пальцев орка скеггокс.
Я внимательно смотрел на топор и с каждой секундой убеждался, что это не орочье оружие. Длинное топорище… гладкое, полированное дерево, потемневшее от времени… Кажется, это был ясень…
Но Нихаз с этим топорищем! Вот сам топор — вот что заслуживало отдельного разговора. Такого качества исполнения мне ещё видеть не приходилось. Да и материал, судя по всему, был отменный.
Я провёл пальцем по лезвию, ощущая легкие зазубринки по всей его длине, от «носка» до загнутой «бороды»… На полотне были отлиты интересные узоры. Таких мне ещё видеть не приходилось…
Я взял скеггокс под «шейку». Не тяжёлый… Думал, будет иначе… Вроде и отлично центрирован.
— Вот что, братец, — вернулся я к ратнику. — Нам с тобой надо торопиться к своим в стойбище. Но прежде…
Я кивнул на Асыку. Боян не понимал. Или не хотел понимать.
— Надо отрубить ему голову, — пояснил я. — И сделаешь это ты. У меня рука повреждена.
— Я?.. Я?.. как же…
— Да возьми себя в руки!
Мы оттянули тело орка в сторону и положили его голову на небольшой валун. Божилов принял топор дрожащими руками и с четвертого удара смог разрубить шею.
— Ты оружие в руках держал? Топорная работа! — возмущался я, приподнимая искромсанную голову Асыки. — Заверни её во что-нибудь.
Боян бросил топор. Я меж тем собрал своё оружие. Затем снял с пояса орка ножны для скеггокса (действовать одной рукой было весьма затруднительно) и прицепил себе. Божилов завернул голову и стоял над ней с широко раскрытыми немигающими глазами.
— Ты там спишь? — сурово спросил я. — Хватай свёрток, и живо идём в стойбище.
Ветер периодически утихал, и до моих ушей по-прежнему доносились звуки битвы. Не знаю, какая сейчас польза будет от меня (левая рука не работает, следовательно, стрелять из лука не смогу; да и рубиться уже двумя мечами тоже не получится), но всё же моё место должно быть сейчас наверху.
Полчаса трудного подъёма и мы с Божиловым вышли к восточным воротам.
В стойбище, что говорится, царил полный хаос. Я пару минут пытался разобраться, а Боян растерянно крутил головой и постоянно бормотал:
— О, Сарн! Помоги… Сарн… Что делать, Бор? — закричал он мне.
Я увидел небольшую группу наших ратников у горевшего шатра. Они добивали нескольких орков. За ними стояла урядница. Судя по её полусогнутой позе, и судя по тому, как она прижимает правую руку к животу, Мила была ранена.
— Туда! — вскомандовал я.
Мы быстрым шагом добрались до своих, и я приблизился к Огоньковой.
— Какова ситуация? — спросил я.
Мила подняла бледное лицо и сквозь зубы проговорила:
— Упорные… суки…
Огонькова на вид была совсем плохонька. Помощи урядница не просила, не в её правилах, а я не отчего-то не рискнул об этом поинтересоваться.
— Мирон тебе покажет… Вот, что… Бор… — Мила тяжело дышала, — весь грех этот (тут урядница кивнула на полуразрушенное стойбище) я беру на себя. А ты… доведи дело до конца. Помоги ребятам…
Какой грех? Что она имела в виду?
Додумать не успел. Выросший словно из-под земли десятник позвал за собой.
— Они засели вон меж теми шатрами, — подскочил десятник Мирон. — Хорошо там заперлись. Не подобраться.
Я выглянул в указанном направлении.
— Нас тут ждал… сюрприз, — прохрипела Огонькова и криво усмехнулась. — Глянь, кто заправлял у орков.
Мирон тут же куда-то отбежал. Я ещё раз кинул взгляд на обороняющихся у западной стороны частокола орков, и побрёл за десятником.
— Вот! — кричал тот, пытаясь что-то поднять.
Отсюда плохо было видно. Я медленно подходил, и с каждым шагом всё яснее становилось одно: на снегу лежала длинная худая фигура… человека из племени Зэм.
— Восставший? — даже не верилось.
— Он, собака, командовал орками. Мне и самому бы не верилось, скажи кто-нибудь об этом. Но я видел… собственными глазами… Мы еле-еле его свалили и закололи… Живучий, зараза!
Я приблизился и присел возле мертвого тела. Этот Восставший совсем не походил на ту нежить, которую мне пришлось видеть на Могильниках и у Гиблых Скал.
— А вот, гляди! — Мирон поднял с проталины щит.
— Д, неплохая вещь, — отмахнулся я, всё ещё разглядывая Восставшего.
— Да ты понимаешь, чей он? Ермолая Сотникова!
— Повтори.
— Сотникова, вот кого!
Снова амуниция Ермолая! Было бы смешно, не будь всё так грустно…
И ещё: если раньше, к примеру, у водяников, или у тех же гоблинов, во главе стоял орк, то тут, в стойбище — Восставший! Вот уж сюрприз, так сюрприз!
Я ошарашено уставился на Мирона. Помню, что был настолько поражён, что даже не слышал звука голоса десятника. Видел, как открывается его рот, как он эмоционально жестикулирует, но до сознания не добралось ни одно из его слов.
Голова соображала медленно. Мысли путались, носились одна перед другой…
— Так! — попытался собраться я. — Так!.. Где, говоришь, орки?