Страница 103 из 148
Нога начинала сильно ныть, видно забил её хорошо (этого ко всему прочему не хватало). Надо бы остановиться для небольшой передышки.
Ветер дул не переставая. Здесь в ущелье он многократно усиливался. Снег, разносимый им, засыпал всё вокруг толстым слоем. Если раньше его покров едва доходил до колена, да и то местами, то теперь приходилось усердно прокладывать себе путь. Несколько часов, и ущелье заметёт так, что ввек не откопаешься.
Да, ну и ночка сегодня выдалась. Такой погодки давно не видывал…
Вспомнился Тур со своими молодцами. Как мы пережидали бурю в Уречье, пили полугар, чтобы согреться.
Я вытянул флягу и сделал последние глотки. Сил это не прибавило, но создалось впечатление, будто не так уж и холодно.
Собравшись силами, и, превозмогая боль, я заспешил дальше. Надо бы добраться до берега Вертыша, а там найдётся место, где укрыться.
Идти становилось уж совсем невмоготу. И дело не в ноющей ноге (кстати, теперь побаливало и колено), а в слишком большом напряжении. Казалось, что сил расходуется уж слишком много, а толку никакого. Идёшь себе, идёшь, а ущелью ни конца, ни края.
За следующим поворотом меня ждал неприятный сюрприз: прямо посреди прохода стояла наполовину занесённая снегом человеческая фигура. И не надо было быть пророком, чтобы понять, что это нежить.
Восставший мгновенно оживился, едва заметил живого человека. Я несколько растеряно попятился, пытаясь снять с плеча лук.
— Взрыв! — наложил я проклятие и тут же понял, что поспешил.
Стрела сорвалась с тетивы и умчалась вперёд. Восставшего разнесло на куски, а на меня сверху тут же посыпались камни вперемешку со снегом.
— Вот дурак! — заорал я во всё горло и бросился вперёд, что есть мочи.
Ноги не слушались. Ощущение было сродни тому, которое бывает во сне, когда хочешь убежать, но не выходит. Меня стремительно засыпало. Каменные осколки барабанили по плечам, один больно стукнулся в спину, чуть пониже поясницы. Благо в голову, прикрытую руками, ничего не треснулось. Не прошло и минуты, как моё тело оказалось практически похоронено, под белым плотным саваном снега и камней.
Я был в полной панике… пытаюсь вырваться из ловушки… гребу и руками и ногами из последних сил. И вот когда мне показалось, что пришёл конец, в лицо ударил порыв морозного воздуха… Я судорожно вдохнул, словно только что вынырнул из воды.
Выбрался… Слава Тенсесу…
Ещё минуту разгребался, вытягивая самого себя из-под завала и затем, ощутив неимоверную усталость, тяжело опустился на землю. Непослушные обмороженные пальцы нащупали что-то среди камней. Хотел разглядеть, но в этой бушующей тьме, это был сделать невозможно… Похоже на амулет… Наверное, от Восставшего. У него, кажется, что-то висело на груди…
Ладно, хрен с эти амулетом, — я засунул его за шиворот. А в голове меж тем уже крутилась другая мысль: надо идти. — Нельзя отдыхать… Никак нельзя…
Но тело ныло, каждая мышца болела. Я так выложился, что уже не было никакой возможности подняться. Если не прилягу и хоть немного не отдохну, то кончусь прямо здесь.
Дышать было трудно. Воздуха не хватало…
Слава, Сарну, что мне удалось выгрести из-под снежного завала. И хорошо, что никаким камнем не прибило. А то нашли бы меня чуть позже мятежники.
О-о, — сказали бы они. — Это, наверное, тот, кто убил нашего капитана и старпома. Гляньте, как его боги наказали. Так ему и надо!
О, Тенсес, что за глупости в мою башку лезут? — я сквозь силу усмехнулся и растянулся на земле.
Ветер в ущелье был просто ужасным. Понятно, что если не встану в ближайшее время, то меня или занесёт, или… В общем, замёрзну тут…
Да, может, так и надо. Видно, пришёл конец моему «служению»…
Смешно, ей-ей! Ты, Бор, верно болен головой. Вставай! — Да отцепись ты, репейник! Немного поваляюсь…
Мозг словно отключился, погружая разум в темноту…
Я сидел у вечернего костра. Подле были дружинники, чуть дальше старый Гуннар.
Ингос. Белый Мох — старое болото…
На плечи медленно опускался снег. В воздухе пахло жареным мясом.
Старик Гуннар, казалось, заснул с открытыми глазами. Он сидел прямо у костра, не мигая, глядя на его языки, пляшущие в своем первобытном танце. Вдруг наставник откашлялся, прочистил горло и негромко заговорил:
— Во времена, о которых сейчас не знают ни люди, ни эльфы, ни кто иной, живущий в Сарнауте, поскольку тогда не было тех, кто мог бы запомнить, — Гуннар вытер широкой ладонью своё морщинистое лицо, и продолжил: — тогда и родился первый хримстурз. Это был Эльвагар, один из двенадцати инеистых великанов. Он был так огромен, что, говорят, достигал неба.
— Кто говорил? — подал голос весельчак Эгнер. — Никого же не было, ты сам сказал.
Но Гуннар проигнорировал насмешку дружинника. Он посмотрел на меня и чуть погодя продолжил:
— У него была серебристая ледяная борода, такие же волосы на голове… Его нрав был буйным, ярость — безмерной. И жил Эльвагар в стране мрака и вечной тьмы. Но Сарн в великой мудрости своей не желал видеть в этом мире ничего из тёмного мира…
— Хримстурзы, инеистые великаны, создания Нихаза? — спросил я.
— Кто знает… Умные люди мне говорили, что некогда прочитали в одной древней книге, будто эти великаны были раньше богов. Это было настолько давно, что никто уж не знает всей правды.
— Сарн их уничтожил? — снова спросил я.
— Только одиннадцать братьев Эльвагара. Фьерма, Ульга и прочих. Сарн, Бог Света и Светом же он их и победил. Очистил от дикого первородного зла… Но Эльвагар скрылся на севере, где в самом тёмном ущелье, в таком, куда никогда не проникают лучи солнца. Это он породил ледяных великанов — турзов. Во время сильных буранов, если очень постараться, можно увидеть этих чудовищных созданий. Ни в коем случае человеку нельзя приближаться к ним. Они унаследовали от своего прародителя бешеный нрав и запросто способны заморозить живое существо.
— Они не боятся огня? — спросил я.
Эгнер, сидевший рядом, расхохотался:
— Огня? Да они дунут на твой костёр и превратят его в ледяные головешки!
— Только истинный Свет способен противостоять турзам, — добавил Гуннар. — Сейчас инеистых великанов и не сыскать. Разве только вот на дальних аллодах, говорят видели их… в Сиверии, на Новой Земле…
Что-то шершавое и влажное тернуло меня в щёку. Я с трудом разлепил заиндевелые веки. В серой предутренней мгле на меня глядела чья-то звериная морда. Понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что это рысь.
Твою мать! — попытался встать, ежесекундно охая. Руки-ноги почти не слушались. — Какого…
Это, конечно, была не типичная серая рысь, которых в Уречье была тьма тьмущая. Лесная… рыжая, — отметил я. — На Ладу похожа… Хотя все они на одну морду. Думала, что я дохлый. Сейчас бы отгрызла бы мою рожу. Хотя, падалью же они, вроде, не питаются… И охота ей было в такую погоду шастать. Да ещё в ущелье. Тут и зверя никакого… Стоп!
— Лада? — спросил я.
Рысь спокойно опустилась на задние лапы и уставилась на меня своими горящими глазами. Такое ощущение, что её нисколько не смущали погодные условия.
— Лада, ты? — интересно, какого ответа я ждал от зверя. Аж самому смешно стало.
Я снова прикрыл глаза и стал проваливаться в дрёму.
А ну её, ту рысь! — мелькали мысли, как зайцы на поле. — Пусть жрёт… Ещё немножко отдохну… чуть-чуть…
Снова по лицу прошёлся шершавый язык. Я даже не стал глаза открывать. Лада чуть укусила меня за замёрзшее ухо. Мне поначалу и не почувствовалось, что его трогают (во как окоченел).
— Куда ты меня тянешь? Что ты от меня хочешь?
Апатия такая, что не передать словами. Ну, ничего не хочется. Просто лежать… бесконечно и долго…
Замерзнешь же, — талдычит трезвомыслящая моя частичка. — Вставай, балбес ты такой! Отморозишь себе что-нибудь… Вставай!
Лада укусила за руку. Было больно.
— Эй! — рассердился я. — Ты что, зараза, делаешь?
Но, кажется, рысь мои окрики не сильно испугали. Она прямо-таки заглядывала мне в глаза, словно звала за собой.