Глаз в пирамиде

Обычный подлог: вымысел выдается за факт. Описанный здесь подлог — полная противоположность: факт выдается за вымысел.

Все началось с «Там, внизу» Гюисманса: сатанист становится героем.

Мейчен в Париже в 1880-х годах вхож в круг Гюисманса.

«Долы» и «Письмена Акло» в последующих «сочинениях» Мейчена.

Те же годы: Бирс и Чемберс упоминают об озере Хали и Каркозе. Якобы совпадение.

После 1900 года Кроули собирает свою оккультную группу.

В 1913 году исчезает Бирс.

После 1923 года Лавкрафт пишет о Хали, долах, Акло, Ктулху.

В 1937 году Лавкрафт безвременно умирает.

Сибрук обсуждает Кроули, Мейчена и проч. в своей книге «Черная магия», 1940 г.

«Самоубийство» Сибрука — 1942 г.

Подчеркнуть: в «Смерти Холпина Фрэзера» Бирс описывает эдипов комплекс ДО ФРЕЙДА, а в «Обитателе Каркозы» — теорию относительности ДО ЭЙНШТЕЙНА. Невразумительные Лавкрафтовские описания Азатота как «слепого бога-идиота», «демона-султана» и «ядерный хаос» примерно в тридцатые годы — за пятнадцать лет ДО ХИРОСИМЫ.

Непосредственные упоминания наркотиков в книгах Чемберса «Король в желтом», Мейчена «Белый порошок», Лавкрафта «За стеной сна» и «Горы безумия».

Желания Ллойгора (или Древних) в «Проклятой вещи» Бирса, «Черном камне» Мейчена, у Лавкрафта (постоянно).

Как в немецком фольклоре, так и в преданиях панамских индейцев Атлантиду называют Туле, что, конечно же, по общему мнению, очередное «совпадение». Начать статью так: «Чем чаще для объяснения странных событий человек употребляет слово „совпадение“, тем яснее становится, что в действительности он не ищет объяснений, а уходит от них». Или короче: «Вера в совпадения есть господствующее суеверие Научной Эпохи».

Вторую половину дня детектив провел в библиотеке Мискатоникского университета, просматривая сочинения Амброза Бирса, Ж.-К. Гюисманса, Артура Мейчена, Роберта В. Чемберса и Г. Ф. Лавкрафта. Он выяснил, что во всех этих трудах повторяются одни и те же ключевые слова; упоминаются исчезнувшие континенты или исчезнувшие города; описываются сверхчеловеческие существа, стремящиеся каким-то не совсем понятным образом мучить и приносить в жертву людей; предполагается, что существовала некая секта (или различные секты) людей, которые служили этим существам; описываются определенные книги (как правило, их названия не приводятся, исключением был лишь Лавкрафт), раскрывающие тайны этих существ. Дальнейшее расследование позволило детективу выяснить, что оккультные и сатанистские круги Парижа в 1880-е годы оказали сильное влияние на сочинения и Гюисманса, и Мейчена, а также на карьеру знаменитого Алистера Кроули и что Сибрук (знакомый с Кроули) прозрачно намекал, что знал больше, чем писал в своей книге о черной магии. Потом детектив составил следующий список:

Гюисманс — истерия, жалобы по поводу оккультных нападений, затем удаляется в монастырь.

Чемберс — отказывается от таких тем, обращается к светлой романтике.

Бирс — загадочно исчезает.

Лавкрафт — умирает в расцвете лет.

Кроули — вынужден умолкнуть и умирает, всеми забытый.

Мейчен — становится ревностным католиком. (По примеру Гюисманса?)

Сибрук — предполагаемое самоубийство.

Затем детектив сделал паузу и перечитал, на этот раз уже более внимательно, сочинения этих писателей, в которых упоминались наркотики. Теперь у него возникла гипотеза: старика Марша, как и этих писателей, заманили в наркотический культ, где его терроризировали собственные галлюцинации. Он покончил с жизнью, чтобы избавиться от фантомов, порожденных его затуманенным наркотиками воображением. Для начала это была довольно неплохая теория, и детектив добросовестно приступил к опросу всех приятелей Марша по университету, очень осторожно и исподволь наводя их на разговоры о марихуане и ЛСД. Это ему ничего не дало, и он начинал уже терять уверенность, когда вдруг фортуна улыбнулась. Один профессор антропологии сообщил детективу об увлечении Марша в последние годы amanita muscaria, галлюциногенным мухомором, употреблявшимся в древних религиозных культах Ближнего Востока.

— Это очень любопытный гриб, — рассказал профессор детективу. — Некоторые любители дешевых сенсаций утверждают, что магические снадобья всех древних культур готовились именно на основе amanita. И сома в Индии, и нектар, употреблявшийся в дионисийских и элевсинских мистериях Древней Греции, и даже Святое Причастие у первых христиан и гностиков. Один парень в Англии даже считает, что мухомор, а вовсе не гашиш, был наркотиком, который употребляли ассасины на Ближнем Востоке. А по мнению нью-йоркского психиатра Пухарича, этот гриб наделяет даром телепатии. В основном все это, конечно, чушь, но мухомор действительно признан самым сильным в мире наркотиком, изменяющим сознание. Если молодежь когда-нибудь его распробует, ЛСД по сравнению с ним покажется бурей в стакане воды.

Далее детектив сосредоточился на поиске кого-нибудь, кто действительно видел старину Марша «забалдевшим». Свидетель наконец нашелся — молодой чернокожий студент по фамилии Пирсон, изучавший антропологию и музыку.

— Сильно возбужденный, в эйфории? Да, — задумчиво сказал он. — Однажды я видел нашего Джошуа в таком состоянии. Это было в библиотеке географического факультета, где работает моя девушка; тогда старик вскочил из-за стола с блаженной улыбкой до ушей и, разговаривая сам с собой, ну, вы знаете, как это бывает, громко объявил: «Я видел их — я видел фнордов!» И умчался куда-то. Я удивился и подошел посмотреть, что это он такое читал. Это была большая статья в «Нью-Йорк таймс», на всю страницу, без единой фотографии, так что уж не знаю, каких таких фнордов он мог там увидеть. Кем бы они, черт побери, ни были. Так вы думаете, он был немного под кайфом?

— Может быть да, может быть нет, — уклончиво сказал детектив, следуя полицейскому правилу: при допросе свидетеля никого ни в чем не обвинять, если ты не готов произвести арест. Но он уже почти не сомневался в том, что профессор Марш никогда не вернется, и тем, кто не вхож в его особый мир исчезнувших цивилизаций, пропавших городов, ллойгоров, долов и фнордов, никогда не удастся его арестовать или достать каким-то иным образом. По сей день дело Джошуа Н. Марша, которое хранится в полицейском управлении Аркхема, заканчивается следующей строкой: «Вероятная причина смерти: самоубийство в состоянии наркотического психоза». Никто никогда не связал разительные перемены, происшедшие с профессором Маршем, с конференцией РХОВ в Чикаго, на котором подавали безалкогольный коктейль со странным привкусом. Но у молодого детектива Дэниела Прайсфиксера навсегда сохранилось мучительное сомнение и смутное беспокойство по поводу этого расследования. И даже после того, как он переехал в Нью-Йорк и начал работать на Барни Малдуна, он по-прежнему читал запоем книги о доисторической эпохе и предавался странным размышлениям.

После исчезновения Сола Гудмана и Барни Малдуна агенты ФБР прочесали квартиру Малика вдоль и поперек. Все было сфотографировано, дактилоскопировано, взято на анализ, запротоколировано и по возможности отправлено в криминалистическую лабораторию в Вашингтон. Среди изъятых при обыске предметов была короткая записка на обратной стороне обеденного счета «Плейбой-клуба», явно написанная не рукой Малика. Смысла ее никто не понял, но для порядка ее подшили к делу.

Записка гласила: «Долы Мейчена = дхолы Лавкрафта?»

Двадцать пятого апреля почти весь Нью-Йорк гудел, обсуждая невероятное событие, которое произошло перед рассветом в лонг-айлендском особняке знаменитого филантропа Роберта Патни Дрейка.

Однако Дэнни Прайсфиксера из отдела по борьбе с терроризмом мало интересовало это странное происшествие, пока он мотался по запруженным улицам с одного конца Манхэттена на другой, опрашивая всех свидетелей, которые могли разговаривать с Джозефом Маликом в последнюю неделю до взрыва в «Конфронтэйшн». Результаты бесед оказались одинаково неутешительными: кроме замечаний о возросшей в последние годы скрытности Малика, ни один из опрошенных не сообщил полезной информации. На город снова опустился смог-убийца, который стоял вот уже седьмой день подряд, и некурящего Дэнни очень беспокоили хрипы в груди, что ничуть не улучшало его настроения.