Глаз в пирамиде

— Да, да, — нежно ворковала ему в ухо Мэвис. — Нам нужно учиться отказываться от наших жертв, а не от наших радостей. Они велят нам отказываться от всего, кроме наших жертв, а именно от них мы и должны отказаться. Мы должны принести в жертву наши жертвы.

— Серолицый, ты жизнененавистник! — вопил Сол. — Гребаный урод! Осирис, Кетцалькоатль, я знаю его под всеми его именами. Серолицый, Серолицый, Серолицый! Я знаю его войны и его тюрьмы, знаю всех мальчиков, которым он засаживает в задницу, всех Джорджей Дорнов, которых он пытается превратить в таких же убийц, как он сам. А я служил ему всю мою жизнь. Я приносил людей в жертву на его кровавой пирамиде!

— Выговорись, — повторяла Мэвис, придерживая дрожащее старое тело, — все выговори, дитя…

23 августа 1966 года: еще ничего не знающий о ССС, дискордианцах, ДЖЕМах или иллюминатах, укуренный в камень, Саймон Мун разглядывает полки в магазине уцененных товаров на Норт-Кларк-стрит. Он наслаждается вспыхивающей мозаикой цветовых оттенков и не имеет ни малейшего намерения что-либо покупать. Вдруг он застывает на месте, загипнотизированный объявлением над часами:

СОТРУДНИКАМ НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ

НЕ РАЗРЕШАЕТСЯ ПРОБИВАТЬ

ХРОНОКАРТУ ТАБЕЛЬНОГО УЧЕТА

ЗА ДРУГИХ СОТРУДНИКОВ.

НАРУШИТЕЛИ БУДУТ УВОЛЕНЫ.

АДМИНИСТРАЦИЯ

— Божья пижама! — недоверчиво бормочет Саймон.

— Пижама? Это в седьмой галерее, — услужливо произносит продавец.

— Да. Спасибо, — старательно выговаривает Саймон, отходя бочком и скрывая свою укуренность. «Божья пижама и тапочки, — думает он в полупросветленном трансе. — Либо меня глючит, либо вот это объявление полностью объясняет весь наш цирк».

— Забавнее всего, — сказал Сол, улыбаясь сквозь слезы, — что я ничуть этого не стыжусь. Два дня назад я скорее бы умер, чем позволил кому-то увидеть мои слезы — особенно женщине.

— Да, — отозвалась Мэвис, — особенно женщине.

— А разве нет? — вздохнул Сол. — В этом и состоит весь их трюк. Я не мог увидеть тебя, не увидев женщину. Я не мог увидеть этого редактора, Джексона, не увидев негра. Я не мог никого увидеть, не увидев на нем клеймо и ярлык.

— Именно так они нас разделяют, — мягко сказала Мэвис. — И так они обучают нас носить маски. Любовь оказалась самой прочной связью, которую им предстояло разрушить, поэтому они придумали патриархат, мужское превосходство и весь этот бред — результатом чего стал «протест против мужчин» и «зависть к пенису» у женщин, — чтобы даже влюбленные, глядя друг на друга, видели это разделение.

— О Господи, Боже мой, — простонал Сол, снова начиная горько плакать. — «Тряпкам, костям и пучку волос». О Боже. И ты была с ними! — внезапно закричал он, поднимая голову. — Ты — бывший Иллюминатус, именно поэтому ты играешь такую важную роль в плане Хагбарда. И вот почему у тебя эта татуировка!

— Я была одной из Пяти, которые управляют Соединенными Штатами, — кивнула Мэвис. — Одной из инсайдеров, как называет их Роберт Уэлш. Сейчас меня заменила Атланта Хоуп, глава «Божьей молнии».

— Я понял, я понял! — сказал со смехом Сол. — Раньше я смотрел во всех направлениях, кроме правильного. Он в Пентагоне. Вот почему у здания такая форма: чтобы он не смог сбежать. Ацтеки, нацисты… а теперь мы…

— Да, — сурово сказала Мэвис. — Вот почему каждый год бесследно исчезают тридцать тысяч американцев, и эти дела остаются нераскрытыми. Его надо кормить.

— Человек, даже голый, может быть в лохмотьях, — процитировал Сол. — Амброз Бирс об этом знал.

— И Артур Мейчен, — добавила Мэвис. — И Лавкрафт. Но им пришлось все шифровать. И все равно Лавкрафт зашел слишком далеко, упомянув название «Некрономикон». Вот почему он столь внезапно умер в сорок семь лет. А его литературного душеприказчика, Огаста Дерлета, вынудили вставить в каждое издание сочинений Лавкрафта примечание, что книги «Некрономикон» не существует — это, дескать, лишь плод фантазии Лавкрафта.

— А Ллойгор? — спросил Сол. — А долы?

— Реальны, — ответила Мэвис. — Все реально. Именно они вызывают кислотные «плохие трипы» и шизофрению. С ними устанавливается психический контакт, когда стена эго рушится. Вот куда посылали тебя иллюминаты, когда мы совершили налет на их подставной «Плейбой-клуб» и прервали процесс.

— Du hexen Hase, — процитировал Сол. Он начал дрожать.

До печально известного инцидента остров Фернандо-По привлекал особое внимание мировой прессы лишь единожды. В самом начале семидесятых (когда капитан Текилья-и-Мота только начинал осваивать азы искусства государственных переворотов и строил первые планы) антрополог Дж. Н. Марш из Мискатоникского университета выступил с возмутительными заявлениями. Якобы артефакты, обнаруженные на Фернандо-По, доказывают, что исчезнувший континент Атлантида действительно существовал. Хотя до этого профессор Марш славился научной осторожностью и академической педантностью, последняя опубликованная им книга «Атлантида и ее боги» стала предметом насмешек и издевок со стороны ученых коллег, особенно после того, как пресса раздула из его теории сенсацию. Многие приятели пожилого ученого даже видели в этой издевательской кампании причину его исчезновения, которое последовало через несколько месяцев и, как они подозревали, было самоубийством убитого горем искателя истины.

Совершенно недостоверными с научной точки зрения были признаны не только теории Марша, но даже его методы — например, цитирование книг «Священный гриб и крест» Аллегро или «Белой богини» Грейвза, словно эти авторы были столь же авторитетны, как Боуз, Мед или Фрэзер, — явно указывали на научное угасание. Это впечатление только усилилось из-за эксцентричного посвящения «Эзре Паунду, Жаку де Молэ и императору Нортону I». Истинной причиной разгоревшегося научного скандала стала не теория существования Атлантиды (на этой идее были помешаны многие горячие научные головы), а утверждение Марша, будто атлантидские боги действительно существовали — конечно же, не как сверхъестественные существа, а как более высокий тип жизни, ныне исчезнувший. Они существовали прежде человечества и обманом заставили первых людей поклоняться им как божествам и приносить кровавые жертвы на их алтари. Ученые обрушились на эту гипотезу с уничтожающей критикой. Их главным аргументом было отсутствие хотя бы одного археологического или палеонтологического свидетельства существования этих «богов».

Быстрое угасание профессора Марша в те несколько месяцев, которые прошли с момента единодушного неприятия научным миром книги до его неожиданного исчезновения, отозвалось болью в сердцах его коллег по Мискатонику. Многие понимали, что некоторыми представлениями он был обязан доктору Генри Армитиджу, который, по всеобщему мнению, «двинулся мозгами», посвятив слишком много лет разгадыванию непристойной метафизики «Некрономикона». Когда вскоре после исчезновения Марша библиотекарша мисс Горус упомянула во время факультетского чаепития, что весь последний месяц Марш изучал эту книгу, один католический профессор, не то в шутку, не то всерьез, сказал, что Мискатоник должен раз и навсегда избавиться от скандалов, передав «эту проклятую книгу» Гарварду.

В полиции Аркхема дело Марша поручили молодому детективу из отдела розыска без вести пропавших лиц, который ранее отличился тем, что сумел раскрыть несколько дел о пропаже младенцев. (Он разыскал их в одной из особенно гнусных сатанистских сект, процветавших в этом городе еще со времен охоты на ведьм 1692 года.) Детектив начал с того, что исследовал рукопись, над которой работал старый ученый после завершения книги «Атлантида и ее боги». Это было небольшое эссе, предназначенное для антропологического журнала. Текст оказался довольно консервативным по стилю и содержанию, словно профессор сожалел о дерзости предыдущих гипотез. Лишь одно примечание в сноске, содержавшее осторожное и сдержанное одобрение теории Эркарта о том, что Уэльс заселен потомками тех, кто спасся после гибели континента My, показывало, что профессор не отказался от странных идей, высказанных им в книге об Атлантиде. Однако последняя страница рукописи вообще не имела отношения к этому эссе. Похоже, это были наброски к статье, которую профессор намеревался в знак презрения ко всему научному сообществу предложить какому-то низкопробному оккультно-уфологическому журналу. Детектив долго ломал голову над этими заметками: