Страница 10 из 92
WE'RE GONNA ROCK ROCK ROCK AROUND THE CLOCK
TO NIGHT…
Там были шведы и норвежцы, датчане и итальянцы, французы и греки, даже американцы. Джордж и Хагбард пробираются сквозь толпу, пытаясь оценить ее численность. Двести тысяч человек? Триста тысяч? Полмиллиона? Эмблемы мира, болтавшиеся вокруг каждой шеи, обнаженные и раскрашенные тела, обнаженные и не-раскрашенные тела, длинные волосы, одинаково рассыпавшиеся по плечам юношей и девушек, а над всем этим гипнотический и нескончаемый ритм. «Вудсток в Европе, — сухо говорит Хагбард. — Последняя и окончательная Вальпургиева ночь, и, значит, сбывается пророчество Адама Вейсгаупта».
WE'RE GONNA ROCK ROCK ROCK TILL BROAD DAYLIGHT…
«Это Лига наций, — говорит Джордж, — молодежная Лига наций». Хагбард его не слушает. «Вон там, — показывает он, — на северо-западе, течет Рейн, на берегу которого якобы сидела Лорелея и пела свои смертельные песни. Сегодня ночью на Дунае музыка куда смертельнее».
WE'RE GONNA ROCK AROUND THE CLOCK TONIGHT…
(Но это пока в будущем, до которого остается семь дней, а сейчас Джордж лежит без сознания в окружной тюрьме Мэд-Дога. А все началось — та фаза процесса, как называл это Хагбард, — более тридцати лет назад, когда швейцарский химик по фамилии Хоффман влез на свой велосипед и съехал по сельской дороге в новые измерения.)
— И все они вернутся? — спросил Джордж.
— Все, — строго отозвался Хагбард. — Когда ритм достигнет необходимой интенсивности… если мы их не остановим.
(«Сейчас я врубилась, — воскликнула Мэри Лу. — Я и не думала, что будет так здорово. Это отличается от секса, и это лучше». — Саймон ласково улыбался. — «Вот это как раз и есть секс, крошка. А все, что было у тебя раньше, не было сексом. И теперь мы начинаем двигаться… но медленно… плавно… это путь Дао…»
Все они возвращаются; они никогда не умирали, — вопил сумасшедший ошалевшему санитару. — Подожди, начальник! Осталось недолго! Сам увидишь.)
Внезапно усилители взревели. Звук был невыносимым. Джордж поморщился и увидел, как все вокруг зажимают руками уши. ROCK ROCK ROCK AROUND THE CLOCK.
Ключ не подошел, провернулся в замке и выпал, ударив Малдуна по руке. «Нервы, — сказал он Солу. — Каждый раз, когда я этим занимаюсь, чувствую себя взломщиком».
Сол фыркнул: «Взлом — ерунда. До окончания дела нас еще могут успеть казнить за государственную измену. Если мы не станем национальными героями». Малдун начал пробовать другой ключ.
Они были в старинном особняке на Риверсайд-драйв и пытались проникнуть в квартиру Джозефа Малика. Оба хорошо понимали, что тут они не только ищут улики, но и прячутся от ФБР.
Из полицейского управления позвонили как раз в тот момент, когда они завершили допрос Питера Джексона, заместителя редактора. Малдун вышел, чтобы подогнать машину, а Сол заканчивал записывать словесные портреты Малика и Джорджа Дорна. Едва Питер Джексон ушел и Сол потянулся было за пятой из найденных записок, как вернулся Малдун. У него был такой вид, словно врач сообщил ему, что у него положительная реакция Вассермана.
— К нам на помощь спешат два специальных агента ФБР, — упавшим голосом сказал он.
— Ты все еще готов следовать интуиции? — спокойно поинтересовался Сол, заталкивая записки обратно в металлическую коробку.
Вместо ответа Малдун вызвал в кафетерий Прайсфиксера и сказал ему: «Через несколько минут здесь будут два федерала. Скажешь им, что мы уехали в управление. Отвечай на все вопросы, которые они зададут, но ничего не говори об этой коробке».
Прайсфиксер внимательно посмотрел на обоих офицеров и пожал плечами: «Вы начальник».
«Либо он глуп и доверчив, — подумал Сол, — либо настолько умен, что в один прекрасный день станет опасным».
Дверь плавно открылась. Входя в квартиру и нащупывая выключатель, Сол держал другую руку на рукоятке револьвера. Только когда вспыхнул свет и выяснилось, что в комнате никого нет, он облегченно вздохнул.
— Поищи собак, они должны быть где-то здесь, — сказал он Малдуну, — а я пока присяду и просмотрю остальные записки.
Беспорядок в гостиной, которая явно использовалась и для работы, и для отдыха, не вызывала ни малейших сомнений в том, что Малик был холостяком. Сол подошел к письменному столу, сдвинул в сторону пишущую машинку, поставил на освободившееся место коробку с записками и вдруг заметил нечто странное. Вся стена с этой стороны комнаты была увешана изображениями Джорджа Вашингтона. Подойдя поближе, он увидел, что на одних портретах стоит пометка «Дж. В.», а на других — «А. В.».
Странно… Впрочем, все это дело изрядно попахивало. Как те дохлые египетские ротоноски.
Сол уселся и вытащил из коробки очередную записку. Вернулся Малдун.
— Собак нет. Во всей квартире ни одной собаки.
— Интересно, — задумчиво прокомментировал Сол. — Ты говоришь, что хозяин дома слышал жалобы от других жильцов по поводу собак Малика?
— Он сказал, что все жильцы дома жаловались. Здесь домашние животные запрещены, и он за этим строго следил. Люди возмущались, почему их заставили избавиться от любимых котят, а Малику разрешается держать целую свору собак. Они говорили, что, судя по шуму, собак было не менее дюжины.
— Наверняка он очень любит своих собак, если, уйдя в бега, решил забрать их с собой, — задумчиво изрек Сол. Прыгун с шестом, прячущийся в его подсознании, начинал свой разбег. — Давай посмотрим в кухне, — предложил он.
Сол и Барни, который шел за ним по пятам, методично исследовали содержимое холодильника, кухонных шкафчиков и мусорного ведра.
— Собачьего корма нет, — подвел итог Сол.
— Я заметил.
— И собачьих мисок тоже нет. И пустых банок из-под собачьих консервов.
— И какие идеи отсюда следуют?
— Не знаю, — задумчиво сказал Сол. — Ему наплевать на то, что соседи слышат лай собак. Возможно, он из тех индивидуалистов-леваков, которые обожают ссориться с хозяином и соседями, намеренно нарушая все запреты. Поэтому он ничего не скрывал, пока ему самому не пришлось скрыться. И тогда он не только увел с собой собак, но и уничтожил все следы их пребывания в квартире. А ведь он не мог не понимать, что соседи все равно о них расскажут.
— А может быть, он кормил их человечиной, — гадливо предположил Малдун.
— Господи, откуда же я знаю. Осмотри-ка квартиру: может быть, найдешь что-нибудь интересное. А я пока почитаю.
Сол вернулся в гостиную и приступил к чтению:
ПРОЕКТ «ИЛЛЮМИНАТЫ»: ЗАПИСКА № 5
26 июля
Дж. М.,
Иногда можно найти нужную информацию в самом неожиданном месте. Приводимый ниже отрывок взят из журнала для девушек (Сандра Гласе, «Заговор», журнал «Тинсет», март 1969 г., стр. 34-40).
Саймон продолжил рассказ о баварских иллюминатах. Эта кошмарная история начинается в 1090 году на Ближнем Востоке: Хасан ибн Саббах основывает секту исмаилитов, или хашишин, называемую так из-за того, что все ее члены употребляли гашиш, сильный наркотик, получаемый из конопли, которая больше известна как дурь-трава, или марихуана… Секта терроризировала мусульманский мир до тех пор, пока всю эту территорию не завоевало монгольское войско Чингиз-хана, установившее там закон и порядок. Вытесненные в горы, наркоманы-хашишин не могли противостоять здоровым монгольским воинам, их крепость была разрушена, а их танцовщицы отправлены в Монголию на перевоспитание. Руководители секты бежали на запад…
«В следующий раз иллюминаты явили себя миру в Баварии, в 1776 году, — сказал мне Саймон… — Оккультист Адам Вейсгаупт изучил наставления Хасана ибн Саббаха и выращивал коноплю у себя во дворе. Второго февраля 1776 года Вейсгаупт достиг иллюминизации, или просветления. Первого мая того же года он официально основал секту Древних Видящих Иллюминатов Баварии. Их лозунгом было «Ewige Blumenkraft»[8]… Они привлекли в свои ряды многих выдающихся личностей, например, Гёте и Бетховена. Бетховен прикрепил плакатик «Ewige Blumenkraft» к пианино, за которым он сочинил все свои девять симфоний».
Однако самым интересным оказался последний абзац:
Недавно я видела документальный фильм о съезде демократической партии 1968 года, и меня поразил эпизод, в котором сенатор Эйбрахам Рибикофф позволил себе сделать критическое замечание, разгневавшее мэра Чикаго[9]. В возникшей суматохе было невозможно разобрать, что крикнул ему в ответ мэр, и эта неясность спровоцировала массу самых разных домыслов. Лично мне показалось, что на его губах можно было прочесть ставшую к тому времени пугающе знакомой фразу: «Ewige Blumenkraft».
Чем дальше я копаю, тем фантастичнее все это выглядит. Когда мы расскажем обо всем этом Джорджу?
Пат
8
Власть цветов навеки (нем.).
9
Сенатор Рибикофф взбесил мэра Дэйли, критикуя тактику чикагской полиции по разгону антивоенной демонстрации.